— А ну пошли, Татьяна, — решительно заявила Светка, — а то они мне сейчас здоровое дерево угробят.

Однако яблоня пережила непрошеное человеческо-ангельское вмешательство. Когда мы добрались до нее (нам пришлось обогнуть дом и пройти почти в самый конец сада), Анатолий небрежно расположился в самой гуще развесистой кроны, спиливая, судя по всему, последнюю ветку. Почему-то я обратила внимание, что возле дерева не было никакой лестницы. Ах, вот как! Значит, он и Марине свои акробатические таланты демонстрировал! Спиленные ветки лежали на земле аккуратной кучкой. Похоже, расправившись с каждой из них, он подавал ее Марине, чтобы она сложила их чуть в стороне. Ну, понятно — оба ведь порядок любят, вот и сработались на славу. И почему-то они молчали. Я тоже не нашлась, что сказать. И Светка как-то притихла.

К моему невероятному облегчению, в этот самый момент к нам подбежал Олежка. Дергая Светку за брюки, он потребовал, чтобы она пошла с ним кораблики запускать в надувном бассейне. Светка отослала его к папе — ты смотри, действительно ангельские мысли о равноправии в воспитании запали ей в голову! От гаража до нас донесся громкий вопль: «Я не могу! Мясо пересушится!». Я предложила Олежке пойти с ним и справиться с непослушными корабликами. Он тут же вцепился мне в руку и потащил за собой на передний двор.

У бассейна Олежка принялся взахлеб рассказывать мне, что у него не получается. Глядя на него, трудно сразу сказать в кого из родителей он лицом пошел: Светка с Сергеем внешне очень похожи — оба невысокие, светловолосые (Светка — с легкой рыжинкой в волосах), голубоглазые, с тонкими чертами лица. Но характером он явно в мать удался — жизнерадостный такой фонтанчик, который журчит и булькает себе в удовольствие, и другим на радость. Слов у Олежки еще не хватало, и он все время помогал себе руками — и в конце каждой фразы разводил ладошки в стороны, удивленно округляя глаза и поднимая тонкие плечики: «Тонет».

Я попробовала запустить его кораблик, и сразу поняла, в чем дело. Если опустить его на воду и оставить в покое — он стоит на месте, чуть покачиваясь, но держится на плаву. Если же подтолкнуть его посильнее, запустить в дальнее плаванье — он ринется вперед и через мгновенье — хлоп на бок, и только киль торчит кверху. Мы с Олежкой по очереди пробовали и так, и сяк запускать его, но результат оставался неизменным: или не плывет наш кораблик, или переворачивается. Может, что-то не так с этим корабликом?

А может, и у меня в жизни вот так же, что-то не так? — вдруг подумала я, глядя на очередное кораблекрушение. Вот сидела же тихо в своей заводи, никуда не рвалась — ну, покачивало меня время от времени, но ко дну ведь не шла. А потом появился в этой заводи ангел мой ненаглядный. И завертело меня, закружило, ринулась я к жизни яркой, необычной, красочной… И насколько же меня хватило — на плаву в ней удержаться? Вот до первой встречи с внешними стихиями и продержалась. Несложно же им оказалось меня парусами с воду окунуть…

Я глянула на часы: сорок минут еще до трех, когда можно будет начать прощаться. Мне очень хотелось встать и прямо сейчас уйти — тихо, незаметно, не портя всем настроение. Но куда же мне потом деваться? Домой заехать я уже не успею, в аэропорт раньше приезжать — вообще глупость последняя, да и Светку обижать не хочется…

— Можно с вами? — раздалось у меня над головой. Я вздрогнула, и кораблик мой затонул прямо у бортика бассейна. М-да. Любопытный знак.

Подняв глаза, я увидела прямо перед собой своего ангельского Анатолия, за спиной которого маячила Марина.

— Не можно, не можно, — ликующе завопил Олежка, и я мысленно пообещала подарить ему на день рождения самую большую машину, какую только найду в магазине.

Но мой невозможный во всех отношениях ангел широко улыбнулся, словно Олежка позвал его играть с нами, и присел на корточки перед бассейном. Внутри меня что-то шевельнулось в раздражении — все та же омерзительная ядовитая змея, наверно. Да что же ты так надрываешься, а? Зачем тебе здесь за мной присматривать? Не утону же я, в самом деле, в этом бассейне! Шел бы ты и дальше приятной компанией наслаждаться! Он вынул из воды кораблик, отряхнул его, обтер широкой ладонью днище, опустил его на воду и чуть подтолкнул едва заметным движением пальцев.

И кораблик поплыл! У Олежки округлились как глаза, так и рот — из которого одним вздохом вылетело: «Ооо!». Я не знаю, почему меня так это взбесило — но я не могла больше и минуты находиться рядом с этим идеальным творением природы по имени Ангел — всезнающим, всеумеющим, всепокоряющим. Я встала со словами: — Ладно, я пойду — посмотрю, может, Светке помощь нужна.

Он тут же согласно закивал: — Идите, девочки, идите, я ведь мяса не ем. А мы тут пока навигацией займемся.

Идя рядом со мной по дорожке к дому, Марина молчала и лишь изредка поглядывала на меня искоса. Я тоже не знала, что сказать. Мне очень хотелось оказаться как можно дальше от нее, от этого дома, от ангела — от всех. Мне очень хотелось назад, в свою тихую заводь.

На веранде мы съели шашлык — и если бы меня спросили, каким он был на вкус, я бы, пожалуй, не нашла, что ответить. Хотя я, конечно, похвалила его — зачем всем остальным праздник портить? Дожевав последний кусок, я глянула на часы. Слава Богу! Можно собираться. Я напомнила Светке, что мне пора уходить, извинилась и встала. Светка тут же засуетилась: — Я тебе сладкое с собой дам, — и велела Сергею позвать Анатолия. Я встрепенулась.

— Света, это мне пора уходить. Не потащится же он со мной в аэропорт! Пусть остается, смотри, как он с Олежкой хорошо играет.

Прищурившись, Светка пристально посмотрела мне в глаза и сказала: — Татьяна, ты не дури! Еще раз приедете, он с ним опять поиграет. А сейчас — пора, значит, пора. — И вдруг она заорала: — Анатолий, Татьяна уходить собирается!

Он оказался рядом так быстро, что у меня сердце в пятки ушло — словно исчез возле бассейна и материализовался прямо возле меня.

— Что, уже уходим? — спросил он, радостно потирая руки, но в глазах его мелькнуло какое-то колючее выражение.

— Да это мне пора в аэропорт ехать. А ты, может, остаться хочешь? — ответила я, старательно выдерживая нейтральный тон.

— А меня ты с собой взять не хочешь — в аэропорт? — Последнее слово он почему-то произнес с нажимом.

От ответа меня избавила Светка, которая уже натолкала в пакет всяких сладостей и теперь совала мне его в руки. Марина наблюдала за этой сценой, сидя за столом с совершенно непонятным выражением лица. Я заметила, что когда Светка крутилась вокруг стола, накладывая в пакет кусочек оттуда, и другой отсюда, она хлопнула Марину по плечу, и та почему-то усмехнулась, отведя глаза в сторону.

— Господи, Свет, да чего ты сюда наложила? А это еще что? — спросила я, глядя на что-то пузатое, завернутое в папиросную бумагу.

— Это, Татьяна, на завтра, — торжественно объявила Светка. — Я же знаю, что ты ничего печь не будешь. А так завтра попразднуешь, вон Анатолия пригласишь, чтобы он мой кулич попробовал.

Я остолбенела. Батюшки, завтра же Пасха! По-моему, я из-за него обо всем забыла! У меня мелькнула мысль, что сладкий кулич должен прийтись ему по вкусу, но я тут же безжалостно подавила ее. Хватит голову сушить над тем, что ему понравится и что — нет. Главное — кто ему нравится, а в этом ситуация уже, по-моему, прояснилась.

Наконец, мы распрощались и отправились через весь поселок к автобусной остановке. Он молчал вплоть до того момента, как мы уселись, как обычно, на заднее сиденье, и он закинул руку мне за голову. Я чуть не вспылила. Ну, это-то сейчас зачем? Уехать со мной ему пришлось — это понятно: работа есть работа. Но к чему эти излишества? Я же знаю, что ему сейчас хочется вернуться, поговорить с Мариной, выяснить, что еще есть между ними общего… А она-то — тоже хороша, подруга называется! Но к своему удивлению я обнаружила, что у меня не получается по-настоящему разозлиться на Марину. Вот когда на улице девушки на него оборачивались, я мгновенно вскипала, а сейчас — полный штиль. Злобная, колючая, шершавая змея внутри меня вдруг сделалась резиновой, она словно надувалась, и с каждой минутой мне становилось все труднее дышать.