Калина перевернула котенка вверх пузом и обе увидели, что это кот.

– Ну слава Богу. Кот. Бери уж его, да пошли. Миланка то вон уже куда ускакала.

Соседка легко подхватила чужие сумки и поперла их как лошадь вперед. Калина вцепившись в котенка торопилась за ней, стараясь не выдать того, что происходило в ее сердце. Ей не хотелось верить, что сына уже нет. Не хотелось, и все. Душа шептала что Марсель умер, а сердце кричало –нет, он просто пьяный, спит.

Остаток дня она металась по дому, что-то делала, даже улыбалась детям, но вечером побежала к Светке. Там было тихо, ее гражданский муж мирно спал в коридоре на диванчике, пьяно похрапывая, Светка сидела в огороде на лавочке и грызла семечки. Калина не в силах позвать ее по имени, сама нашла ее и плюхнулась рядом. Ей хотелось расспросить соседку о сыне. Ведь утром он ушел к ней со своей знакомой, а сейчас здесь никого нет.

– Светка, вы уже все? Больше не пьете? Где у тебя все? – начала она осторожно, издалека.

– Да не знаю. Рассосались как-то. Мой вон, дрыхнет. А парни ушли. И твой с ними.

Калина на секунду успокоилась, но неожиданно для себя спросила:

– Свет? А где тут у вас пруд?

– Ты че?.. Забыла?..

– Да не тот… В лесу, который.

– А-а…этот… Зачем тебе?

–…Там Марсель… – Калина произнесла это таким тихим, сдавленным голосом, что Светка повернула к ней свое полное лицо и чуть подумав, замахала рукой, угадав ее мысли:

– Че дура что-ли? Он с парнями ушел. Они не собирались купаться, пошли за водкой, к этой старой карге, Кудымихе. Она совсем в другой стороне живет от пруда. Ты че? Ну если хочешь, сходи. Вон туда надо, по тропке, прямо на пруд и выйдешь.

Светка указала дорогу, и добавила вслед уходившей Калине:

– Да если б он утонул, мы бы уже знали. Ты че…

Калина, пошла было по указанному пути, но пройдя половину, нерешительно остановилась. Было страшно идти, страшно увидеть сына. Хотелось верить, что ее подсознание ошибается. И раньше Марсель неожиданно исчезал, мог появиться через неделю, две. Может он и сейчас психанул, и ушел в город. Светка говорила, что он хотел уехать, но они его не пустили, велели проспаться сначала. Наверное Калина накручивала себе, и Марсель уже давно в городе, у своих друзей. Она медленно повернула обратно, вернулась домой. Проходя мимо веранды мельком взглянула на магнитофон сына, стоявший на окне, и одна ее половинка шепнула: «Он ему теперь не понадобится». Вторая половинка вступилась: «Заткнись. Он вернется!» Калина опрометью бросилась в дом, чтобы не думать, о чем попало, кинулась разбирать какие-то тряпки, протирать пыль, двигать шкаф и стол.

Марсель не появился ни на другой день, ни на третий. Уже неделю Калина ходила на работу, носила домой объедки и ждала сына. Котенок по вечерам забирался к ней на кровать, играл с нею смешно подпрыгивая и кидаясь на пальцы. Девчонки целыми днями пропадали на пруду. Калина каждый день справлялась у Светки, появился ли на работе Марсель? И узнав что так и прогуливает, сердилась на его безалаберность. Он с трудом устроился на эту лесопилку, верней его устроил муж Светки, который тоже там работал. Она почти успокоилась, уже была уверена что Марсель загулялся в городе, и забыл что дома нет денег. Но точилась в дальнем уголке ее сердца поганенькая мысль, что что-то не так. Калина гнала ее из себя. Одна ее часть застыла в ожидании неминуемой беды, другая спорила с первой, пытаясь доказать, что все в порядке.

– Мам? – ныли девчонки, – День города в следующее воскресенье. Пойдем, а? Приедет группа «Авария». Марсель хотел пойти. Может его там и найдем?

– Денег нет. Отстаньте, – сердито отмахивалась Калина, а сама думала, что надо съездить. Вдруг Марсель будет на празднике. Он ждал этот день из-за его любимой группы. Вслух мечтал, как проберется к сцене, и постарается сфотографироваться с солистом. Девчонки уговорили ее. Калина получила зарплату, подсчитала все свои копейки, и смогла выделить небольшую сумму.

– Вот, – торжественно сообщила дочкам, – Вот эти семьсот рублей можно прогулять. И ни рублем больше. Нам жить месяц.

Девчонки в голос заорали: «Ура», и облепив мать, целовали в лоб, в щеки, в виски. Калина обхватила их, смеялась, и щекотала: «Ах вы мои козлятки…»

Праздник удался. Погода стояла отменная, девчонки носились по всему городскому стадиону, где мэрия устроила празднование, Калина тоже обошла все установленные палатки, поговорила с напарницей Марией. Та подрабатывала на празднике. Калину не позвали, она была чужая в коллективе, где работала. Ее устроила туда Мария. Само кафе принадлежало семейному клану, и работали в нем только родственники. Калину хозяйка пожалела, Мария часто рассказывала о ней и как только уволилась вечно пьяная посудомойка Клава, Мария порекомендовала взять Калину. Та работала на совесть, но все равно в коллектив ее не принимали, держали на расстоянии. Она не возражала и не расстраивалась. Сегодня хозяйка кафе выставила на стадион целых две палатки, и торговля у них шла бойко. Калина ходила по стадиону, глазами выдергивая из густой толпы похожих на сына парней, и все время ошибалась, начала нервничать. Девчонки иногда созванивались с матерью, найдя ее, наперебой делились впечатлениями, совали в рот мороженное, – попробовать, и опять растворялись. К вечеру жара спала, начался концерт. Калина предусмотрительно собрала детей, и поторопилась занять место поближе к сцене, чтобы младшие близняшки могли увидеть столичных артистов вживую. Несколько пожарных машин стояли по обоим сторонам сценических подмостков, оградив певцов от фанатов. Цепь милиционеров тянулась почти по всему периметру, упреждая желающих проскочить под ограждениями. Калина подняла на плечи Софью, Милана копируя мать, посадила на руки Веронику. И пока шел концерт, Калина заставляла себя верить что сын тоже здесь, иногда, поддаваясь всеобщей эйфории, пританцовывала и даже испытывала приступы радости. Сейчас девчонки не должны были видеть ее печали. Калина смотрела на то, как они скачут в своем кружке, довольные и горячие. Как хохочут и подпевают артистам, вопят и улюлюкают, машут руками, и сердце ее сжималось в тугое кольцо подступающего осознания, что это последние часы ее прежней жизни. Скоро все должно измениться. И в самых глубинах своего сердца она уже знала истину, но не была еще готова принять ее полностью, слишком тяжела была предстоящая ноша, неподъемна для ее хрупких плеч. По сомлевшим личикам Софьи и Вероники Калина видела что они устали. Но все ждали салюта. Его все не было и не было. Вот и концерт уже закончился, артисты собирали инструменты, тихо возились на сцене, пока к ним не подошел мэр и не пригласил на застолье. Объявили дискотеку до утра. Пришлось смириться и пойти домой. Девочки устало бегали друг за другом, пока Калина с Миланой обсуждали праздник, забрели на автозаправку, стащили с ее забора несколько воздушных шаров. И все время в голове Калины точилось: «А Марсель не видит». Вдруг сзади неожиданно засвистело и загрохотало. Они оглянулись. Далеко вверху яркими лилиями и астрами вспухали салюты. Это было необыкновенное зрелище. Девчонки проснулись и открыли рты. Они тянули к небу руки, тыча пальцами то в одну сторону, то в другую, ахали, вскрикивая и подскакивая при очередном залпе. Калина молча и ошеломленно стояла позади них, неподвижно глядя в небо, вторила про себя: «А Марсель не видит» …

Прошла еще одна тягостная неделя. Муж приезжал несколько раз, привозил продукты, виделся с дочками и даже играл. Калина ходила как зомбированная кукла, наполненная только одним чувством горькой, режущей грудь тоски. Домой муж не звал, изредка спрашивая куда пропал Марсель.

«Я не знаю где он. Наверное, у друзей. Придет?» – едва слышно отвечала Калина, глядя на мужа впалыми от бессонницы глазами. Она стойко держалась, девчонки даже не догадывались о том, с каким трудом мать удерживается от слез. Но однажды этот день все-же пришел.

Калина была на работе, перемыла всю посуду, вымела зал кафе, и сидела за дальним столиком прячась от жары, мучительно думая о том, что нужно начинать звонить, искать сына. Она решила начать с больниц, уговаривая себя, что все хорошо, но уже мало веря в это. Работники кафе собрался на улице, перемывали кости знакомым и хохотали. Народ ходил мало, и было свободно. Вошла Милана.