– Что с тобой? Я не узнаю тебя, Брунгильда!

– А я не узнаю тебя! – отозвалась она. – Сначала ты приходишь не пойми зачем, не хочешь даже поздороваться с родной дочерью, потом отказываешься толком что-то сказать и вместо этого пытаешься убить невинную птичку! Как будто и родственных чувств у тебя нет.

– Предательница! – взорвался Вотан. – Как ею была, так и осталась!

– Выбирай выражения, господин странник. Законы гостеприимства законами, но они не дают тебе права оскорблять мою жену, – неожиданно раздался предательски дрожащий голос у него за спиной. Вотан обернулся и увидел Миме, успевшего сбегать в кузницу за молотом и угрожающе приподнявшего этот молот над головой гостя.

Брунгильда слабо рванулась, будто бы она могла помешать назревавшей драке. Но Вотан и сам догадался, что его основная цель – застращать Миме, предсказав ему гибель – уже невыполнима. Он поднял руку:

– Спокойно! Я ухожу! Но не надейся, гном, выковать мой Нотунг! Его может сковать лишь тот, кому неведом страх.

– Не больно и на-а-адо-о-о! – крикнул Миме вслед ему, когда он степенно пошёл прочь и словно растворился в метели.

Гном отложил молот и подошёл к Брунгильде. Девушка сидела на скамье и плакала, а птичка, хлопая крыльями, смахивала ей слёзы с лица.

– Я не знаю, что с отцом произошло, – всхлипывая, прошептала Брунгильда. – Или, может, со мной? Всю жизнь я была уверена, что он самый любящий и понимающий отец на свете! Ах, и зачем он сюда пришёл? Может, нарочно, показать, как он теперь меня презирает?

Пичужка замотала головкой и принялась взволнованно разъяснять, что имел Вотан в виду на самом деле. В стотысячный раз, почесав ей зобок, Брунгильда вздохнула:

– Добрая птиченька! Как же жаль, что я не понимаю тебя!

Миме, склонившись, взял её за руки. Она сквозь слёзы поглядела на него:

– И откуда это ты набрался смелости за меня вступиться?

– Я? Я не за тебя, – принялся оправдываться Миме. – Я только не люблю, когда в моём доме наглеют.

Брунгильда встала в полный рост и с улыбкой увидела, что гном опять по привычке съёжился.

– Миме, а если совсем честно?

– Если совсем честно – никакой смелости у меня не было! – выпалил он. – Словно бы ты не видела, что я дрожал как заячий хвост.

– Нет, повторю в который раз: ты безнадёжен.

Но тяжесть немного отлегла от сердца бывшей валькирии. Достаточно зная Миме, она понимала, что он на самом деле защищал её. Конечно, то, что он не терпит наглости, тоже сыграло свою роль – но он защищал Брунгильду. А вот что нашло на Вотана, что тот на прежнюю любимицу так накинулся?!

Слёзы снова закипели в глазах.

– Брунгильда, сядь или опустись на корточки, я не хочу ломать второй стол, – подал голос Миме.

– Какие приземлённые мысли, – порядка ради отметила Брунгильда, но села и протянула к нему руки. Гном вскарабкался к ней на колени, и она уткнулась мокрым от слёз лицом ему в плечо.

– Ты зальёшь мне весь плащ, – укоризненно проворчал Миме, одновременно свободной рукой прижимая её к себе и поглаживая по длинным волосам. – Эти женщины! Вот никак они без плача не могут!

– Миме, когда-нибудь в этой жизни ты перестанешь молоть чепуху?..

– Да успокойся ты… Подумаешь… ходят тут всякие Вотаны…

Вскоре во время небольшого затишья вернулся от Гибихунгов Зигфрид. На его счастье, сугробы ещё не успели сильно вырасти. Дотащившись наконец до порога, мальчик собирался постучать и обнаружил, что дверь не закрыта. Удивившись – ведь Миме вечно боится ночной темноты, сквозняков и диких зверей! – он заглянул внутрь.

И, едва сдержав смешок, немедленно высунул голову обратно, опять прикрыл дверь и пошёл к чёрному ходу в кузницу. С лестницы всё отлично видно. Не каждый день застанешь Миме нежно целующим Зигфридову тётушку…

========== Глава 11. Опрометчивость и болтливость ==========

За ночь погода снова ухудшилась. Вьюга за окном выла громче стаи волков. О том, чтобы идти в гости, не могло быть и речи. Зигфрид уселся на подоконник рядом с белой птичкой и её птенчиками. Все они понуро нахохлились.

– Чем сидеть и бездельничать, сделай-ка лучше проверочную работку, – прикрикнула Брунгильда, накрывая стол к завтраку. – Узнаем, что отложилось у тебя в голове за то время, что я тебя учу воинскому искусству.

– Ну-у, – протянул Зигфрид.

– А потом поработаешь в кузнице. Миме жалуется, что ты отлыниваешь и не хочешь ему помогать, – не терпящим возражений голосом добавила Брунгильда.

– Тётушка, ты сегодня слишком сердитая, – заключил он. Она была неумолима:

– Бери дощечку и напиши руны. Потом расскажешь мне про завоевания Британских островов и перечислишь все правила честного боя.

Мальчик поворчал ещё немного про себя, но вынужден был послушаться.

На самом деле Брунгильда сердилась не столько на шалопая-племянника, сколько на себя саму. Ей было вроде бы стыдно за свои вчерашние ласки с Миме, но в то же время она вспоминала о них без всякого отвращения – и поэтому злилась.

Миме же об этом как будто не вспоминал. Спустившись к завтраку, он отпустил пару обычных язвительных замечаний в адрес Брунгильды и не без злорадства напомнил Зигфриду о предстоящей работе в кузнице. В общем, вёл себя, как в любой другой день.

Только когда Зигфрид cел в уголок и, грызя рукоятку ножичка от усердия, принялся старательно вырезать на досточке руны, нибелунг тихонько сказал Брунгильде:

– Надеюсь, ты не возьмёшь в привычку постоянные сюсюканья и нежности?

– Жди! – услышал он исчерпывающий ответ.

Миме понимающе кивнул.

– Ну и замечательно, – фыркнул он.

Брунгильда даже слегка обиделась:

– А кто вздыхал, что я с тобой холодна?

– Но это было в первые дни, когда я ещё плохо знал, что ты из себя представляешь, – с торжеством провозгласил гном.

Она рассмеялась. В общем-то этого следовало ожидать. Миме из кожи вон лез, чтобы скрыть перед бывшей валькирией свои слабости, и к слабостям он, несомненно, причислял и любовь. Можно было ещё немного подразнить его; скажем, спросить, почему же он вчера, в таком случае, стал к ней ластиться. Но это было бы уже рискованно, и Миме вполне мог серьёзно обидеться и начать избегать Брунгильду совсем… Этого ей бы очень не хотелось.

– А я закончил! – звонко крикнул Зигфрид. Брунгильда, шутливо влепив Миме пощёчину, переключила внимание на племянника. Вскоре он уже с напряжённым лицом стоял перед ней и рассказывал историю завоеваний Британских островов. Белая пичуга со своими птенчиками чирикала подсказки, но он, конечно, ничего из них не понимал.

Миме, которому быстро надоело всё это слушать, пошёл, как всегда, в кузницу. Там он вынул из тайничка пресловутые обломки Нотунга. Полюбовался их мутным сизым блеском.

«Может, дать Зигфриду сковать их уже сейчас? – подумал он. – Раз эта пичуга слышала от воронов Вотана, что всё равно никому больше это не удастся, да и Вотан сам подтвердил. Мальчишка единственный из нас троих понятия не имеет о страхе. Пусть восстановит папашин клинок, одолеет дракона, и я заживу наконец-то спокойно…»

Но тут же гному пришло на ум, что даже с чудесным мечом Зигфрид – ещё дитя, меньше ростом, чем он сам. А у Фафнер одна морда величиной с полтора десятка гномов. Вдруг мальчик погибнет?

Нибелунг страшно удивился – ведь ещё недавно он мечтал о том, как и Зигфрид, и дракон погибнут в битве. Что же сейчас?.. А воображение услужливо предложило ещё более пугающий исход событий: что, если Брунгильда – горячая голова! – кинется спасать воспитанника, и её Фафнер тоже растерзает.

Миме решительно помотал головой и засунул Нотунг обратно в тайник. Нет уж, спасибо. Он и так уже долго ждёт – ещё десять-пятнадцать лет потерпеть можно. Всё лучше, чем из-за кровожадного змея оказаться снова обречённым на одиночество.

Так и вышло, что Зигфрид, стойко выдержав вопросы Брунгильды, весь вечер занимался новыми подковами для Гране. Это ему ужасно не нравилось, и Брунгильда, не сдержавшись, сказала: