Лили больше не будет мне сниться. Грейнджер тоже больше не появится. Да, я сам виноват, что слишком вспылил тогда, после слов Шеклболта. Аврорская сволочь просто ответила язвительным выпадом на мои раздраженные фразы, а я понял высказывания Шеклболта точно так, как все это время боялся понять поступки Грейнджер. Или Шеклболт специально подвел меня к такому решению – не знаю. Он не дурак, и мое сближение с Грейнджер не было ему на руку.
Я сам виноват, что выставил ее за дверь и заявил, чтобы не смела даже появляться у меня на пороге. Сам виноват, что вспылил попусту и не захотел тут же признать свою ошибку – как тогда, с Лили. Это было глупо, как и то, что до сих пор злюсь на Грейнджер – и за то, что не поверила мне сразу, и за то, что она верила Кингсли, и за жалость ее гриффиндорскую…
Понимаю, что должен был ответить на ее первое письмо со сбивчивыми и чуть занудными извинениями, пафосное и какое-то… подростковое. Там только дешевых угроз не хватало в духе “не простите – утоплюсь в ближайшем пруду”.
Понимаю, что нужно было ответить хотя бы на второе письмо, но мне вдруг взбрело в голову, что правильнее будет сжечь это письмо, не читая. Я злился, что слишком ждал этого письма, злился, что Гриффиндорская Всезнайка может получить надо мной ту власть, которая прежде была лишь у Лили. Или уже получила. Я слишком увлекся Грейнджер за те месяцы, пока рассчитывал поттеровский обряд заново. И если бы ушла она – это было бы слишком… слишком так же, как когда ушла Лили.
Поэтому это было почти легко – наблюдать, как исписанная чернилами бумага корчится в пламени. Почти легко и почти весело. Наверное потому, что я был уверен – будет третье письмо. Но его не было. Все закончилось, так и не начавшись.
Лили перестала мне сниться, но не прийти в день ее смерти на кладбище я не могу. В этот день там всегда много цветов. И людей тоже много, поэтому приходить лучше вечером, когда кладбище опустеет. Но на этот раз побыть одному не удалось – не успел я положить цветы, как появился Поттер. Ничего не значащий обмен любезностями и, внезапно, режущий душу вопрос:
– А вы никогда не думали, что было бы, если бы моя мама вас простила?
Не издевается. Но и ответ ему известен. Вопрос риторический.
Думал. Множество раз думал. Что было бы, если бы я попросил прощения еще раз. Если бы сказал, что не буду общаться с Эйвери и компанией. Если бы я заткнулся, а не орал ей гадости, когда она едва не в драку с Поттером из-за меня полезла. Если бы…
Поттер пинает ботинком жухлые листья на дорожке и вдруг задает еще один вопрос, которого я меньше всего ждал:
– Но тогда какого гиппогрифа вы сами не смогли простить?
Вскидываю бровь и иронично кривлю губы:
– Ну что вы, Поттер. Я вас ни в чем не обвинял. Вы же не знали, что я собирался сказать вам нечто жизненно важное.
– Вы прекрасно понимаете, что я говорю не о себе, сэр. О Гермионе. Если бы вы не простили мою глупость – я бы понял. Но вы так отнеслись к единственному человеку, который вам поверил. И заставил поверить Кингсли, да и весь аврорат с Визенгамотом. Который столько месяцев подряд пытался помочь вам вернуться к нормальной жизни…
– Я не просил ее о помощи, Поттер, – почти выплевываю я, не собираясь слушать эти его нравоучения. Сопляк паршивый.
– Не просили. Но помощь была вам нужна, - отвечает он спокойно. - Именно поэтому я и хотел узнать, почему вы так и не смогли простить. Когда сами ждали прощения.
– Ситуации, знаете ли, разные, Поттер, – говорю ему ядовито. – Я аврорам в допросах не помогал. И, уж тем более, не играл в “доброго аврора”, пытаясь вынюхать хоть что-то.
Он вскидывается, даже открывает рот для тирады, но молчит. И переводит взгляд на могилу родителей.
– Да, сэр. Ситуации были разные. Особенно финалы. Вы правы.
Он сухо прощается со мной и уходит, а я еще долго сижу на кладбищенской скамейке. Мне так же тошно, как восемнадцать лет назад, когда я узнал о смерти Лили.
“Ситуации разные” – это я очень точно брякнул. Лили мертва из-за моего поступка, и ее не вернуть, как бы мне этого ни хотелось. А я жив. И мне очень хочется верить, что Лили простила мне все. Не только те слова, что я выкрикнул со злости.
Поттер прав. И это неприятно. Но еще неприятнее понимать, что мне не хватает Грейнджер. И что я злюсь на нее – ну почему она не придет и не извинится снова?! Я бы согласился с ней общаться…
А сам я к Лили больше не подошел ни разу. Не рискнул. Не хотел унижаться. И был уверен, что она меня прогонит.
Грейнджер присылала сову с письмами. На которые я так и не ответил. Что если… Она наверняка обрадуется, если я зайду к ней на чай. Уже вечереет, завтра рабочий день – она наверняка сейчас что-нибудь читает в компании своего кота устрашающих размеров.
Аппарирую к ее дому, поднимаюсь на второй этаж и стучу в дверь. Тишина. Странно, в такое время Грейнджер должна быть в своем любимом кресле, в которое она забирается с ногами. И с этим отвратительным котом.
Может, зачиталась и не хочет открывать? Спускаюсь вниз, смотрю на окна. Темные. Никого нет дома? Или она спит? Не понимаю.
Но не торчать же здесь всю ночь, как подростку. Аппарирую домой и пишу короткую записку.
„Мисс Грейнджер,
я был бы рад увидеть вас у себя дома завтра вечером на чай.
С уважением,
Северус Т. Снейп“
Немного чопорно, но… уж лучше так. Отправляю почтовую сову с запиской, строго-настрого наказав без ответа не возвращаться, и спускаюсь в лабораторию, чтобы чем-то себя занять. Во втором часу ночи я не выдерживаю и поднимаюсь в гостиную – уж теперь-то сова точно вернулась. Тишина. Выхожу на крыльцо – может, глупая птица оставила мне письмо на пороге. Ничего. Ни-че-го.
Спать я ложусь уже под утро, злой и уставший. Снится мне всю ночь какая-то мерзость – явно отголоски прошлогодних допросов в аврорате: будто Грейнджер решила мне что-то доказать и затеяла какой-то эксперимент с дементорами, якобы пытаясь ответить на то, что я сказал ей сгоряча – „невозможно простить того, кто сам не прошел через то же самое“. Только эксперимент пошел совсем не так, как она надеялась – Грейнджер погибла.
Проснулся я совершенно разбитый и в каком-то тревожном настроении. Неужели я действительно боюсь, что у Грейнджер завелся кто-то, кроме кота? Вздор. Я… Мне просто не нравится, что она не ответила сразу же. И сон сегодняшний тоже не нравится.
Совы все нет. И на пороге пусто. Может, письмо унесло ветром?
К обеду я уже настолько взвинчен, что не могу ни на чем толком сосредоточиться. Грейнджер всегда отвечала тут же. Почему же сейчас?..
Почтовая сова появляется ближе к вечеру, когда я уже готов послать второе письмо – на всякий случай. Взъерошенная птица выглядит очень недовольной, словно я ей печенье должен. За такую работу ни крошки не получит, пусть не пыжится.
Разворачиваю свиток, и не сразу понимаю, как это может быть. Смотрю на сову, а она только ухает возмущенно.
Или птица мне на этот раз досталась предельно тупая, или…. вот об этом „или“ я думать не хочу. Совсем не хочу. Потому что я знаю, в каких случаях совы не могут доставить письма адресату.
Я снова аппарирую к дому Грейнджер, стараясь не вспоминать о том, что мне сегодня снилось. Грейнджер – не глупый подросток, она умная и взрослая, она бы такого не устроила. Я не верю.
Звонок в дверь отзывается гулких эхом, но из комнаты не доносится ни шороха. Окна ее квартиры по-прежнему темные. И стекла выглядят слишком грязными. Но на звонке ее фамилия. И на маггловском почтовом ящике тоже.
На этот раз я ухожу не сразу. Жду. Часов до трех ночи. А потом понимаю, что это бесполезно – сегодня она уже не придет.
Отправляюсь домой и всю ночь ворочаюсь – мне снятся отголоски вчерашнего сна про дементора. А с рассветом я аппарирую в Мунго. Работу Грейнджер прогуливать не стала бы.
Там мне говорят, что она уволилась. Давно, месяца три назад. То есть, вскоре после нашей ссоры. На вопрос, а как можно связаться с Грейнджер, колдомедики не отвечают. Пожимают плечами и тут же торопятся по своим делам. Все одно к одному – и их слова, и то, что Гермионы нет дома, и что сова так и не смогла ее разыскать, и то, что сказал мне Поттер, причем сказал в прошедшем времени, словно уже ничего не изменишь. Легилименцию к ним я применять не рискую, хоть и знаю наверняка, что колдомедики что-то скрывают. Манеру Кингсли заминать скандалы я тоже помню прекрасно – что бы ни случилось, колдомедики озвучат версию “Грейнджер уволилась”, просто потому, что не захотят идти против аврората. То есть, мне нужно либо выпытывать подробности у Поттера или у самого Кингсли, либо смириться. Разница не велика – я и так в общих чертах все понимаю, а детали уже ничего не изменят. И от этого ощущения мне тошно.
