Нет, нашла-таки! Туфель, понимаешь, не хватает! Ну, естественно, как же можно понять, нравится тебе костюм или нет, если под ним тапочки виднеются. Хватит надо мной измываться! Пусть тоже идет и платье примеряет. Или нет, лучше я ей его сюда принесу — пусть при мне переодевается. Хотел бы я на это посмотреть!
Она тут же опять нашла лазейку — белье ей пора развешивать. Что? Белье? На балконе? Стоя на табуретке? Нет уж, я сам его повешу — у нее балкон маленький, мне там ее страховать неудобно. Ну, хорошо-хорошо, сниму я перед этим костюм. Ну, хорошо, и брюки вместо него надену — хотя, хоть убей, не понимаю, как меня кто-то с улицы на балконе седьмого этажа разглядеть умудрится.
Закончив с развешиванием белья, я обнаружил, что она — наплевав на мое платье! — красится в ванной. И вместо того, чтобы честно признать факт невнимания к моему подарку, она — как ни в чем ни бывало — заявила, что платье надевают потом. Я вежливо спросил, хватит ли ей оставшихся до выхода двадцати минут — или, может, поедем на такси. Я всего лишь хотел сказать, что ни в коей мере не хочу подгонять ее, а она обвинила меня в мотовстве и рявкнула, что я специально ее отвлекаю, чтобы начать потом сорить деньгами. Это была последняя капля — я пошел с гостиную, чтобы не дать ей больше ни малейшего шанса еще как-нибудь задеть меня. Только я добрался до двери, как из-за спины у меня послышалось умильное: — Надеюсь, ты не забыл, что в ресторан в тапочках не ходят? — Я резко развернулся на месте — в двери ванной видно ее не было. Спиной она, что ли, видит?
Я вернулся в спальню, надел туфли и от нечего делать принялся смотреть в окно. Минут через десять от двери до меня донеслось: — Может, ты все же выйдешь и дашь мне переодеться, если действительно не хочешь, чтобы мы опоздали? — Вскипев от такой вопиющей несправедливости (я, между прочим, спиной к ней стоял, а она меня заставила гольфы переодевать прямо у нее на глазах!), я опрометью бросился вон из спальни.
Когда она вошла в гостиную — уже в платье, уже в туфлях на каблуках, уже расчесавшись и накрасившись — у меня перехватило дыхание. Как я и ожидал, это до невозможности неброское платье просто притягивало взгляд. И не к себе, а к тому, что под ним скрывалось. А скрывалась под ним настоящая греческая статуэтка: хрупкая, изящная, все состоящая из плавных изгибов, словно ввысь на цыпочках устремленная. Мой собственный костюм вдруг показался мне действительно серым и невзрачным. Я просто должен был увидеть, что он не окажется рядом с этим платьем полной безвкусицей!
Я вскочил с дивана, схватил Татьяну за руку и ринулся в спальню, к зеркалу. Хм. Я все-таки — молодец! Это — не платье, это — просто чудо, рядом с ним мой костюм стал выглядеть еще лучше. Вот только из-за этих каблуков Татьяна оказалась одного роста со мной. Не пойдет. Если у нас глаза на одном уровне будут, грозно взглянуть на нее у меня уже не получится — того и гляди, она на меня так поглядывать начнет. Не хватало еще единственное преимущество потерять! Потянувшись, чтобы обнять ее за талию, я выпрямился, как следует — и отвоевал-таки сантиметров пять-шесть. Главное — не забыть об этом и не начать сутулиться.
Всю дорогу я то и дело поглядывал на Татьяну. Она вела себя как-то иначе. Чуть вскинув подбородок, с легкой улыбкой на губах, она спокойно ждала, пока я открою перед ней дверь, пока подам ей руку при выходе из троллейбуса. На улице она совершенно естественным движением взяла меня под руку и шла рядом, с легкостью попав в такт моему шагу — не подпрыгивала, руками не размахивала. Мне даже не пришлось напоминать себе о том, чтобы не горбиться, спина сама собой ровной держалась. Может, попросить ее почаще платье с туфлями надевать?
У ресторана мы оказались первыми. Татьяна спросила у меня, который час, и я ответил ей по привычке, не задумываясь и не глядя на часы. Она, конечно, тут же на меня зашипела.
А, нет, не первыми. Из двери ресторана вышел француз, сообщил нам, что нас уже ждет отдельный кабинет — и тут же потащил нас внутрь.
Помещение в конце зала, к которому он повел, может, и было отдельным, но уж никак не кабинетом. У него было только три стены, а роль четвертой играли металлические стойки, увитые какими-то растениями. Потому-то он нас сразу и увидел у входа. С другой стороны, место это было явно лучше обычного столика в кафе, где со всех сторон до тебя доносится гул разнообразных разговоров.
Все мои размышления закончились в тот момент, когда я увидел женщину у столика, к которому нас вел Франсуа. Что-то в ее облике сразу же насторожило меня. Поза. Она сидела в очень необычной, хотя и довольно непринужденной, позе. Не расслабившись, не откинувшись на спинку стула, как сидят обычно люди, отдыхая — в ней чувствовалась готовность в любой момент сорваться с места… Так хищник ждет в засаде. В душе у меня шевельнулось недоброе предчувствие — недавнее столкновение с Мариной оставило во мне откровенную неприязнь к таким женщинам. Точно приехала проверять своего Франсуа.
Когда мы подошли к увитой зеленью стойке, он окликнул ее, и она тут же спорхнула со стула и двинулась нам навстречу. Так и есть! У нее и походка пружинистая, как у тигрицы, и уверенность в себе — идет, словно знает, что кто угодно дорогу ей уступит.
Но, по мере того, как она подходила, в глаза мне все явственнее бросалось ее лицо. Далеко не красавица. Это, пожалуй — единственное, что можно было о ней сказать. Все черты лица ее были на удивление гармоничны, и по отдельности — весьма симпатичны, но вместе они складывались в какую-то не задерживающуюся в памяти картину. Ее лицо словно дразнило меня — есть в нем что-то знакомое, но откуда? И эти прозрачные светло-карие глаза…
К тому времени, как Франсуа начал представлять ей Татьяну, все эти детали начали стягиваться у меня в голове в единое целое. И когда она заговорила, в голове у меня словно колокол тревоги бухнул. В голосе ее звучала та же сила, которая ощущалась в каждом ее движении. У меня внутри что-то завибрировало — я просто чуял эту силу, которая исходила от нее волной и грозила смести нас с Татьяной с лица земли. Нет, похоже, только меня. Татьяна стояла рядом совершенно спокойно и даже дружелюбно улыбалась. Хотя во время рукопожатия она чуть поморщилась — так и есть, эта Анабель и физически сильна.
Франсуа представил ей меня, и она перевела на меня свои прозрачные глаза, в которых стояла непонятная насмешка. Я чувствовал, что нужно что-то сказать, но не мог — так же, как не мог отвести глаз от ее цепкого взора. Первой заговорила она, и мне показалось, что у меня пол из-под ног уходит. Она произнесла всего два слова: — Здравствуйте, Ангел.
Глава 21. Выход из тупика
Потеряв дар речи, я замерла на месте. Да кто она такая? Откуда она взялась? Откуда она знает, что мой ангел — ангел? У меня не было ни малейшего сомнения, что она это знает, что это — не оговорка, не оборот речи, не сложность выражения своих мыслей на чужом языке. Она произнесла «Ангел» с заглавной буквы — как имя, как титул. А он еще Франсуа опасался! Оказывается, Франсуа всего лишь в разведку ходил, данные собирал — в разговорах заумных — для этой своей… подруги. Ее для проверки, значит, прислали? Хотя зачем же его проверять такими окольными путями? А может, она компромат на моего ангела собирала — ведет, мол, недостойный ангела образ жизни — и теперь пожаловаться собралась? Я ей пожалуюсь! Сама вон в видимости, как рыба в воде, себя чувствует — явно не первый раз людям показывается…
Все эти мысли пронеслись у меня в голове в недолгие секунды немой сцены. Я коротко покосилась на ангела и чуть не завизжала. От ярости. Он как-то… не совсем отчетливо виделся. Словно опять неприметным сделался, или начал потихоньку таять в воздухе. Сейчас же исчезнет! И хорошо, если только из видимости! Вот хотелось же одной дуре, чтобы он понемногу исчезал — вот и получи свершение желаний! Я ощупью нашла его руку и крепко сжала ее. Очень крепко — чтобы не вырвался. Через мгновенье пальцы его железными тисками обхватили мою ладонь. Вот так-то, и нечего в панику впадать — нас все-таки двое!
