На улице уже почти стемнело. Зажглись фонари — и город преобразился. Мимо нас проносились — один за одним — автобусы, троллейбусы, маршрутки: словно картинки в калейдоскопе; и в каждом лица, лица, лица… Задумчивые, а не хмурые! Витрины заманивали, словно пещеры, в глубине которых могут скрываться невероятные сокровища. Повсюду сновали люди, и ночные огни вспыхивали, мерцали, дрожали, создавая возбужденную атмосферу шумной дискотеки.

По дороге домой вопросы снова задавал он. Я была в столь благодушном настроении, что даже спорить не стала. Началось все с вопроса о чаевых: зачем их оставлять? Я слегка растерялась — ну, так принято, и все. Дальше — лучше. Прохаживаясь по дорожкам парка, он, оказывается, не только со мной разговаривал; он еще и заметить успел многое. И понеслось: почему каждая вторая скамейка поломана, а каждая третья урна — перевернута? Почему, выходя из… троллейбуса, например, мы сразу же бросаем талончик на землю? Не говоря уже об окурках, стаканчиках из-под кофе и пакетах из Макдональдса? Почему в мае, когда зацветает сирень, у нас сразу же все кусты обломаны?

Ну и что на это сказать? У меня возникло впечатление, что я разговариваю с иностранцем: это они тут же такие вещи замечают. Мне даже обидно стало за отечество: что же им всем только негатив так в глаза бросается? Я ему ответила, как и им: без минусов плюсов не бывает. Ну, вот мы — такие: неаккуратные, но отзывчивые; безалаберные, но отходчивые; непоследовательные, но упорные и находчивые. И с недостатками своими справимся как-нибудь сами, без указующего перста высокоразвитых соседей. А мудрым ангелам вообще не мешало бы обратить свой взор на моральные аспекты пищеварительного процесса.

Когда мы вошли, наконец, в мой двор, я остановилась как вкопанная. От соседнего подъезда, мимо которого нам нужно было пройти, неслась разгоряченная… речь. Собственно от речи в ней были лишь отдельные слова, перемежаемые… выражениями. Ну вот, пожалуйста — потеплело; и к ночи на улицу стали выбираться не только парочки. Пару лет назад любители домино соорудили у соседнего подъезда столик с двумя лавками. И как в сказке: оказался этот столик не простым, а волшебным — он просто притягивал к себе желающих отдохнуть на свежем воздухе. Если днем за ним играли в домино, то ночью — пили и, к сожалению, не всегда до потери сознания. И теплыми летними вечерами приходилось обходить его десятой дорогой, чтобы не испортить себе настроение на весь вечер.

— Слушай, давай с другой стороны дом обойдем, — негромко предложила я.

Он удивленно глянул на меня, проследил за направлением моего взгляда и как-то весь подобрался. Господи, он же — ангел, хоть и мужчина с виду! У них что, тоже различие в полах по зуду в кулаках определяется?

— А ну пошли, — бросил он мне сквозь зубы, прищуриваясь.

— Слушай, я тебя очень прошу, не надо, а? — забормотала я, дергая его за рукав куртки. — Ты сам вспомни, ты же не должен никого никуда разбрасывать, ты же не должен физически вмешиваться. Ты же сам говорил!

— Ты знаешь, — проговорил вдруг он, растягивая слова и расплываясь в жизнерадостной улыбке, — по-моему, выражение «не должен» ко мне больше не относится. У меня ситуация… изменилась. Если я сейчас на тебя могу прямо воздействовать, то на других и подавно.

Взяв меня под локоть, он потащил меня вперед. Вспомнив, что он вытворял в парке, я немного приободрилась. Наверное, отобьется. А если что, я завизжу. Так, что окна повылетают. На первом этаже. Такого я еще никогда не делала, но смогу, наверно.

И вдруг я заметила, что иду в полосе света из окон, в то время как он, отстав от меня на полшага, почти растворился в темноте. Вот гад! Он из меня, что, наживку сделал, чтобы это хулиганье подманить? Замечательно! А если он с ними не справится? А я — в самой середине конфликта? Как заяц, из-за которого два волка сцепились? Визжи, не визжи — с двух сторон помнут!

За столиком заседали трое уже крепко подвыпивших парней. Даже мальчишек, скорее — было им лет по двадцать, не больше. Лица потные, прыщавые, глаза соловые, губы раскисшие влажно поблескивают… Такие всегда в стаю сбиваются, чтобы на мир тявкнуть — по одиночке они его боятся. Увидев меня, они развернулись… чуть не сказала, лицами — в мою сторону и плотоядно загоготали. У меня как-то ноги отяжелели — вот не идут быстро, и все! Глядя прямо перед собой, я старательно переставляла их — одну перед другой.

Один из парней — тот, что сидел ближе всего к тому месту, где мне нужно было пройти — начал было приподниматься… И в этот момент ангел ступил в полосу света — рядом со мной. И оказался почему-то на полшага впереди меня. Я даже со спины почувствовала, что от него опять понеслась во все стороны волна какого-то радостного возбуждения, почти предвкушения. Он уже даже не шел — он ступал, чуть наклонившись вперед, словно собирался лбом протаранить некое препятствие. Ускорив шаг, я поравнялась с ним и опасливо покосилась в его сторону. На лице его играла улыбка, а в глазах, устремленных на парней, читалось явное нетерпение. Он что, вообще обалдел? Нам же домой нужно — и побыстрее; мне на работу завтра! Скосив глаза в сторону столика, я вдруг увидела, что парни как-то притихли и затаились, настороженно глядя в нашу сторону. Вот и замечательно, вот и отлично — все друг на друга внимательно смотрят, и никто с места не трогается.

Зайдя за мной в подъезд и остановившись в холле в ожидании лифта, он вдруг негромко рассмеялся.

— Мне все больше и больше нравится это ощущение, — сказал он, словно к самому себе обращаясь. Я закатила глаза, но промолчала. Он смотрел прямо перед собой, прищурившись и выпятив губы.

В лифте он встрепенулся и, весело глянув на меня, спросил: — Мне прямо сейчас исчезнуть?

— Не надо! — быстро ответила я, рывком повернувшись к нему и подозрительно всматриваясь в его лицо. Ну, конечно, сейчас исчезнет — на минутку, а потом и сбежит — под прикрытием невидимости — вниз, к столику. Ощущение ему, понимаешь, все больше и больше нравится! А мне, что, до утра стоять на пороге родного дома и дверь ему придерживать? Нет уж, пусть лучше на глазах у меня остается.

Открыв дверь в квартиру, я пропустила его вперед и тщательно закрыла все замки. Затем я терпеливо постояла на одном месте, пока он снимал с меня куртку. Я бы намного быстрее сама подошла к вешалке и разделась, но он же меня на первом шаге отловит! Еще опять подбрасывать начнет, а пол у меня, между прочим — бетонный; это вам — не земля в парке.

И тут у меня мелькнула интересная мысль. От кофе он, похоже, не умер; может, продолжим экспериментировать?

— Ты вчера, вроде, чай предлагал сделать? — спросила я, склонив голову к плечу и открыв пошире глаза.

— Ну, допустим, — тут же насторожился он.

— Так, может, заваришь, пока я в душ пойду? — А теперь главное — не оставлять ему путей к отступлению. — А то, знаешь — целый день на свежем воздухе; я вся продрогла… — Вот теперь он хотя бы из вежливости согласится; а потом и попробует — не может же ему не стать интересно, как это у него получилось.

Он пожевал губами — явно в поисках повода для отказа, но потом коротко кивнул. На кухне я попыталась было показать ему, как заваривать чай, но он рыкнул: — Я видел, как ты это делаешь. — И я сбежала в ванную.

На этот раз я не стала задерживаться под душем. Чуть-чуть отогрелась (что-то я действительно замерзла) и быстро натянула халат. Даже воду чуть не забыла выключить — уже дверь приоткрыла и спохватилась: вернулась, чтобы краны закрутить.

Выключив свет, я повернулась лицом к кухне и увидела, что он сидит на самом краешке табуретки, небрежно облокотившись на стол и заинтересованно рассматривая обои где-то под потолком.

— Ты чего? — спросила я, входя на кухню и подозрительно оглядываясь по сторонам.

— Что? — Он повернул ко мне голову с таким нарочитым недоумением, что я еще больше насторожилась. Нужно пойти и входную дверь проверить: сбегать вниз, вернуться и закрыть все замки у него явно времени не было.