Ну вот, опять надулась! Да не лишал я ее воображения! Это же — мой самый надежный помощник — единственный, между прочим — в этой ее непредсказуемой жизни; моя единственная опора, благодаря которой я еще умом не тронулся. Или, вернее, не совсем тронулся — вон пока всего лишь в невидимость выскочил в приступе помешательства. Я же за это самое воображение в нее просто влюбил… Стоп. Вот прямо здесь — стоп. Точно, помешательство. Вон сегодня уже почти до буйного дошло. Отцы-архангелы, почему меня сегодня-то отсюда не выдернули? За что же мне такое доверие? Я ведь определенно не оправдываю…
Что с погибшими происходит? Опять — ответ простой, но под ним трясина бюрократическая. Разумеется, человек должен повторить эту жизнь. И нечего возмущаться! У людей тоже студент семестр перескочить не может, через год заново его проходит, и никого не волнует: сам он учебу бросил, или в больницу попал. Какой же из него специалист получится, если он эту часть обучения пропустил? Хотя, впрочем, если его вины в этом нет — может, ему какую-то заочную форму предлагают. Нет, гадать не буду, точно не знаю. Это ей нужно с ангелами-распорядителями поговорить. Вот доберется до нас — спросит. Я хмыкнул, представив себе такой разговор. С нее станется.
А вот погибшие во время последней жизни — это уже мне ближе. Это — не дай Бог. Потерявшему своего человека ангелу не позавидуешь. Мало того, что ему сто раз объясняться — и устно, и письменно — приходится во всех инстанциях, все детали трагедии вспоминая и описывая, так еще и психологический удар какой! О таком не забудешь — впору переквалифицироваться. Просто страшно становится вновь на землю отправляться — вера в себя подорвана. Вот потому-то мы за любой случай и не беремся. Сначала сложность задачи со своим опытом и умением сопоставляем — психологический портрет человека изучаем, его окружение, опыт прошлых жизней в общих чертах… Хотя не всегда это помогает — вон Татьяна тому ярчайший пример. Знал бы я, сколько в ней всего скрыто было! Фу, ты, прямо потом прошибло от мысли, что я отказаться мог…
Ей, впрочем, и человеческой стороны этого кошмара хватит. Вот живет человек (по второму разу) последнюю жизнь: о своей личности задумывается, об обществе, о своем месте в нем — или вне его, о человечестве в целом….И рядом с каждой такой мыслью — эхо: что-то такое уже раньше мелькало. И сразу: что мелькало? Когда мелькало? В связи с чем? Почему потом забыл? Это какая же психика такое выдержит? Первое объяснение — нас в голове двое. Вот такие случаи только самым опытным из нас доверяют. Такого человека по жизни провести, не дав ему потерять целостность своей личности — высший пилотаж. Далеко не все из ангелов экстра-класса справляются. Им, правда, провал в таких рискованных случаях в вину никто не ставит. Зато все остальные сто раз перестраховаться готовы, чтобы ничего с их человеком не случилось.
Как это — зачем мы с людьми возимся? Я же ей объяснил, что с личностью после смерти происходит! Конечно, мы в этом заинтересованы! Нет, логика у нее действительно какая-то странная! Ведь сама же только что говорила, что нельзя человека лишь по результатам экзамена оценивать. И о пользе рекомендаций упоминала. Вот и присматривается к человеку ангел-хранитель, следит, каким путем он к тому или иному решению приходит, как поступает, если вдруг с пути собьется — прямым, праведным путем люди только в сказках ходят. А потом и характеристику ему дает изнутри ситуации — с тем, чтобы не судить человека только по деяниям его; не только поступок ведь важен, а и то, по каким соображениям он совершен. А то ведь иногда люди добрые дела совершают, словно инвестируя их в будущую райскую жизнь. Вот так и получается объемная картина всей его жизни.
А вот преступники человеческие меня никогда не интересовали. Даже не знаю, почему. Они у меня брезгливость какую-то вызывают. У людей, наверно, такое же отношение к настойчивым алкоголикам. К тем, которые осознают, что каждый запой к смерти их приближает, но все равно пьют, словно удовольствие от саморазрушения испытывают. И ладно бы только свою жизнь разрушали! А семьи, дети? Ангелы-каратели такими, кстати, тоже занимаются. Вот их работе я никогда не завидовал. Мало того, что в моральном болоте такой души копаться приходится, так еще и меру наказания ему выбирать, смягчающие и усугубляющие обстоятельства взвешивать. Вот им-то настоящая невозмутимость требуется. Я бы там через месяц взбесился.
Когда мне трудно ответить на какой-то вопрос, Татьяна в него словно клещами вцепляется. Вот и сейчас: почему я не знаю, как работает карательное ведомство? Да почему я должен об этом знать? Люди ведь тоже — каждый своим делом занимается и понятия не имеет, как хлеб пекут или пылесосы делают. И их это не удивляет. Вон я у нее спросил, как у них дороги в порядке поддерживаются — посмотрела на меня, как на полоумного. Плохо, говорит. А если плохо, что же она не пойдет и не улучшит их работу? Ах, с какой стати! А с какой стати я должен все знать? Энциклопедисты даже на земле давно уже вымерли — от избытка информации, наверное; и у нас тоже знания ценятся скорее по глубине, а не по обширности.
Больше книг на сайте - Knigoed.net
И тут Татьяна, устав, видимо, получать разрозненные обрывки информации, захотела увидеть всю картину целиком. Так прямо и спросила: «Как вы там живете?». Простенький такой вопрос и со вкусом. И как на него отвечать? Вот пусть она такой вопрос любому собрату-человеку из другой страны задаст — я на него посмотрю! Вон пусть хоть и у француза поинтересуется… Нужно будет, кстати, подбросить ей эту идею. Я с удовольствием послушаю, что он ей ответит. Тут либо коротко высказываться — замечательно, мол, живем! — либо недели для монолога не хватит.
Чтобы выиграть время, я поинтересовался, что она имеет в виду под словом «там». Она помялась и выдавила-таки из себя пресловутый «рай». И у меня отказали тормоза. Нет, я все понимаю. Я понимаю, как прочно въедаются в сознание штампы; я понимаю, что большинство людей пользуется ими отнюдь не в первоначальном смысле — но все же… Как у них столько столетий могли продержаться упования на вечное безделье? Вначале — понятно: верования эти возникли у рабов, для которых и краткосрочный отдых был мечтой несбыточной. Но потом? Они же — вовсе не бездельники! Их ведь на месяц в отпуск отправляют — и к концу его они уже с ума сходят, не знают, куда себя применить. Да хоть на пенсионеров посмотреть! Это же — самая активная часть населения! Их на заслуженный отдых отправляют, а они и пару дней в покое проводить отказываются, чтобы от скуки не помереть. И все равно о рае твердят!
В общем, не ответил я ей на этот вопрос. Не знаю я, как мы живем. Нормально живем, главное — не скучно, и плюсы есть, и минусы. Одних без других не бывает. Вот, правда…, эмоций у нас поменьше. Ни восторга бешеного, ни ярости ослепляющей у нас не встретишь. Мы — сдержанные; и к своей нервной системе относимся трепетно-бережливо — она ведь нам одна на всю вечность выдана. Чаще всего мы — спокойны, с отдельными вкраплениями чувства удовлетворения или разочарования. В этом отношении человеческая жизнь мне больше нравится; вот потому я и возвращаюсь сюда с таким удовольствием. После отдыха, конечно. Нужно же сил набраться, чтобы опять… кипеть.
Что же меня сюда так тянет? Вот об этом мне тоже стоит поразмыслить, когда она уснет. А ей уже определенно спать пора — тем более, что она такие вопросы задавать начала, что ответов до утра хватит. Так я ей и сказал, и даже сам предложил за руку ее подержать — черт с ними, моими праведными решениями, лишь бы она угомонилась. И с чего, спрашивается, она опять разозлилась? Вот почему ей всегда нужно то, о чем у меня и мысли не возникает, а стоит мне самому предложить то же самое: — «Спасибо, не нужно» — и нос в небо.
Ткнув пару раз кулаком в подушку (а подушка-то чем ей не угодила?), она повернулась ко мне спиной и запыхтела. Нет, это просто смешно! Вот ни единого звука не издает, а я голову готов отдать на отсечение, что пыхтит. И чего пыхтеть — я же пообещал, что и на этот вопрос отвечу! Как ребенок, честное слово: хочу конфету и прямо сейчас; а не дали — смертельная обида на всю жизнь. Хорошо еще, что она спит — судя по переменам в настроении, у нее каждое утро новая жизнь начинается. Вот сейчас точно планы мести строит. Придется мне завтра держаться настороже — она может еще что-нибудь, вроде этого чая, придумать. Нет, ну откуда в ней такая изобретательность взялась? Я ведь каждый день от нее сюрпризов жду — как ей удалось бдительность мою до такой степени усыпить?
