Между прочим, лежа, думается лучше. Это я за последние пару недель точно понял. Я вытянулся на диване, закинув руки за голову, и принялся еще раз разбирать по косточкам свою версию случившегося…

Откуда такое неприятное ощущение в руках? Я с трудом вытащил их из-под головы и чуть не подпрыгнул, когда в них словно тысячи иголок впились. Неприятное ощущение переместилось куда-то в область поясницы. Я инстинктивно выгнулся, потягиваясь, и вдруг резко сел на диване. Опять заснул! Да что же они такие живучие, эти земные привычки! Здесь-то мне зачем спать? Хотя, похоже, продолжалось это недолго; у меня было ясное ощущения раннего утра — часов семь, восемь, не больше. Почему-то я глянул на часы на запястье. Точно, без десяти восемь.

Татьяна, наверно, уже давно встала. Умылась, оделась, позавтракала, на работу собирается. Если собирается. Могу себе представить, что с ней сейчас творится… Мне вдруг страшно захотелось кофе. У Татьяны на кухне.

И в этот самый момент меня внезапно потянуло к двери. Я встал. Подошел к двери. Теперь мне нужно ее открыть. Потом — в коридор, налево и к третьей справа двери….

Подойдя к этой двери, я остановился в нерешительности. Я же вчера их все проверил! Осторожно взявшись за ручку, я слегка надавил на нее…

Дверь открылась. В довольно большую комнату, намного больше моей. Но в отличие от нее, из всей мебели в этой комнате находился только длинный стол, стоящий прямо в центре, и — прямо перед ним — одинокий стул. Пустой.

За столом восседало пять личностей, внимательно разглядывающих меня, застывшего в проеме двери. Я вдруг понял, что они ждут меня — ждут, пока я зайду в эту комнату и займу свое место на стуле перед ними.

Я молча зашел в комнату и направился к стулу, окинув быстрым взглядом присутствующих. За столом сидели трое мужчин и две женщины. Несмотря на различия в возрасте, чертах лица и цвете волос, всех их объединяло совершенно бесстрастное выражение глаз и некие бесформенные одеяния, которые как-то неприятно напомнили мне судейские мантии. Так вот, значит, как выглядит контрольная комиссия…

Двоих из присутствующих мужчин я знал. Один из них сидел в самом центре и выглядел, пожалуй, старше всех. Вообще, я никогда не встречал среди нас ни почтенных старцев, ни беснующихся юнцов. Люди, вступая в ангельское сообщество, выбирали себе возраст так же, как и внешность — и все они отдавали предпочтение поздней молодости или среднему возрасту: от двадцати пяти до сорока лет. Мой руководитель, занимающий сейчас центральное положение среди сидящих за столом, решил в свое время отнести себя к верхнему пределу возрастного интервала. Все в его облике отличалось… внушительностью. Крупные черты лица, застывшие сейчас в бесстрастной маске, шевелюра каштановых волос с легкой проседью, крупные руки, сложенные перед ним на столе.

Слева от него сидел второй из знакомых мне мужчин — мой инструктор по подготовке ангелов-хранителей. Он был самым молодым из них, с виду ему нельзя было дать больше двадцати пяти — двадцати шести лет. Его внешность была абсолютно неприметной: маленькие светлые глаза, жидкие светлые же волосы, тонкие губы, небольшой аккуратный нос. У него и движения были — как я знал по памяти — плавные, не привлекающие к себе внимания. Инструктируя нас, он, казалось, всем своим видом старался привить нам понимание того, как должен выглядеть и действовать ангел-хранитель. Сейчас у него единственного в глазах мелькал проблеск сочувственного интереса.

Справа от моего руководителя сидела незнакомая мне женщина, возрастом не намного уступающая ему. Жгучая брюнетка (в ее возрасте, будь она человеком, столь черные волосы сразу навели бы на мысль о недавнем посещении парикмахерской), с яркими чертами лица (черты лица наших женщин всегда отличались яркостью и свежестью, независимо от возраста), она взирала на меня с легкой улыбкой на губах, в которой, однако, не было ничего, кроме научного интереса.

По краям сидели еще двое незнакомых мне личностей. Справа от брюнетки сидел мужчина примерно моего возраста, мускулистый, коротко остриженный, который чуть откинулся на стуле и рассматривал меня цепкими, чуть прищуренными серыми глазами. При одном взгляде на него у меня тут же мелькнула мысль: «Ангел-каратель». Господи, неужто они и нами занимаются? С людьми им возни, что ли, мало?

Слева от моего инструктора сидела еще одна женщина: невысокая, плотно сложенная, с русыми волосами и ярко-голубыми глазами. От ее облика веяло спокойствием — не бесстрастностью, а именно спокойствием и уравновешенностью. Впрочем, властности в ее лице тоже хватало.

Сев на стул, я сложил руки на коленях и вопросительно посмотрел на своего руководителя. Итак, обвиняемый к порке готов.

— Здравствуйте, Ангел, — негромко проговорил мой руководитель. — Мы позволили себе оторвать Вас от исполнения Ваших обязанностей, чтобы задать Вам несколько вопросов.

— Я постараюсь ответить на них, — спокойно отозвался я, чуть склонив голову.

— В последнее время Вы весьма радикально отступили от обычной схемы общения с подопечными. С чем это связано? — продолжил мой руководитель. Остальные пока молчали, внимательно следя за моей реакцией.

Я рассказал им свою версию непредвиденного стечения обстоятельств и своих действий по выходу из него.

— В чем заключались проблемы общения с Вашей подопечной? — тут же спросил мой руководитель.

Ну, это совсем просто — и выдумывать ничего не нужно.

— Дело в том, что она отличается повышенной сдержанностью и даже скрытностью. С людьми она говорит мало, а о себе — и того меньше. Поэтому в большинстве случаев мне приходилось лишь догадываться о ее реакции на те или иные события в ее жизни, что не всегда приводило к верному прогнозированию ее последующих поступков. — Я искренне вздохнул.

— Что значит — Вы позволили себе ослабить бдительность? — послышался тихий голос моего инструктора.

Его эта фраза, конечно же, не могла не задеть. Мое поведение поставило под сомнение уровень его профессионализма.

— В тот день я не в первый раз позволил себе такое, — пошел я ва-банк. — Ночью, когда моя подопечная крепко спала, я неоднократно переходил в видимое состояние, чтобы лишний раз отработать приемы увертывания, распластывания по стенам и вжимания в углы. Согласитесь, что такая тренировка проходит намного результативнее, когда видишь все части своего тела.

— Что конкретно заставило Вас пойти на прямой разговор с Вашей подопечной? — спросила вдруг брюнетка. Губы ее перестали улыбаться, но в лице впервые мелькнул истинный интерес.

Она что, специализируется на нестандартных ситуациях? Судя по тому, что рассказывала Анабель, они — не единичны, а значит, должны как-то анализироваться. Похоже, на нее мне нужно произвести самое лучшее впечатление.

— Если Вы говорите о конкретном импульсе, то он, скорее, был внутренним. — Я старательно подбирал слова, чтобы ненавязчиво подчеркнуть свою требовательность к себе, интуицию и умение принимать в критический момент мгновенные решения. — Сложились воедино неудовлетворенность результатами моей работы, уверенность в уравновешенности моей подопечной и нестандартность ситуации, позволяющей надеяться на нестандартное же решение этой проблемы.

— Расскажите подробнее, как приняла Ваша подопечная Ваши откровения, — подал голос мускулистый парень с цепкими глазами.

Ну, как я и думал — делает основной упор на самый страшный грех ангела-хранителя: угрозу физическому или моральному здоровью вверенного ему человека. Слава Богу, что здесь мне скрывать нечего — Татьяниному спокойствию только ревность и мелкие уколы родителей повредить могут.

— Она выслушала меня спокойно, не перебивая ни охами, ни ахами. У нее возникло много вопросов по организации нашей работы и жизни, — начал перечислять я, и, спохватившись, быстро добавил: — на которые я дал, разумеется, ответы самого общего плана. Поверила она мне не мгновенно, но довольно быстро. И, по правде говоря, к концу нашего первого разговора она даже попросила меня не переходить больше в невидимость.