Не думаю, что он видит во мне женщину. Скорее – некий гибрид нескладной школьницы и бесполого колдомедика или, что еще хуже, бесполого аврора. Когда у него хорошее настроение от того, что снова удалось продвинуться в расчетах, он делает перерыв, и тогда с ним можно поговорить о чем-нибудь, не имеющем отношения к обряду. О темных искусствах и зельях, о Хогвартсе и преподавании, о магических дуэлях и их истории. Мне с ним интересно, как ни с кем другим, но кажется, что он предпочел бы моей компании общество Малфоев или, на худой конец, книгу и бокал красного вина. Но вино ему еще нельзя – организм не успел восстановиться, а Люциус Малфой появлялся тут лишь два раза – Кингсли настоятельно просил ограничить эти визиты в мою квартиру. Я пытаюсь запомнить все, что он говорит, впитать его слова, но все чаще хочется просто слушать его голос.
Март идет к концу, на улице настоящая весна и хочется вырваться из дома на волю, пройтись по бульвару, держа его за руку, чувствовать на щеках солнечные лучи, а на губах – вкус его поцелуев. Вкус, о котором я не имею ни малейшего понятия, но почему-то думаю, что он должен быть как горький шоколад. Рон был как молочный. Пожалуй даже как молочный с орехами. А тут – горький шоколад и кофе, черный, без капли молока. Или нет, не кофе, а черный чай. Да, ему это подойдет больше.
- Мисс Грейнджер, - возвращает меня к реальности его голос, - раз уж вы уже четверть часа бездумно пялитесь на меня с характерной для старшекурсников улыбкой, не смею вас больше задерживать. Прогуляйтесь, проветритесь, встретьтесь наконец с тем, о ком так мечтательно улыбаетесь, но не отвлекайте меня своим нерабочим настроением.
Спорить с ним бесполезно, поэтому беру плащ и отправляюсь на улицу. Долго стою у подъезда, никак не могу придумать, куда теперь идти. Просто гулять одной по бульвару кажется мне пустой тратой времени, тем более, когда Северус корпит над бумагами. Весенний день уже не кажется радостным, солнце слепит глаза и хочется поскорее вернуться домой. Может, прогуляться до кондитерской “У Марселя”? Там уютные зеленые кресла, очень вкусный яблочный пирог и густой горячий шоколад. Настоящий горячий шоколад, а не жидкое какао, притворяющееся шоколадом.
Пока я успеваю дойти до кафе, настроение успевает снова стать весенним, а главное, мне приходит в голову замечательная идея – не надо сидеть в том кафе одной и ерзать от вины, что Северус работает, а я развлекаюсь. Гораздо честнее будет взять “на вынос” несколько кусков яблочного пирога и попросить налить мне большой термос горячего шоколада. Эту еду Северусу уже давно можно, а сладкое он любит.
Сворачиваю в ближайший дворик, присаживаюсь около скамейки, чтобы со стороны не было видно, что именно я делаю. Трансфигурировать в литровый термос складной зонтик, так кстати оказавшийся в моей сумке, дело пары секунд. Наверное, не следовало мне так торопиться – термос получился в шотландскую клетку и с петелькой от зонтика, но в остальном он вполне нормальный. По крайней мере, шоколад до квартиры я доношу еще горячий, а термос Северус не заметил, иначе наверняка бы высказался насчет успехов в трансфигурации. Вот и замечательно. День можно считать удачным.
А на следующее утро он говорит, что все готово. Осталось перепроверить расчеты и можно приступать. Все закончилось.
*
Обряд прошел удачно, Гарри отпустили из больницы в тот же день – он отправился вместе со всеми Уизли в Нору. И в тот же вечер Северус уехал к себе домой. Сразу после того, как мы отметили его победу – над хоркруксом и над авроратом – в кондитерской “У Марселя”. Северус шутил о слизеринском цвете кресел, с удовольствием пил горячий шоколад и казалось, что будущее все-таки есть. А на следующее утро все рухнуло.
Я аппарировала к его дому – хотела предложить отправиться в Хогсмид или просто погулять по Лондону, но Северус не пустил меня даже на порог. Сказал, что никогда не простит мне работы на Кингсли, что невозможно простить того, кто сам не прошел через то же самое. Сказал, что я со своими попытками втереться к нему в доверие ничем не отличаюсь от остальных авроров, а мои идеи использовать шоколад как аналог дамблдоровских лимонных долек – просто глупость.
Еще накануне я была готова, что он не захочет больше со мной общаться, но даже предположить себе не могла, что это будет так. Резко, несправедливо, зло. А уж после уютного вечера в кондитерской это стало для меня полной неожиданностью, выбившей почву из-под ног.
Не помню, как я добралась до дома. Хотелось обнять Косолапуса и никого не видеть. А через пару часов в окно постучала сова. Письмо, вернее, записка от Кингсли. Он что-то “неудачно сформулировал” в беседе с Северусом, тот вспылил и “сделал неверные выводы”. Кингсли обещал все уладить со временем, и меня это обещание напугало – мало ли что придет ему в голову, с его-то методами… Я тут же написала ответ, что личные дела буду решать сама, и села писать письмо Северусу.
А он не ответил.
И на второе письмо, которое я отправила через несколько недель – тоже.
Можно было злиться на его вспыльчивость или на умение Кингсли все и всем испортить. Можно было злиться на себя, что не попыталась поговорить с Северусом до обряда. Или на то, что так долго не верила ему, когда он пытался доказать мне, что невиновен. Но злости не было. Была пустота и ощущение, что мне тут больше нечего делать. Все кончено.
Верно, Северуса удалось вытащить из аврората, и обряд отторжения хоркрукса прошел удачно. И это главное. А на остальном нужно поставить точку.
~ Конец первой части ~
Комментарий к Глава 10
Мне очень важен положительный фидбэк, поэтому я всегда с нетерпением жду ваших отзывов.
Огромное спасибо всем, кто исправляет опечатки в “публичной бете”!
========== Глава 11 ==========
Часть вторая. POV Северуса.
Мне удалось отбиться от аврората и обряд отторжения хоркрукса прошел удачно. А это главное.
В мой последний год в Хогвартсе я не строил никаких радужных планов, не надеялся выжить. Но все же выжил. Получил орден Мерлина первой степени, о котором прежде мечтал и который кажется мне сейчас яркой и бесполезной побрякушкой. Получил, как выразился Шеклболт, “солидную пенсию” – ее хватает, чтобы не работать, но при этом жить вполне прилично. Можно закончить все те рецепты зелий, до которых в Хогвартсе руки так и не дошли. Можно согласиться приготовить несколько любопытных зелий, создание которых больше похоже на работу скульптора, чем на варку зелья. Можно переехать из родительской развалюхи в более приличное место. Можно. Даже нужно – за эту развалюху готовы заплатить как за нормальный дом, потому что какая-то компания хочет скупить весь район и построить тут что-то новое. Очень вовремя.
Возможностей много, но радости все это не приносит – ни работа над рецептами, ни приготовление зелий, ни мысли о том, в каком месте я хотел бы жить.
Все закончилось с выздоровлением Поттера. Я обещал Лили, что помогу ее сыну, и я помог. Я оплатил все счета с лихвой, Лили больше не будет мне сниться.
Она давно уже перестала быть для меня реальной женщиной, превратившись в недостижимый идеал, в совесть, как бы пафосно это ни звучало. Она снилась мне всякий раз, когда я хотел сдаться и отступить. Всегда один и тот же сон: я сижу на руинах дома Поттера и обнимаю ее, пока еще живую. Лили просит не оставлять ее сына, защитить его, а я умоляю ее замолчать, поберечь силы, до тех пор, пока появятся колдомедики. В этом проклятом сне я не умею ни останавливать кровь, ни заживлять раны. Ничего не умею. И ничего не могу. А она не слушает меня, только повторяет снова и снова, что я должен помочь Гарри. А потом ее глаза закрываются и я понимаю, что ее больше нет. И просыпаюсь.
Когда я в ту жуткую ночь добрался до Годриковой лощины, Лили уже была мертва. Я обнимал уже остывающее тело. Но в моих снах она всякий раз умирала у меня на руках и просила о помощи. Последний раз это снилось мне в квартире Грейнджер.
Я прекрасно понимал тогда, что Гермиона слишком беспечна и что опыта в колдомедицине у нее не слишком много – если мне удастся схватить нож и нанести точный удар, она не сможет заставить мое тело жить. Нужно только поточнее все спланировать, и тогда я был бы свободен от аврората, допросов и дементоров. Все закончилось бы очень быстро и почти безболезненно. А треклятый сон совершенно выбил меня из колеи, и я не был в состоянии думать о чем-то кроме того, что спасти сына Лили я так и не смог. А потом Грейнджер сказала, что он жив. И что она попытается доказать мою невиновность.
