— У него были светлые волосы?

Доктор Хатчинс рассмеялся.

— То, что от них осталось — да. Он облысел сверху, но те, что остались, были светлыми. Помните ещё что-нибудь о нём?

В голове возникли какие-то образы, и я сморщила нос при воспоминании о непонятном и неприятном запахе.

— Когда он говорил, от него странно пахло. Я помню, что отодвигалась от него, но я не помню, что это был за запах или почему он мне не нравился.

Он снова засмеялся, кивая головой в знак согласия.

— Да, от него неприятно пахло. Он был алкоголиком, поэтому больше не является психиатром Стейтем. — Его кресло скрипнуло, когда он откинулся назад и стал барабанить пальцем по подбородку. Под его непоколебимым взглядом мне стало неуютно, и я взглянула на настенные часы, которые тикали каждую секунду.

— Я собираюсь пересмотреть ваши предписания лекарств сегодня днём, вы также будете видеть меня то тут, то там по всему отделению, так как я буду наблюдать за пациентами. Пожалуйста, постарайся не беспокоится из-за моего присутствия и не позволяйте этому повлиять на ваше обычное поведение. Ваши лекарства, вероятно, изменятся, потому что я не разделяю мнения, что накачивать вас наркотиками и держать в постоянном оцепенении в ваших же интересах. Надеюсь, однажды, когда тучи начнут рассеиваться в вашей голове, мы добьёмся прогресса в том, чтобы вы смогли вспомнить прошлые события вашей жизни. Вам все подходит?

— А у меня есть выбор?

Он смеялся, пока снимал очки и протирал линзы салфеткой из диспенсера на столе.

— Вы очень проницательны. Нет. Выбора нет. Также у вас нет выбора в том, что вы будете принимать участие во встречах со мной в ближайшие недели. Есть один вариант, однако, есть и одна вещь, которую вы должны знать об этом заведении: никто не покинет это место, пока я не разрешу им. Если вы будете работать со мной, и я увижу, что вы больше не страдаете психическими заболеваниями, которые привели вас к обвинениям в преступлениях, то я отправлю вас домой. Если вы будете хулиганить или сопротивляться терапиям и медикаментозному лечению, тогда останетесь здесь, пока не научитесь себя вести, даже если это будет означать, что вы останетесь здесь на всю жизнь. Поэтому, ваше поведение — ваш выбор,— сделав паузу, он позволил мне привыкнуть к этой пикантной новости, прежде чем добавить: — Я планирую начать ваше лечение, как только закончу с обследованием остальных пациентов в отделении.

— Недели? Сколько времени я буду оставаться здесь? Если я иду на поправку, не должны ли меня освободить?

С суровым выражением лица, он пристально посмотрел на меня, его взгляд раскалил мою кожу.

— Если вы идёте на поправку, то вас будут судить за преступления. Вы были непригодны для того, чтобы предстать перед судом и представляли опасность для себя и других людей. Единственная причина, по которой вы не заперты в тюремной камере смертников — ваша психическая неуравновешенность.

Я не смогла сдержать свой гнев.

— Я никого не убивала! Я даже не знаю, кто эти мужчины…

— Не повышайте на меня голос, мисс Саттон. Я и так зашёл слишком далеко, что позволил вам эти заскоки в поведении, но я начинаю уставать от вашего неповиновения. До тех пор, пока вы под моей опекой, вы научитесь контролировать свои выплески эмоций, иначе вас будут сдерживать и физически, и химически, если это будет необходимо.

— Вы имеете в виду, с помощью лекарств. Вы накачаете меня до такой степени, что я не смогу сопротивляться.

— Если потребуется. Как я уже говорил, я не поклонник этого вида сдерживания, но в определённых случаях это неизбежно.

Встав с кресла, он обогнул стол, чтобы встать передо мной. Я вытянула шею, чтобы посмотреть на него, мои мышцы болезненно напряглись от злости и отказа признавать, что я совершила любую из тех вещей, за которые была обвинена. Но так было до того, как он приблизился ко мне, а запах его одеколона донесся до моего носа — нечто завораживающее и экзотическое, мужественное и землистое. Я вздрогнула от его запаха, отвела от него взгляд и сжала руки на коленях так, что мои короткие ногти впились мне в кожу.

— Посмотрите на меня, мисс Саттон.

Я сделала так, как мне было сказано, потому что не было смысла сопротивляться. Клубок понимания медленно проник в мои мысли, и я осознала ужасные обстоятельства этого места, тщетность и мучительную правду, что я находилось под их контролем. Любой намёк на сопротивление, и мне бы дали дозу лекарств, а потом я бы просто пускала на себя слюни до тех пор, пока не начала бы одобряюще кивать на все страшные вещи, которые они запланировали. Они лишали тебя твоей силы, твоего голоса, всей твоей жизни, и заменили это зданием, подразумевающим лечебницу для сумасшедших.

— Так как вы — мой пациент, то находитесь под моим контролем и также под моей защитой. Я, в любом случае, не наврежу вам. Моя единственная задача — помочь. Однако, любое сопротивление с вашей стороны будет встречено с соответствующим принуждением. Вы понимаете?

— Да, сэр. — выплюнула я, злясь на то, что за меня отвечает человек, которого я даже не знаю.

— Хорошая девочка, — отступив, он предложил мне руку. Я отказалась от неё, и он пожал плечами, убрав руку обратно.

— Терри ждёт вас в коридоре. Наш сеанс закончился, и вас отведут на встречу с братом.

Я встала, отказываясь смотреть ему в глаза, когда пересекала комнату в сторону двери. Когда я открыла её, он окликнул меня.

— Я с нетерпением жду наших дальнейших сеансов, мисс Саттон. Уверен, что скоро увижу вас.

Пройдя через дверной проём, я почти побежала к Терри, слёзы вырвались из моих глаз, когда она закутала меня в теплые объятия. Она погладила меня по голове, тихонько подбадривая, как будто я была ребёнком.

— Ну, ну, птенчик. Я знаю, сейчас всё это пугает, но я обещаю, что скоро всё наладится.

Глава 3

«Я схожу с ума с длинными интервалами ужасного здравомыслия».

Эдгар Аллан По

Войдя в абсолютно белую комнату, я задалась вопросом, почему в этом месте дефицит цвета. Как будто все формы красоты были выброшены из этого места, оставив нас безжизненными и опустевшими, бродящими по этим комнатам среди стен, которые невозможно отличить друг от друга.

В центре комнаты стоял длинный деревянный стол, белая краска, покрывающая его, потрескалась и под ней было заметно светлое дерево. Стулья были пластиковыми. Окна — грязными и серыми, как результат металлических заслонов, покрывающих поцарапанные и мутные небьющиеся стёкла.

Заняв место за столом, я стала терпеливо ждать, когда Даин войдёт в комнату. Я знала, что он проходил обыск, чтобы убедиться, что он не принёс в комнату ничего, что я могла бы использовать для побега из этого ада, в котором заперта.

Дверь распахнулась с шипением, перед тем как захлопнуться позади высокого и широкого тела моего единственного брата. Вспыли воспоминания нашего детства, но те образы никак не совпадали со взрослым мужчиной, которым стал Даин. Одетый в пару тёмных джинсов и коричневую кожаную куртку, он с осторожностью пересёк комнату, в его голубых глаза, смотрящих на меня с вопросом, промелькнул светлый оттенок.

— Как ты себя чувствуешь, малыш?

Я ответила ему фальшивой улыбкой в попытке успокоить его сердце. Я знала, что ему нелегко видеть меня в этом месте — в таком состоянии.

— Я в порядке, — ответила я, в то время как моё маленькое тело было полностью поглощено теплом и силой его объятий. Я чувствовала себя в безопасности, прижимаясь к его груди, и на мгновение почувствовала, как будто оказалась дома. Опираясь своим подбородком на мою голову, он сжал меня крепче.

— Ты хорошо выглядишь. Лучше, чем на прошлой неделе. — Его подбородок двигался на моей голове, когда он говорил, и я с неохотой отпустила его, чтобы ответить.

— Мне страшно, Даин. Я думаю, что начинаю всё вспоминать. Я начинаю вспоминать это место, но я не знаю, почему я здесь.