Ночью в цеху народа почти не было. Она судорожно следила за тем, чтобы ни на полшага не отступить от технологического процесса, а то нажмет сейчас не ту кнопку, и все – брак, выход станка из строя, несчастный случай, а помочь-то и некому. Сонливости, которой она так боялась, не было и в помине. Ближе к полуночи к ней подошли двое парней, работающих в другом конце цеха, и сказали, что в отсутствие начальства надрываться вовсе незачем. Поведя рукой в сторону ящиков, накрытых газетой, с незамысловатой едой и пресловутой поллитровкой, они пригласили ее к столу, прямо в лоб заявив, что им очень не хватает теплого женского общества.

Она возмущенно отказалась. Хмыкнув, парни переглянулись – и до самого конца смены то и дело проходили мимо ее станка, обмениваясь громкими репликами о чванливости гнилой интеллигенции, которая настоящей жизни в глаза не видела, а туда же – строит из себя передовика производства. Она работала, не поднимая глаз и делая вид, что за шумом станка ничего не слышит.

Утром она шла к заводской проходной, чуть не плача от усталости, унижения и страха. Просто не выйти на работу она не могла – практику не засчитают. Попроситься в дневную смену – объяснять придется, почему. Зайти в этот огромный мрачный цех следующей ночью… От этой мысли мороз шел по коже.

Возле этой самой проходной она и столкнулась с ним – его тоже на этот завод на практику направили. Увидев знакомое лицо, он приветственно взмахнул рукой, затем вдруг нахмурился и быстро подошел к ней.

– У тебя что-то случилось?

– Нет-нет, просто спать хочется, – ответила она, стараясь изобразить непринужденную улыбку, – я с ночной смены возвращаюсь.

– Тебя в ночную смену поставили? – удивился он. – А что же ты не отказалась?

– Я не знала,… что можно отказаться, – выдавила она из себя.

– Неквалифицированных рабочих никто не имеет права ставить в ночную смену, – уверенно заявил он, и добавил, пристально вглядываясь ей в лицо: – У тебя точно ничего не случилось?

Она помотала головой, сглатывая слезы, и вдруг у нее вырвалось: – Там просто … очень страшно … ночью…

– А ну, пойдем, – решительно взяв ее под локоть, он потащил ее в сторону здания заводоуправления.

Там он спросил, где находится некто Николай Степанович, подвел ее к какой-то двери, усадил на стул в коридоре и вошел в ближайший кабинет – без стука.

Она понятия не имела, сколько просидела в этом коридоре – после бессонной ночи глаза слипались, голова туго соображала, и ей постоянно приходилось встряхиваться, чтобы не свалиться со стула. Наконец, он вышел и позвал ее в кабинет. У нее спросили фамилию и номер группы и тут же вручили направление в лабораторию технологического контроля. Там, на знакомых по институту приборах, она и проработала до конца практики.

Несколько раз он заглядывал к ней, спрашивал, как идут дела, не обижают ли студентку-практикантку, и провожал домой. Из чувства благодарности за помощь ей было неудобно отказываться, хотя она уже давно пришла в себя и даже внутренне посмеивалась – ночью, мол, и кошка саблезубым тигром покажется. Кроме того, честно призналась она себе, ей льстило внимание столь выдающейся на факультете личности.

По дороге они много разговаривали. Он вел себя безукоризненно – дружелюбно и внимательно; он не то, что каких-то вольностей, даже комплиментов себе не позволял. Он рассказал ей о своем детстве в маленьком городке, о том, что ему всегда хотелось получить высшее образование, да вот уровень подготовки на периферии не позволил – пришлось, как он выразился, заработать себе право продолжить учебу. Он и ее расспрашивал – о школьных годах, о семье, о друзьях – и выслушивал ее ответы с явным интересом. А ей летом, на каникулах так не хватало уже ставшей необходимой атмосферы дружеского понимания…

В сентябре жизнь, казалось, вернулась на круги своя. Она все также проводила почти все свободное время со своей группой – вот только времени этого становилось все меньше. Они все уже получили темы будущих дипломов, и к обычным занятиям добавилась подготовка к написанию дипломной работы. Сначала библиотека, где приходилось перелопачивать десятки источников для теоретической части, затем сбор фактического материла – куда только ни приходилось проситься для проведения нужных испытаний и исследований…

Когда они встречались на лекциях или в коридорах, он всегда приветливо здоровался с ней, шутливо интересовался, не погребли ли ее под своей тяжестью заботы выпускника, но никаких попыток к более тесному общению больше не предпринимал. Она даже расстроилась немного – как же, однако, быстро угас его интерес к незадачливой практикантке. Но уже приближался конец семестра, и она выбросила из головы мысли о ветрености особо ярких представителей противоположного пола.

После зимней сессии выяснилось, что ее – как лучшую студентку потока – выдвинули для произнесения ответной благодарственной речи во время торжественной церемонии вручения дипломов. Она пришла в ужас – выходить на трибуну и мямлить что-то под прицелом доброй сотни пар глаз? Да она и до трибуны не дойдет – споткнется и свалится где-нибудь по дороге, под дружный хохот присутствующих. Но до ответственного мероприятия было еще больше четырех месяцев, и она решила отложить свои страхи до тех пор, пока не будет написан диплом – чтобы было, за что благодарить потом.

Спустя дней десять, однако, он остановил ее в коридоре с вопросом: – Ты уже речь подготовила?

– Какую речь? – не поняла она.

– Для церемонии вручения дипломов, – напомнил ей он. – Нам вдвоем выступать придется, и нужно бы наши выступления скоординировать, чтобы мы друг друга не повторяли, а дополняли. Тебе первой слово дадут, так что я бы хотел…

– А ты откуда знаешь? – удивилась она.

– По установившимся правилам сначала нужно о процессе обучения говорить, а потом уже – об общественной жизни, – пояснил он, и, увидев, что она недоуменно захлопала глазами, спросил: – Ты хоть узнавала, на сколько минут тебе речь писать?

Она молча покачала головой. Он вздохнул и предложил ей встретиться через два дня в деканате, где можно будет ознакомиться с порядком проведения подобных мероприятий.

Просмотрев протоколы предыдущих выпусков, она впала в панику. Все студенческие выступления показались ей напыщенными и неискренними – не будет она ничего такого писать, особенно сейчас, когда голова совсем другим занята. Вот когда пройдет защита, и весь этот марафон окажется позади, настроение, надо надеяться, совсем другим будет – тогда и слова от души найдутся.

Он категорически с ней не согласился.

– Это не твое личное «Большое за все спасибо» будет, – решительно проговорил он. – Ты будешь выступать от имени всего потока, и речь твоя должна быть, как следует, продумана.

И, взяв дело в свои руки, он тут же набросал список вопросов, которые им следует затронуть в своем совместном выступлении, обвел кружочками пункты, о которых должна была говорить она, и составил примерный план их изложения.

– Через неделю встретимся – посмотрим, что у тебя получилось, – закончил он тоном, не допускающим возражений.

Ей, впрочем, и в голову не пришло возражать против ответственного поручения.

Она написала эту речь. По абзацу в день. Выдавливая из себя слова – и тут же вычеркивая их и мучаясь в поисках более теплых и душевных.

Просмотрев плод ее титанических усилий, он коротко произнес: «М-да» и взялся за ручку, покрывая аккуратно переписанный текст птичками, звездочками и стрелочками.

– Вот эти две фразы нужно поменять местами… Вот здесь нужно сделать более плавный переход к следующему абзацу… Вот с этими словами нужно обратиться лично к декану… А здесь неплохо бы вставить какое-нибудь яркое воспоминание… – объяснял по ходу он.

– Может, ты сам напишешь? – взмолилась она. – У тебя лучше получается. Заодно и посмотришь, чтобы моя речь твоей соответствовала…

– Нет уж! – отрезал он. – Насколько мне известно, ты общественной работой толком-то и не занималась – пора бы и поучиться. Если сделаешь так, как я сказал, все у тебя отлично выйдет. А чужую речь по бумажке читать…