Поездка в метро прошла без приключений. Та, которую позже назвали Мариной, глянула на часы и быстро пошла в сторону магазина. Времени до конца продленки оставалось немного, но ей-то только в молочный и хлебный отделы нужно. Взвешивать там нечего – значит, очередь будет идти быстро.
В магазине ей сразу же бросилось в глаза возбуждение возле отдела гастрономии. Ноги сами понесли ее туда. Бросив взгляд за прилавок, она не увидела там ничего необычного.
– Вроде, сосиски привезли, – доверительно сообщила ей стоящая в конце небольшой очереди женщина средних лет.
Та, которую позже назвали Мариной, замерла. Времени уже оставалось совсем в обрез, но с другой стороны – сосиски не каждый день выбрасывают, и дети их очень любят. Она глянула в сторону молочного отдела в углу магазина. Никого.
– А давать-то скоро будут? – нерешительно спросила она.
– Да продавщица уже минут пятнадцать как ушла, сказала, что товар принимать, – ответила женщина. – Наверное, скоро.
– Скажете, что я за Вами? Я на минутку за молоком – и назад.
– Ну, очередь-то я держать не буду, – поджала губы женщина.
Та, которую позже назвали Мариной, ринулась к подозрительно безлюдному молочному отделу.
– Молоко сегодняшнее? – спросила она в надежде на чудо.
– Вчерашнее, – равнодушно отозвалась продавщица, с грохотом водружая пустые металлические ящики один поверх другого. – Сегодняшнее еще в обед разобрали.
Что же теперь делать? Та, которую позже назвали Мариной, замялась в нерешительности. Если вчерашнее, да еще и после целого дня в тепле магазина, опять, наверно, свернется. Она нервно глянула в сторону гастрономии. Очередь там уже растянулась к центру магазина, и, судя по вытягивающимся то тут, то там шеям покупателей, прием товара уже сменился его отпуском.
– Бутылку молока и ряженки, – быстро сказала та, которую позже назвали Мариной, отсчитывая нужную сумму – чтобы не ждать сдачу.
Торопливо вернувшись к своему месту в очереди, она просительно улыбнулась словоохотливой женщине: – А вот и я.
Очередь сзади глухо зароптала.
– Да занимала она, занимала, – отрывисто бросила через плечо женщина, не отводя цепкого взгляда от стоящих впереди.
Та, которую позже назвали Мариной, бочком втиснулась на свое место за женщиной и облегченно вздохнула. Перед ней было всего три человека.
– Больше килограмма в одни руки не отпускать, – послышался сзади уверенный бас, тут же нашедший горячую поддержку в хвосте очереди.
Больше не больше, но меньше никто и не заказывал. Не стоять же в очереди за тремя сосисками на ужин. Не задавая вопросов, продавщица отточенным движением отхватывала нужное количество дефицита, бросала его на весы, мгновенно заворачивала в плотную оберточную бумагу – и вот уже та, которую позже назвали Мариной, протягивала ей деньги.
– Господи, успела! – вдруг раздался у нее за плечом радостный вопль.
Вздрогнув, она резко обернулась и увидела перед собой раскрасневшееся лицо соседки Нины Петровны. Глаза у той горели фанатичным огнем, как у золотоискателя, внезапно осознавшего, что богатейшая жила пролегает как раз по границе его участка с соседским.
– Я стояла, я с самого начала стояла! – рявкнула она, оттирая ту, которую позже назвали Мариной, от прилавка.
Очередь снова заволновалась. На этот раз праведное негодование объединило как начало ее, так и хвост.
– Да что же это такое! – послышались со всех сторон возгласы. – То одна, а теперь и вторая! Эту здесь вообще кто-нибудь видел?
– А я говорю, что стояла! – яростно отбивалась от всех Нина Петровна. – Я в овощной отходила, кто же знал, что так быстро отпускать начнут? Вон у нее спросите – мы вместе занимали, – она кивнула в сторону той, которую позже назвали Мариной.
Та растерянно пробормотала: – Да… Занимали…
Но очередь, учуяв ее неуверенность, уже разошлась не на шутку.
– Как же, занимали они!
– Врет и не краснеет!
– Мало ей того, что сама только что так же втерлась!
Нина Петровна бросила на нее недобрый взгляд и повернулась к продавщице, которая явно наслаждалась минутной передышкой.
К прилавку подскочил юркий старичок, взъерошенный, как воробей.
– Девушка, не взвешивайте ей! Она без очереди, ее здесь никто не видел! – забарабанил он кулачком по прилавку.
– Это без какой такой очереди? – взвизгнула Нина Петровна. – Кто меня не видел, пусть очки наденет. Я вообще перед ней стояла! – Она уставилась на ту, которую позже назвали Мариной, тяжелым взглядом.
– Нина Петровна, извините, – пролепетала она. – Я опаздываю, мне детей из школы забрать нужно. Извините, я не могу… – Схватив пакет с сосисками, она бросилась к выходу из магазина.
Скандал у нее за спиной разгорелся с удвоенной силой.
К школе она уже почти бежала. Предчувствуя еще один неприятный разговор.
Ну, неужели так трудно было соврать? Да собственно, даже и не соврать – просто уверенно кивнуть головой в нужный момент? Сосисок-то все равно всем не хватит – а так хоть время и нервы бы никто зря не тратил. Внутренний голос принялся ее успокаивать, говоря, что беспринципность и приспособленчество всегда начинаются с мелочей. Если кто-то может врать, не моргнув глазом, это не значит, что и ей следует так поступать. Непорядочность нужно избегать, и уж во всяком случае, не идти у нее на поводу, когда она пытается втянуть тебя в свои склоки.
Временами она просто ненавидела этот тихий внутренний голос, который постоянно напоминал ей, что совершенствование общества нужно начинать с себя.
В школе ее встретила мрачная, как туча, учительница продленки Елена Ивановна. В классе, кроме ее детей, уже никого не было. Дочку, видно, только что привели из другого класса – она сидела за партой уже в пальто, но раскраснеться от жары еще не успела.
– Вы знаете, который час? – резко спросила Елена Ивановна, вскидывая прищуренные глаза от тетради, в которой она черкала что-то красной ручкой.
– Извините, пожалуйста, – сбивчиво проговорила та, которую позже назвали Мариной, – я в магазине задержалась… Там очередь, а потом еще скандал случился…
– А мне в магазин не нужно? – ядовито поинтересовалась Елена Ивановна. – Как я, по-вашему, могу туда попасть, если мне здесь с Вашими детьми допоздна сидеть приходится?
– Ну, простите, ради Бога, больше это не повторится. – Та, которую позже назвали Мариной, кивнула детям. – Быстренько собирайтесь, мы не можем и дальше Елену Ивановну задерживать.
– Нет уж, придется задержаться, – решительно заявила та. – Я уже все равно никуда не успею, а мне нужно с Вами поговорить.
Та, которую позже назвали Мариной, замерла в недобром предчувствии, стрельнув глазами в сторону детей. Кто сегодня отличился?
– Вот о нем. – Не поворачивая головы, Елена Ивановна кивнула в направлении ее сына. – Если Вы полагаете, что воспитание детей в духе вседозволенности дает хорошие результаты, позвольте мне Вас уверить, что Вы глубоко ошибаетесь.
От ее открыто неприязненного тона та, которую позже назвали Мариной, чуть не вскипела. О какой еще вседозволенности речь идет? И она, и муж всегда старались держать детей в рамках общепринятого поведения в обществе – ее саму мать в строгости воспитывала. И потом – не в присутствии же детей такие разговоры вести! С какой стати их мать, словно девчонку, отчитывать, вместо того чтобы просто объяснить, что случилось, и оставить родителям право воспитания собственных детей.
Тихий внутренний голос тут же пристыдил ее, говоря, что у учительницы и так ненормированный рабочий день, а она еще и своего личного времени не жалеет, чтобы помочь неблагодарным родителям в деле этого самого воспитания.
– Да что он натворил-то? – обеспокоенно спросила та, которую позже назвали Мариной, смутившись от всплеска материнской агрессивности.
– Он устроил сегодня драку в столовой, – ответила Елена Ивановна, – и…
– Ничего я не устраивал! – выпалил сын, глядя исподлобья на учительницу.
– Ну-ка, помолчи! – бросила ему та, которую позже назвали Мариной, и вновь обратилась к Елене Ивановне: – Вы уверены, что драку начал он? Он всегда хорошо с другими детьми ладил.