Я повторил ей все свои соображения о том, что социальная жизнь требует существенных расходов, на которые мне — «выйдя в свет» — пришлось пойти. Услышав о том, что человек просто не может постоянно показываться в обществе себе подобных в одной и той же одежде — пусть даже чистой и опрятной — она недоверчиво вскинула брови. Очень кстати в моей памяти всплыла фраза Татьяны о важности первого впечатления.

— Но Вы запрашивали денежные средства не только на одежду, — продолжила она обвинительным тоном: — Вы также расходовали их на еду. Вы, что, ели человеческую пищу?

О, как бы я ее понял несколько недель назад! Сейчас же… Ну, ел — ну и что? И ей бы кое-что посоветовал. Я прямо таки ощутил во рту вкус торта, овощей, кофе…

— Человеческое общение неизменно включает в себя совместный прием пищи, — медленно заговорил я, незаметно сглатывая слюну. — И поскольку мне приходилось проводить определенное время среди людей, я был вынужден разделять с ними трапезу. Иначе мое поведение выглядело бы очень подозрительным. Но я ограничивался только пищей растительного происхождения, — быстро добавил я, увидев выражение отвращения у нее на лице, — и ради порученного мне дела эта жертва не показалась мне чрезмерно тяжелой.

— Ну что ж, на сегодня, пожалуй, достаточно, — вновь взял беседу в свои руки мой руководитель. — Если больше ни у кого нет вопросов… — Он вопросительно глянул направо и налево. Остальные коротко качнули головами.

— Я… могу узнать о Вашем решении? — не выдержал я.

— Окончательное решение будет принято завтра, — ответил он, чуть дернув уголком рта. — Тогда Вы о нем и узнаете.

— Вы позволите мне… обратиться к вам… с просьбой? — нерешительно спросил я.

— С какой просьбой? — Он посмотрел на меня с нескрываемым удивлением.

— Каковым бы ни было ваше решение…, вы не могли бы… сообщить моей подопечной, что со мной все в порядке?

Они уставились на меня так, словно я попросил их принести мне чашку кофе. Честно говоря, мне было уже все равно. Мнение они, похоже, уже составили, и — судя по их вопросам и реакции на мои ответы — их решение меня мало обрадует. Но Татьяна же вообще ничего не знает! Я вспомнил, как она вела себя в то первое утро, когда я решил временно скрыться в невидимости, чтобы дать ей шанс отмахнуться от меня, как от сновидения…

— Дело в том, что в последнее время между нами установились дружеские, почти доверительные отношения, и она, должно быть, сейчас не в лучшем расположении духа… Что отнюдь не облегчает работу ангела, занявшего мое место, — быстро добавил я, вовремя вспомнив о том, что интересы дела для меня — превыше всего.

— Мы подумаем об этом, — уклончиво ответил мой руководитель, вновь дернув уголком рта. Он смех сдерживает или гнев? А, уже не важно.

Недоуменно вскинув брови, он кивнул головой в сторону двери. Вот это да — меня, похоже, отпустили, а я и не заметил. Я встал и отправился к себе в комнату.

Весь остаток второго дня я провел, пытаясь предугадать, какое наказание они мне назначат. А также размышляя о том, как и когда высказать им свою главную просьбу, не ссылаясь при этом на опыт Анабель. А также о том, как уговорить их направить меня потом, после отбывания наказания, назад к Татьяне. А также о том, какими словами убедить их в том, что мне просто необходимо увидеть ее — пусть отсрочат исполнение приговора хоть на полчаса. За это время я вполне успею все объяснить ей, успокоить ее, рассказать ей, чего нам ждать в будущем…

На следующий день (вторник, вдруг подумал я — третий день) просыпаться мне не пришлось. Я всю ночь прошагал из угла в угол, запретив себе даже приближаться к дивану. Несколько раз я выглядывал в коридор, чтобы проверить, не возникнет ли чувство притяжения к третьей двери направо. Может, задумавшись, я не заметил, что меня вызывают?

Но вызвали меня в этот день даже позже обычного — в десять часов. К тому времени я уже битый час на запястье поглядывал, усомнившись в своем прежде безупречном чувстве времени.

На этот раз комната за искомой дверью опять изменилась. Она уменьшилась до размеров кабинета моего руководителя — а заодно и приобрела абсолютное с ней сходство. Я даже головой помотал, приоткрыв дверь. Мебель по всему периметру — шкафы с книгами и папками, в углу письменный стол, заваленный бумагами, у противоположной стены небольшой журнальный столик с двумя глубокими кожаными креслами по бокам.

В одном из них — дальнем от двери — и сидел мой руководитель. Кроме него, в комнате больше никого не было. Он приветственно взмахнул рукой и указал ею на другое кресло. По всей видимости, оно предназначалось мне. Хорошо это или плохо? — напряженно размышлял я, не спеша направляясь к свободному креслу. Решение явно принято, сообщить мне о нем поручено моему руководителю, участие остальных на этом закончено — но почему такая свободная, неофициальная обстановка?

Я сел в кресло, подняв на него вопрошающий взгляд.

— Как я и говорил Вам накануне, сегодня Вы приглашены сюда, чтобы узнать о нашем решении. — Его спокойный, бесстрастный тон как-то не вязался с атмосферой этой комнаты.

Я выпрямился, собираясь с силами.

— Я слушаю Вас.

— Вне всякого сомнения, Вы отдавали себе отчет, что Ваш чрезмерно… творческий подход к исполнению своих обязанностей не сможет остаться без последствий, — проговорил он, внимательно глядя на меня.

Ну что ж, нельзя сказать, что я не ожидал чего-нибудь подобного. Теперь, главное — уговорить их дать мне возможность увидеться с Татьяной перед тем как… Как он там сказал: «Творческий подход к исполнению своих обязанностей»?

— Я заранее согласен с любым взысканием, которое вы решили наложить на меня, — медленно начал я, тщательно взвешивая каждое слово, — но…

— Но? — перебил он меня, удивленно вскинув бровь.

— Да, я хотел бы обратиться к Вам с еще одной просьбой. — Я немного помолчал, пытаясь оценить его реакцию. Но он просто смотрел на меня — с вежливым интересом, но молча.

— Я прошу у Вас разрешения встретиться с моей подопечной… и с заменившим меня ангелом, конечно, — торопливо добавил я, чтобы не выбиться из роли усердного работника, пекущегося только об интересах дела.

— Чем вызвана эта просьба? — Почему-то он пришел в весьма благодушное расположение духа. — Кстати, мы вчера передали Ваше сообщение Вашей подопечной… — У него снова дрогнул уголок рта, и в глазах мелькнула искорка какого-то непонятного чувства.

Я насторожился. С чего это он… развеселился, что ли? Яркие проявления чувств у нас не приветствуются — превыше всего ценится ровное дружелюбие по отношению ко всем окружающим. И именно в такой атмосфере и происходили все мои неоднократные встречи с ним: спокойное, вдумчивое обсуждение кандидатур людей, с одним из которых мне предстояло работать, и затем — ровное одобрение результатов проделанной мной работы.

Может, Татьяна что-нибудь натворила? Да нет, вряд ли. Тогда он бы не улыбался — он бы всем своим видом изображал… ненавязчивое неодобрение.

— Дело в том, что ей придется как-то объяснить своим знакомым исчезновение ее друга, и я хотел бы предложить ей наиболее безболезненную версию. — Я заставил свое воображение работать на полную мощность. — Я понимаю, что с этой задачей вполне справится и заменивший меня ангел, но я лучше знаю ее, и мне будет проще сгладить ее возможную эмоциональную реакцию на такие перемены. Что же до пришедшего мне на смену ангела — я хотел бы дать ему ряд практических советов, которые позволили бы ему более эффективно справляться с моей подопечной.

Еще не договорив фразу, я чуть не поморщился. Это же надо, чтобы такое с языка сорвалось! Справляться! Теперь больше ни у кого не останется сомнений, что и мне тоже приходилось с ней справляться. Впрочем, я и не скрывал, что в общении с ней у меня были определенные проблемы… С которыми я бы с удовольствием справлялся еще много-много лет…

— Итак, Вы согласны с тем, что на Вас следует наложить взыскание, но просите сначала встречи с Вашей подопечной… Ах да, и с тем ангелом, который сейчас исполняет Ваши обязанности, тоже. Я правильно Вас понял? — проговорил он с расстановкой, прикрыв глаза веками, словно пытался скрыть от меня их выражение.