— Прости, пожалуйста. Что-то я совсем засыпаю.
— Ну и слава Богу, — ответил он. Улыбаясь, судя по голосу. — Спи.
Я замялась. Мне в голову пришла мысль, как избавить себя от еще одного сумасшедшего пробуждения, но я не знала, как ее выразить. Еще поймет неправильно. Но мне определенно не хотелось повторения сегодняшнего утра.
— Э… слушай, ты не очень против, если я за твою руку подержусь, пока спать буду. А то утром… мало ли… взбредет еще что-нибудь в голову…
Никакого ответа. Ну вот, я так и знала, что он что-то не то подумает.
Но через какое-то мгновенье его пальцы нашли на ощупь мою руку. Вцепившись в них мертвой хваткой, я облегченно вздохнула, опустила голову на подушку и почти мгновенно провалилась в сон.
Глава 10. Неожиданные ответы
Я просидел всю ночь в ожидании рейда и в готовности отбиваться до последнего. Так просто я им не дамся. Может, успею шум поднять — она проснется, они и отступятся. Татьяна спала неспокойно: ворочалась, бормотала что-то время от времени. С возмущением. Ну чего она во сне-то возмущается? Со мной, что ли, продолжает ругаться? При каждом шорохе я вздрагивал, при каждом бормотании — чуть до потолка не подпрыгивал.
Но к утру, когда напряжение немного спало, я задумался. Что, если, проснувшись, она решит, что ни к чему ей такие приключения? А тут я сижу в кресле — во плоти и с радостной улыбкой. Люди ведь часто по утрам совсем не так думают, как вечером, перед сном. Мало ли чего ей вчера хотелось! Лучше мне, наверно, разматериализоваться на время. Посмотреть, нужен я ей сегодня видимый — или нет. Я, правда, обещал никуда не уходить… Но я же не ухожу! Я временно отступаю в укрытие, чтобы оценить новую обстановку и поступить согласно свежей информации.
Хорошо, что я подумал об этом заранее. Татьяна проснулась раньше, чем прозвенел будильник. Небывалое событие! Я даже растерялся, гадая, что может значить этот факт.
Перевернувшись на спину, она потянулась и глянула на будильник. Зевнула, начала было на бок переворачиваться (вот сейчас опять заснет, а потом будильник не услышит!)… и вдруг резко села на кровати, вертя во все стороны головой. Меня ищет, или убедиться хочет, что ей всего лишь кошмар приснился? Нет, лучше еще подождать.
Она спрыгнула с кровати — головой вперед. Раздался глухой удар. Я уже ринулся напрямик, через кровать, чтобы поднимать ее — по частям — с пола, но она уже взгромоздилась на четвереньки и заглянула под кровать. Господи, там-то что она с утра пораньше ищет?
Она села прямо на полу, сжавшись в комочек, и уставилась на стену перед собой. Я вернулся в кресло. Нужно дать ей еще немного времени. Пусть придет в себя, определится в своем отношении к моему видимому присутствию. Меня пока никто не трогает, так что я могу и повременить со своими вопросами… Три года ведь терпел, даже ни на что не надеясь.
Она вдруг вскочила с пола и вылетела в коридор. И замерла там на полушаге — у меня, из кресла, весь коридор был как на ладони. Я наклонился вправо, чтобы посмотреть, что она там, перед собой, увидела. Черт, чашка на столе! Нужно было ее ночью вымыть. Но, честно говоря, я и думать о ней забыл. М-да. Еще один промах. Я начал потихоньку пробираться к коридору. Может, она сейчас в ванную пойдет; а я тогда — бегом на кухню. Если еще какие-нибудь следы остались, может, успею уничтожить.
На пороге спальни замер уже я. Потому что именно в этот момент она тихо и как-то неуверенно позвала: — Эй… ты где? — Действительно меня ищет, или опять сон — не сон проверяет? Я даже дышать перестал.
Через пару мгновений она вдруг обхватила себя руками, словно холод апрельский наконец почувствовала. И, осторожно ступая, двинулась вперед — на кухню. Я остался на месте — все равно уже не успею ничего там исправить. А что она делать будет, мне и отсюда хорошо видно.
Она зашла на кухню, оглянулась по сторонам, подошла к окну, повернулась ко мне лицом и — внезапно обмякнув — грузно привалилась к нему, опустив голову. Ну и что мне теперь думать? То ли она расстроилась, что меня нет — тогда мне самое время показываться. То ли облегчение от этого испытала — и тогда мне лучше и дальше поддерживать ее в мысли, что все это ей привиделось. Может, шепнуть ей: «Точно-точно, вот же сны бывают!»? Я осторожно шагнул вперед…
Она вдруг пулей сорвалась с места, вылетела в коридор и рывком распахнула дверь в ванную. Я едва успел отскочить, чтобы она этой дверью мне прямо по лбу не врезала. Я открыл было рот, чтобы возмутиться, но она уже заглянула на мгновенье в туалет и помчалась в гостиную.
Похоже, пора показываться — иначе она сейчас весь дом вдребезги разнесет. Я медленно пошел к гостиной, концентрируясь на ходу на своем видимом облике.
На пороге гостиной я заглянул внутрь, намереваясь поинтересоваться — как только материализуюсь — что это на нее нашло…, и тут же отскочил к входной двери. Она шла на меня от окна с выражением такой ярости на лице, что я решил — на всякий случай — сойти с ее дороги. Вот хорошо, что не успел сконцентрироваться! Теперь придется подождать, пока она успокоится.
Она скрылась в спальне. Какое-то время в квартире стояла тишина. Это что еще за новости? А одеваться кто будет? Сегодня, между прочим, рабочий день. Не хватало еще, раньше встав, опять опоздать…
И в этот момент раздался оглушительный звон будильника. Я вздрогнул всем телом, рука сама собой потянулась к источнику отвратительного звука — и тут я ее увидел. Руку. Ничего себе. И настраиваться на материализацию не пришлось. Теперь, не спеша, войти в спальню и осторожно, негромко обратиться к ней с мягкими увещеваниями…
Не успел я добраться до двери в спальню, как оттуда до меня донесся отчаянный рев, сопровождаемый глухими ударами чего-то мягкого по мягкому.
Мгновенно я очутился внутри. Она лежала, укрывшись с головой одеялом и — судя по его конвульсиям — молотя по кровати ногами. Рев уже сменился заглушенными подушкой подвываниями.
— Татьяна, ты чего? — растерянно спросил я, не зная, что делать. Не сдергивать же мне с нее это чертово одеяло, не переворачивать же мне ее на спину, не давать же ей пощечину, как поступают обычно люди в случае истерики.
Если вам нужна непредсказуемая, дара речи лишающая реакция на самый невинный вопрос — обращайтесь к Татьяне. С кровати донесся судорожный всхлип, она тут же вывинтилась из-под одеяла и села — отчаянно моргая, икая, давясь от кашля и обеими ладонями растирая слезы по щекам. Вот довел-таки девушку до слез. Но я же ничего не сделал! Я же не успел ничего сделать! Господи, да она же сейчас задохнется!
Я рывком — в два прыжка — подскочил к тумбочке, стоящей между кроватью и шкафом, и хлопнул Татьяну по спине. Несильно. Но, видно, неожиданно. Она завалилась вперед, тут же выпрямилась и сползла на четвереньках на пол. С обратной стороны кровати. Наверное, чтобы оказаться подальше от меня.
Она прижалась спиной к стене — даже ладони к ней прижала! — и уставилась на меня, как на привидение. Ну вот, опять я Бог знает что нафантазировал — а она, как и следовало ожидать, уже отбросила меня в область вымысла. Ну и как мне теперь из этого выпутываться…?
И вдруг тишина в спальне взорвалась отчаянным визгом.
— Ты, что, совсем обалдел? Идиот!
У меня от души отлегло. На призраки не кричат; их пугаются или старательно игнорируют. Значит, она пока еще не окончательно вернулась к своей первоначальной мысли, что я — плод ее воображения. Сдерживая смех, я аккуратно намекнул ей, что обалдевшими обычно называют тех, например, кто утром первым делом порядок в доме проверяет, а потом рыдает, потому что убирать нечего.
То ли она обиделась, то ли опять решила мою верность слову проверить. Чуть хрипловато (от кашля, что ли?) она спросила: — Ты что, все это время здесь был? — с нажимом на каждом слове.
Я фыркнул. Конечно, был — куда же мне деваться-то было. Я же обещал!
Вскинув вперед руки со скрюченными пальцами, она выдохнула: — Ах, ты…! — и я вдруг понял, что испытывает охотник, когда на него надвигается легкораненый тигр. Спасибо, рефлексы сработали — иначе так бы и стоял я там столбом онемевшим, пока она бы меня на клочья рвала. Но рефлексы мгновенно лишили меня видимости, перекатили мое тело через кровать и втолкнули его в кресло.
