Вчера сын опять пил. Сидел у соседки с ее гостями, и балагурил. С юмором у него было слишком. Мог так сказануть, что не устоишь на ногах. Вот и вчера из дома напротив все время доносился хохот. Калина сходила один раз, посмотреть, что там, и не задерживаясь надолго, ушла к себе. Не нравилось ей, что сын так часто пил, но она не вмешивалась, ругала и корила себя, что не усмотрела за мальчиком в нужное время. Ей было очень грустно. Несколько дней назад она все-же решилась уйти от мужа. Собрала на первое время некоторые вещи, и тайком убежала к сыну. Он не возражал, напротив, обрадовался. Вообще-то он был спокойным и тихим. По крайней мере с матерью. Ни разу не назвал ее мамкой, и не давал так называть сестрам. Только мама, и все. Однажды одна из сестер, самая старшая Миланка обратилась так к Калине, впопыхах крикнув с улицы, – Мамка, а можно…

И недоговорила. Сын дал ей по губам так, что она отскочила в сторону и заревела.

–Не мамка, а мама, поняла? – тихо и строго сказал Марсель сестре…

Калина весь вечер возилась в доме, наводя чистоту, готовила кушать и успела даже постирать. Сын пришел ночью с пьяной девчонкой, устроил ее на веранде, тихо зашел в дом, подошел к Калине.

–Мам, я там отрежу полсосиски закусить, а остальное ты потом скушаешь, -шепотом обратился к ней.

–Да бери уже всю. Чего там делить-то, -Калина рассердилась что сын разбудил ее среди ночи. Он тихо ушел на кухню, потом вышел из дома. Ночь Калина спала плохо, тревожно. А утром, когда девчонки еще спали, она уже сидела в кровати, и вяло думая, тупо смотрела в окно. Летние ночи коротки. Солнце уже оторвалось от края горизонта, одним лучиком врываясь в комнату, но еще не добравшись до кровати, где спали дочки. Вошел сын, стал одевать свежую футболку. Калина так сильно была рассержена на него, что даже головы не повернула.

–Я пойду с Нинкой к Светке, посижу, мы сегодня идем купаться, – сказал сын, глядя на мать. Та дернула плечом:

–Да иди, – бросила раздраженно.

–Ну не сердись, мам? Я завтра получку получу. Расплачусь за свет, долг отдам, и остальные тебе принесу. Наберешь продуктов, только носки мне купи пожалуйста?

–Ладно, -опять сердито буркнула Калина.

И тут вдруг кто-то тихо-тихо, но отчетливо печатая слова произнес в ее голове, «Ты видишь его в последний раз».

Это было так мимолетно, что Калина хоть и услышала, но не придала значения этому голосу. Ее мысли уже бежали в другом направлении. Сегодня ей нужно было поехать в поселок, где жил муж, тихонько собрать остальные вещи и также тихонько уйти. Она уже придумала план, как проберется в дом, как уйдет, какой тропинкой они пойдут с дочкой. Столько дел запланировано на сегодня, и младших детей оставлять без присмотра страшно, а сын опять пошел пить. Хорошо, что хоть зарплату получит в понедельник, а то уже столько дней без копейки. Калине приходилось таскать продукты из кафе, где она работала и посудомойкой, и официанткой. Она зорко следила за клиентами, и если они что-то недоели, – курочку, колбасу, пельмени, Калина все складывала в приготовленную банку и прятала под свой рабочий стол. Было стыдно таскать домой объедки, кормить этим детей, но выхода другого не было. Утром она бежала на работу, стараясь успеть за час до начала, и пока еще не пришли остальные сотрудники, успевала спрятать несколько картошек в картофельную кожуру, морковку и луковки, а потом, вынося помои, вытаскивала напрятанное в мешочек, и под фартуком тащила опять под свой стол. Хорошо, что часто устраивались в кафе свадьбы. Тогда Калина умудрялась таскать помидоры, апельсины, виноград, совала свои трофеи в помойное ведро, с отходами, и дождавшись момента опять выуживала их в мешочек и несла домой. Жили очень голодно, но возвращаться к мужу было страшней.

И вот они с Миланой уже возвращаются из своей вылазки назад, нагруженные сумками с вещами. Все прошло удачно. Муж так увлекся своей любимой машиной, что не заметил как появилась Калина, и как ушла. Милана что-то весело трещала ей в уши, Калина слушала не слыша, пытаясь справится с сосущим сердце чувством тревоги. Ей было так плохо, что хотелось сесть прямо у дороги, и расплакаться. Но она, мучительно растягивая губы в улыбку, кивала дочери, иногда угукая в знак согласия. Тревога усиливалась с каждой минутой, Калина пыталась понять, отчего она, и списывала свои эмоции на ссору с мужем. Ей было до боли обидно за не сложившуюся жизнь, за унизительное отношение к ней мужа, за его побои и оскорбления, за издевательство над детьми и ее сыном. Ведь если бы муж не был таким жестоким, разве она сейчас брела бы по пыльной дороге с сумками в руках, стараясь скрыться и начать новую жизнь? Ведь какая могла у них быть семья. Калина неизбалованная, покладистая и хозяйственная, умеющая все, что должны уметь настоящие жены. Да только вот муж не дорожил ею, или не хотел признать в жене положительных качеств, унижал, бил, сделал своей рабыней. Мучил детей придирками и бил их за каждую провинность. Мог среди ночи поднять их с постели и заставить мыть пол, или прибираться в сарае. Придумывал изощренные методы воспитания, лишь бы унизить детей, показать и им, и их матери, как они ничтожны. Калина не смела противоречить мужу, боясь очередных избиений, украдкой рыдала и стонала от душевной боли и безысходности. Молча молила Бога об освобождении, осунулась и подряхлела. Ее сын давно жил у бабушки своего родного отца, а когда та умерла, Калина решилась перебралась к нему. И вот кажется теперь она может начать свою новую жизнь, да только камень на душе не дает дышать, и отнимает силы. Что-то происходило сейчас, в данный момент. Но что? Калина брела по дороге, постепенно отставая от дочери. Та подгоняла недовольно, пыталась торопить. Калина кивала опущенной головой, спирала все на тяжесть сумок, и семенила заплетающимися ногами. Ей уже совсем стало тошно, уши в какой-то момент почти перестали слышать, в глазах темнело. Что-то происходило. Но что? Она остановилась, посмотрела на Милану и махнула ей рукой: «Иди…Иди…Не жди. Я догоню…».

Щебет птиц стал вдруг оглушительным на несколько секунд, солнце ярко ударило по глазам, и в следующий миг она оглохла. Мир вокруг больше не звучал, окружающая природа перестала быть значимой. В голове вспыхнуло, – Марсель! И Калина ясно осознала, что сын умирал. Умирал вот сейчас, в эту минуту, но она не может ему помочь. Никто был не в силах этого сделать. Он умирал далеко от нее, его убивали. А она могла лишь беспомощно стоять на середине дороги, и смотреть остановившимися глазами вслед дочери. Лишь бы не оглянулась, лишь бы не увидела как матери плохо, не прочитала в глазах, не заметила в позе. С этой секунды ее сознание поделилось на два…. С Калиной поравнялась соседка, весело удивилась:

–Ты чего это Калинка встала как вкопанная? Меня что-ли поджидаешь?

Калина в одно мгновение собрала всю себя, улыбнулась беззаботно:

– Да нет. Устала тащиться. Старая я уже. Вон Миланка, тащит хоть бы хны. Молодежь.

– Давай уж помогу, старуха блин нашлась.

Соседка уж хотела подхватить Калинины сумки, но остановилась, глядя ей под ноги:

– Ой. Глянь-ка? Котенок. Откуда в лесу взялся? И к тебе прямо под ноги сел, смотри?

Калина опустила взгляд, и увидела маленького, рыжего котенка. Он тихо сидел у ее ног, и смотрел ей в глаза.

«Это Марсель, – мгновенно проскочила отрешенная какая-то мысль, – Марсель выгнал его из кустов ко мне. Чтобы я его взяла. Знает что не брошу, подберу».

Она нагнулась к котенку, шаря глазами перед собой, пытаясь разглядеть сына: «Да что я… Я ведь не увижу его. Не смогу увидеть. Рядом стоит, извиняется что умер. А я не вижу», – лихорадочно думала она, поднимая котенка на руки, озираясь вокруг, и изо всех сил пряча накатывающие слезы.

–Ты чего ищешь? Еще одного? Хватит тебе и этого. Ну-ка, кот или кошка? Посмотри? Если кошка, то выкини. Нахрена она нужна, котят плодить, – тарахтела соседка, пытаясь посмотреть котенку под хвост.