— Давай, материализуйся — быстро! — прошипела я… и чуть не подпрыгнула, когда он вдруг появился совсем рядом, чуть плечом меня не касаясь. А откуда на нем куртка взялась? Ну, хорошо, надел в квартире, когда исчез — но где же он ее там прячет? Я что, уже не знаю, что в моем собственном доме находится?

Отдышавшись, я проворчала: — Ну, знаешь, с тобой инфаркт получить — раз плюнуть!

— Что-то я тебя, Татьяна, не пойму. Когда я утром решил пока не показываться, с тобой истерика приключилась; теперь я показался — ты об инфаркте говоришь. — В голосе у него чуть ли не после каждого слова прорывался смешок. Ага, значит, сегодня мы в отличном расположении духа, и ничто нам его испортить не может. Мрачные предположения и гневные речи остались во вчерашнем дне. Сейчас мы это поправим.

— А что это ты действительно утром прятался? — небрежно поинтересовалась я. И не было у меня никакой истерики! Я просто… немножко всплакнула. И вовсе необязательно из-за его отсутствия. Может, я по квартире бегала, потому что сережку любимую искала. Не нашла — вот и расстроилась.

Смешливость с него как ветром сдуло.

— Я… не был уверен, что ты… не передумаешь утром. В отношении того, что тебе со мной… интересно, — неохотно ответил он, тщательно подбирая слова. И поморщился, словно от порыва холодного ветра. Ветер, кстати, на улице был, но вовсе не холодный — приятный весенний ветерок. Если бы он еще мне волосы постоянно в лицо не отбрасывал… Только поэтому я все время к нему голову поворачиваю.

Мы шли по узкой дорожке, усаженной по обеим сторонам кустарником и деревьями. Солнце уже поднялось над горизонтом и бросало на нас косые лучи сквозь деревья. Листьев на них еще не было, поэтому, пока мы шли, по лицу его то и дело пробегали тени от ветвей. Странно, я почему-то заметила это только сейчас, когда он перестал улыбаться.

Я вновь покосилась на него и пожала плечами.

— Странный ты какой-то. Я ведь просила тебя не уходить. Откуда в тебе такая неуверенность? Ты же — ан…

— Татьяна, — простонал он. — Давай об этом дома поговорим. Ты мне о родителях обещала рассказать.

— Я? Обещала? — Вскипев от негодования, я чуть не споткнулась. Он попытался было подхватить меня под локоть, но я отмахнулась. Нечего меня под ручку водить по сто раз мною хоженой тропинке! — Это ты мне еще вчера обещал рассказать, почему именно три года назад появился!

— Об этом тоже дома. Я не отнекиваюсь — в отличие от тебя. Просто это — темы, явно неподходящие для транспорта.

Ладно. Здесь он, пожалуй, прав. Правда, в транспорте совершенно необязательно говорить громко, да и место там можно найти такое, где любопытных ушей будет немного.

Мы уже подходили к конечной остановке моей маршрутки. Очередь там, конечно, была немаленькая, но машины подходили одна за другой — так что ждать нам придется недолго. И тут в голову мне пришла чрезвычайно неприятная мысль.

— Слушай, а у тебя деньги есть?

— Какие деньги? — Он даже остановился.

— Ну, за проезд заплатить?

Он вновь сдвинулся с места, но в голосе его зазвучала тревога. Лица его я не могла рассмотреть — опустив голову, он шел, глядя себе под ноги. Что-то мне это не нравится.

— Татьяна, я… — запинаясь, произнес он. — Я не знаю, как… тебе это объяснить… — Господи, да что случилось-то? Вот не нужно было его с шутливого тона сбивать! — Ты только пойми меня правильно… — Ну, что, что, что же я не заметила? — Понимаешь… когда я материализуюсь… у меня в кармане всегда оказывается нужная купюра… но только для одного.

— Фу! — с облегчением выдохнула я. — Да я же просто думала, сколько мне денег доставать!

— Ты что, платить за меня собиралась? — Он вскинул голову и метнул на меня такой взгляд, что я бы поежилась, если бы у меня не так от души отлегло. — Ну, знаешь… — Он закрыл рот и раздул ноздри. Замечательно, пусть лучше слов не находит, чем пугать меня до смерти.

Зайдя в маршрутку, я сразу направилась в самый ее конец и села в углу, у окна. Водитель нам попался заботливый — радио у него было настроено на музыкальную станцию. Настроение пассажирам поднимает перед рабочим днем. Отлично. Под это страдальческо-любовное воркование говорить можно о чем угодно.

Он сел рядом, и хотя народа за нами набилось еще много, заполнилась машина быстро, и, наконец, мы поехали. Я окинула быстрым взором ближайших попутчиков. Прямо перед нами сидели явно двое знакомых — они уже оживленно болтали о чем-то. О чем, я не слышала на фоне очередного шлягера — замечательно, значит, они нас тоже не услышат. Остальные, вроде, каждый сам по себе, но они стоят и уже свои думы думают. Но лучше, пожалуй, лишний раз перестраховаться.

— Я вот что хотела спросить… — тихо-тихо проговорила я.

— Что? — Он повернулся ко мне и чуть нагнулся, чтобы лучше слышать.

— Вот так и сиди! — С заговорщическим видом я подняла указательный палец. — Вот так мы сможем говорить о чем угодно.

— Ох, Татьяна… — Он закатил глаза, но полностью развернулся к соседу справа спиной и даже взялся рукой за поручень сиденья передо мной, полностью оградив меня от внешнего мира. Хм, интересно. Я всегда терпеть не могла, когда ко мне слишком близко подходили — у меня возникало ощущения вторжения в мое личное пространство. Сейчас же у меня появилось чувство… уютности. Может, попробовать чуть громче говорить, чтобы ему наклоняться ко мне не пришлось? Что-то он опять как-то выше сделался — вон нависает прямо над головой. Или это я вниз сползаю? Да ладно, мне ведь все равно на всех снизу вверх смотреть приходится — голова сама собой запрокидывается. Так мне легче будет следить за его реакцией — а то издалека у него лицо как-то… смазывается.

— Так что ты там говорила? — спросил он с серьезным видом, но подбородок у него мелко подрагивал.

— Я спросить хотела… — снова начала я, но он уже прищурился. — Я помню, все помню: о твоей работе — дома. А про тебя самого-то можно спрашивать?

— Ну, попробуй, — медленно кивнул он, не сводя с меня настороженного взгляда.

— Во-первых, откуда взялась на улице куртка? — Это, конечно, не самое важное, но уж больно мне стало любопытно, где он ее дома прячет.

Он недоуменно пожал плечами.

— Не знаю. Просто взялась — и все. Когда я… э… оказываюсь в каком-то месте — ну, ты понимаешь — у меня всегда есть с собой все необходимое.

У меня отвалилась челюсть. Вот это да. Вот такому можно только позавидовать. Никаких тебе одеваний-раздеваний, никакой беготни по магазинам в поисках нужной одежды; просто материализовался — и тут же одет по сезону. Да еще и с нужным количеством денег в кармане. Пожалуй, есть у этой невидимости кое-какие плюсы.

— А как это происходит? — Вот бы и мне так научиться.

— Честно говоря, я никогда об этом не задумывался. А почему ты, например, летом потеешь?

— Но ведь это же только летом. Зимой же я шерстью не обрастаю! — возмутилась я глупому сравнению.

— А жаль, правда? Насколько все было бы проще! Хотел бы я на это посмотреть. — Что-то пока все мои вопросы вызывают в нем абсолютно неожиданную реакцию. Так, забудем о куртке.

— А где ты дома обычно находишься?

Он опять насторожился.

— Там, где и ты, конечно. Я ведь уже объяснял.

— Объяснял, объяснял — но где конкретно? Вот если я, например, на кухне, то где именно ты там устраиваешься?

— А, я понял. На кухне у тебя есть совершенно замечательное место между диванчиком и холодильником — прямо как для меня сделано.

— На полу?! — Сколько же раз каждый день я туда поглядывала! Когда мне нужно было о чем-то серьезно подумать, это место просто притягивало мой взгляд. Пусто там было (как мне казалось), ничто от мыслей не отвлекало.

— Ну и что? Там очень уютно, и ты за меня ногами не цепляешься.

Интересно, сколько же еще укромных — и, как выясняется, мало мне знакомых — мест у меня в квартире?

— А в спальне? В гостиной?

— Ну, в спальне ты и сама видела — я обычно в кресле у письменного стола сижу.