— И Вы с удовольствием пошли ей навстречу, не так ли? — опять вмешалась брюнетка. В голосе ее послышался смешок.

Ну и что здесь смешного, хотел бы я знать? Что плохого в том, что я начал — после не одного года общения — испытывать симпатию к своей подопечной? Я ведь — не робот все-таки; работа у меня эмоциональная, а поэтому и чувства мне не чужды. Главное, чтобы они не докопались, насколько активной и громогласной сделалась вскоре моя симпатия…

— Да, именно так, — с достоинством ответил я. — Именно ее просьба окончательно убедила меня в правильности принятого решения — она показала мне, что мое видимое участие в ее жизни не явится непрошеным вторжением.

Они еще долго задавали мне вопросы — в основном, о моем первом контакте с Татьяной. Каким образом я намеревался представить впоследствии свое появление и разговор с Татьяной сновидением или галлюцинацией (мускулистый и глазастый)? Сообщил ли я ей о своей сущности напрямик или плавно подвел к этой мысли (насмешливая брюнетка)? Какие вопросы она задавала мне о нашей жизни (мой инструктор)? Какие конкретно ответы я ей дал (опять он же)?

Я отвечал, как мог, полно, стараясь — по возможности — не слишком отходить от правды.

В конце концов, слово снова взял мой руководитель.

— Пожалуй, на сегодня достаточно, Ангел, — сказал он, обменявшись короткими взглядами с коллегами. — Разумеется, мы далеко еще не закончили. Но мы хотели бы обсудить полученную от Вас информацию, да и Вам не мешало бы отдохнуть. Продолжим завтра.

Встав со стула, я попрощался с ними и отправился к себе в комнату. Странно, но сегодня моя дверь вовсе не показалась мне неотличимой от других.

Весь остаток дня я провел, вышагивая по комнате и валяясь на диване. Я ложился, чтобы проанализировать каждое слово из только что произошедшего разговора, каждый взгляд, каждое — даже самое незначительное — изменение в выражении их лиц. Но долго оставаться в покое мне не удавалось. Я представлял себе, что творится сейчас с Татьяной, остающейся в полном неведении о происходящем, и тут же вскакивал и принимался мерить комнату шагами. Сколько же километров я прошагал в тот день? Чувствуя, как начинают подкашиваться ноги, я снова укладывался на диван.

В целом, мне казалось, что я довольно неплохо объяснил свои первоначальные действия. Не оправдываясь, не посыпая голову пеплом — но и без излишней самоуверенности. Завтра, похоже, разговор пойдет о моем более масштабном выходе в человеческое общество.

На следующий день, проснувшись, я даже не удивился. Накануне, к концу дня, я в самом прямом смысле свалился замертво. И утром меня точно также потянуло в коридор, к третьей направо двери.

Войдя в комнату, я вздрогнул от неожиданности. Сегодня она казалась меньше и куда менее официальной. Посередине все так же располагался стол, но по обе стороны от него стояли кресла: с моей стороны — одно, по ту сторону стола — четыре. И в комнате не было моего инструктора.

Как только я устроился поудобнее в кресле, положив руки на подлокотники, мой руководитель приступил к делу.

— Сегодня, Ангел, мы хотели бы выслушать Вас по поводу Ваших последующих действий.

— Я готов ответить на все ваши вопросы. — Еще бы: я к этому уже два дня готовился.

— Итак, Вы продолжили работу с Вашей подопечной в прямом контакте с ней, — начал он. — Не скажу, что Ваше решение вызвало наше единодушное одобрение, но в сложившейся ситуации мы сочли Ваш поступок не лишенным оснований. Но что заставило Вас расширить прямой контакт на все ее окружение?

Как я и думал. Увеличение числа посвященных приводит к экспоненциальному росту вероятности утечки информации.

— Принимая участие во встречах моей подопечной с семьей и друзьями, я мог направлять разговор в нужную сторону, — осторожно начал я, — вместо того, чтобы пассивно наблюдать за ним. И потом, я хотел бы привлечь ваше внимание к тому факту, что я общался с ними в человеческом образе. Мы с моей подопечной затратили немало времени, чтобы выработать достаточно правдоподобную историю моей «жизни».

В меня тут же вцепился мускулистый и глазастый. Его интересовали все придуманные нами с Татьяной детали моей «биографии». Почему мы выбрали именно такую профессию? Откуда возникла идея моей «стажировки» заграницей? В связи с чем мне было дано дипломатическое «происхождение»? Я честно признался им, что основную роль в создании личности по имени Анатолий Викторович Ангел сыграла Татьяна, поскольку намного лучше меня знала требования человеческого общества к такой информации. Кстати, ни один из них не остался равнодушным к моему выбору фамилии: мой руководитель вскинул бровь, брюнетка закатила глаза к потолку, мускулистый хмыкнул, а спокойная и уравновешенная покачала головой.

— А Вам не приходило в голову, что рано или поздно от Вас потребуются документальные подтверждения этой замечательной истории? — спросил меня мускулистый.

Ну, наконец-то! Я был двумя руками за то, чтобы обсудить возможности предоставления мне этих самых документальных подтверждений. Но хотелось бы, чтобы это обсуждение начали они.

— В целом, люди довольно доверчивы, — произнес я, взвешивая каждое слово. — Они не требуют документы при знакомстве. Но впоследствии — да, я отдавал себе отчет, что такие проблемы могут возникнуть.

— И как же Вы намеревались их решать? — прищурился мускулистый.

Похоже, придется все же обращаться к ним с просьбой, а не соглашаться на их предложение. Но не сейчас. Сначала я хочу ответить на все их вопросы — вдруг какие-то подводные камни обнаружатся…

— У меня были определенные соображения по этому поводу, — уклончиво ответил я, — но, возможно, у кого-то есть ко мне еще и другие, более конкретные вопросы?

— А почему Вы решили войти в контакт с французским коллегой Вашей подопечной? — немедленно отозвалась брюнетка. — Насколько нам известно, никто из остальных ее сотрудников Вас не заинтересовал?

Заинтересовал? Интригующая постановка вопроса. Похоже, она пытается инкриминировать мне личные пристрастия во время исполнения своих служебных обязанностей.

— Я не могу сказать, что он вызвал у меня какой-то особый интерес, — ответил я, сдерживаясь. Что-то эта брюнетка начинает меня раздражать. — Но в последнее время он начал вести с моей подопечной подозрительные разговоры, и я предпочел включиться в них, чтобы избавить ее от угрозы обмолвки.

— Какие разговоры? — быстро спросила она, чуть наклоняясь вперед.

Так, не хватало еще Анабель подвести под расследование. Хотя она, впрочем, действует в открытую, заручившись их разрешением. Но, возможно, они захотят поставить ей в вину то, что она раскрыла мне глаза на реальные возможности ангелов-хранителей…

— Я имею в виду, что подозрительными они показались в то время мне, — дал я обратный ход. — Это были философские разговоры: о высших силах, о становлении личности и о помощи ей в этом процессе. Но я боялся, что моя подопечная — ненароком — может продемонстрировать чрезмерную осведомленность в этих вопросах.

— И какие же разговоры вели с ним Вы? — Она надменно вскинула бровь.

— То, что по нашей версии я был психологом, дало мне возможность вести с ним беседы общего плана, представляя свои рассуждения выводами из практического опыта.

— И такой общий характер носили все Ваши беседы с ним? — Чуть прищурившись, она замерла в ожидании.

Нет, они точно откуда-то знают о нашей последней встрече с Франсуа и Анабель. Но я не буду о ней говорить. Не хочу, чтобы моя просьба выглядела так, словно Анабель настроила меня на нее. Не объяснишь же им, что я сам уже давно бился в поисках выхода, и мне нужен был всего лишь крохотный толчок…

— Если Вы хотите спросить, не раскрыл ли я и ему свою сущность, то нет — не раскрыл. (Конечно, не раскрыл — он сам обо всем догадался).

— А как Вы можете объяснить свои непомерно возросшие в последнее время требования по финансовому обеспечению? — подала вдруг голос молчавшая до сих пор вторая женщина — спокойная и уравновешенная. Сейчас, правда, в голосе ее прозвучало откровенное возмущение.