Я благодарю за приглашение, разглаживаю платье, поправляю причёску и направляюсь следом за дамой.

Меня принимают в комнате, похожей на гостиную. Она куда меньше и уютнее всех тех залов, которые мне доводилось видеть до сих пор. Судя по всему, королю с королевой нравится проводить здесь время.

Королева, сама невинность, сидит у окна. На коленях у неё пяльцы, а рядом — корзинка с цветным шёлком. Гордая и суровая Юлия Атомикская занята таким простым и очень женственным делом, как вышивание.

Нынче на её голове нет короны, а платье можно назвать безыскусным. В отблесках свечей её золотистые волосы кажутся ореолом, а сама королева — сущим ангелом.

Король же расположился в кресле с высокой спинкой и поигрывает серебряным бокалом. Возле правителя Атомики — небольшой столик с кувшином вина и закусками.

Однако мне король не предлагает ни сесть, ни выпить.

Он вскидывает на меня взгляд, и, кажется, вот-вот прожжёт во мне дыру. Сейчас его лицо серьёзно и надменно. В этом мужчине и следа не осталось от того подкаблучника, которого я видела накануне. Настоящий правитель, живущий по принципу трёх «С» — суровый, строгий, справедливый.

— Ты знаешь, — говорит он, даже не поздоровавшись, — как в Сказочной стране поступают с капризными принцессами, что перебирают женихами?

Холодею, потому что догадываюсь, но вру:

— Нет, Ваше Величество.

— Что ж, — совсем без раздражения, всё так же спокойно покручивая кубок, произносит король, — я напомню. Строптивиц обычно выдают замуж за первого встречного. Быстро сбивает спесь.

— Нет! Нет, вы не сделаете этого со мной! — Я мотаю головой и пячусь к двери.

Король тихо усмехается и оборачивается к королеве:

— Скажите, моя дорогая, — его голос так и сочится елеем, — есть хоть одна причина, чтобы мы не стали отдавать замуж за первого встречного нашу зарвавшуюся дочь?

Королева откладывает рукоделье, ангельски улыбается королю и произносит певуче, нежно:

— Я не вижу ни одной причины, мой король.

— Помните, моя дорогая, как пару дней ко двору приехал некий гончар?

Венценосные особы продолжают беседовать так, будто меня здесь нет.

— О, да, мой король, — чуть усмехается королева. — Все ещё потешались над тем, какие дрянные у него горшки и кувшины. Кажется, ваш первый дворецкий их все расколотил.

— Так и было, — отвечает король. — Бедняга-гончар даже запил с горя. Его как раз нашли на конюшне и собирались выдворить, когда мне вспомнился наш милый матримониальный обычай. Как вы считаете, моя королева, нищий гончар — подходящая партия для нашей дочери?

— Более чем, мой король, — с мягкой улыбкой отвечает ему супруга и возвращается к вышиванию.

— Тогда, пожалуй, дело можно считать решённым…

— Нет! — бормочу я, обхватывая голову руками. — Только не это! Нет!

Но король не слушает меня, он берёт серебряный колокольчик и звонит. На звон прибегает детина в зелёном камзоле и напудренном парике.

— А вот и мой расторопный первый дворецкий, господин Тотле, — говорит правитель Северной Атомики, указывая на детину. Тот расшаркивается и едва ли не стелиться по полу.

— Уважаемый Тотле, — продолжает между тем король, — приведите гончара.

Первый дворецкий опять раскланивается и исчезает за дверью.

А я поворачиваюсь к королю:

— Пожалуйста, не делайте этого! Я всего лишь хочу найти способ вернуться домой. Ну, хотите, я найду вашего сына и поговорю с ним? Пожалуйста.

Король барабанит пальцами по подлокотнику.

— Вы рисуете заманчивые перспективы, дитя моё. И я, поверьте, искренне хотел бы помочь вам вернуться. Но дело вот в чем — я дал слово короля, что вы поженитесь с этим гончаром. И теперь уже ничего не могу поделать.

В комнату неровным шагом входит… я так понимаю… мой будущий супруг. Уютное помещение сразу же наполняется запахом сивушного перегара.

Громко икнув, новоприбывший заявляет:

— Ну, и где тут моя невеста? — Язык у него заплетается, окончания тонут в икоте. — Говорят, принцесса столь уродлива, что все женихи от неё разбежались в ужасе!

Он гыкает, а король встаёт, подходит ко мне, берёт за подбородок и поворачивает мою голову в сторону гостя:

— Зачем верить глупым сплетням. Оцени сам, друг мой.

Я тоже оцениваю: бродяга в грязных лохмотьях, нечесаный и давно нормально не брившийся. Стоит, держась за косяк одной рукой, а другой — сжимает горлышко оплетённой соломкой бутыли. Только нищего алкоголика мне не хватало. Такого добра и на родине полно, в сказку ходить не надо.

Только…

… когда мои глаза встречаются с его — тёмно-красными, зловеще-горящими, я понимаю, что мужчина вовсе не пьян, и вообще не тот, кем кажется на первый взгляд, и тогда мне становится страшно…

Вот тебе и черепки на счастье, Илона!

Красноглазый суженный обходит меня по кругу, оглядывая, как ярмарочный товар. Ухмыляется хищно и недобро, отхлёбывает из бутылки, а потом рукой, сжимающей горлышко, обводит меня, словно чертит воздушный круг.

— А она ничего… — говорит так, будто меня здесь нет, поверх моей головы, королю. — Беру! Заверните…

Отхлёбывает ещё глоток, неприлично икает.

Да уж! Семейным счастьем от него так и прёт! А ещё — дешёвой сивухой.

Я пячусь назад, но наступаю на шлейф платья и едва не падаю. Король успевает подхватить.

— Ну что же ты, доченька, — воркует он, — так торопишься замуж? Хочешь бросить нас с матерью? А мы ведь ещё не успели на тебя наглядеться.

Но пальцы его сжимают мой локоть отнюдь не нежно. Да какой там! Походу, синяки останутся!

Зло соплю и молча пытаюсь вырваться.

Королева Юлия опускает рукоделье на колени и с умилением наблюдает за сценой. Вот-вот заплачет, так растрогана.

Ненавижу грёбанных коронованных лицемеров!

Удаётся вырвать руку, отскакиваю в сторону, фыркаю, как рассерженный ёжик. Задираю нос и говорю:

— Вы не посмеете! Я никогда не выйду замуж… за… такого… — меряю взглядом женишка. Надеюсь, получается достаточно презрительно.

Красноглазый хмырь продолжает ухмыляться. Ууу! Так бы и съездила по физиономии!

Но меня продолжают не замечать.

— Что я и говорил — строптива! — Король разводит руками. — Намучаетесь с ней.

Красноглазый фыркает:

— Строптивость лечится. Быстро и надежно. У меня есть способ. Положитесь на меня, папа.

Мужчины перебрасываются многозначительными взглядами. Явственно видно — сговор!

Так я и поверила, что принцесса, бывшая пешкой в крупной политической игре, вдруг ни с того ни с сего отдается реальному первому встречному.

Гончару, пойманному пьяным на конюшне.

Ага, щаз! Не держите меня за дурочку?!

А если это сговор, значит, я нужна. И, желательно, целой и невредимой. Вот с этим-то у них и будут проблемы.

Подхватываю проклятые юбки и кидаюсь к окну, быстрее, чем кто-то из них успевает среагировать.

Вскакиваю на подоконник, открываю окно и… не успеваю даже выдать пафосную экспрессивную речь о том, где я видела всё их замужество. Я банально теряю равновесие. Даже вякнуть не успеваю, как уже лечу вниз.

Мамочки родные!

Колочу по воздуху руками и ногами, ору во всю глотку.

Нет, я, конечно, думала о том, что умерев здесь, очнусь дома. Но теперь, в буквальном смысле заглянув смерти в глаза, вернее — в суровую мостовую, умирать мне резко расхотелось.

Я зависаю в каком-то метре от поцелуя с солидным таким булыжником. Ощущение, что за спиной натянута верёвка, и я на ней вешу.

Выворачиваюсь, задираю голову.

Святая троица родственников — нынешних и будущих — сгрудилась в окне. Любуются картиной, то есть, висящей и дрыгающейся мной.

Потом меня совершенно бесцеремонно тянут вверх, будто я — марионетка на ниточке.

В окне будущий супруг меня ловко ловит, и на какое-то время я остаюсь в его объятиях.

Близко-близко, глаза в глаза. В тёмно-красное марево. У меня снова возникают ассоциации с космическим штормом, как тогда, когда я пялилась на «дьявольские головешки».