Литмир - Электронная Библиотека

Во время чаепития или в перекур, в присутствии радиста, кто-нибудь из присутствующих поднимал ненароком тему о начинавших звучать и у него в голове голосах или мелодиях. Тема охотно поддерживалась и развивалась остальными.

Но все тайное, когда-то становится явным. Запалился и Серега, не успев вовремя убрать дудочку в стол. Мир с радистом был восстановлен только после распития ударной дозы спиртного. На врача Леху радист надулся до конца рейса.

P.S.

«Три минуты молчания – Сигнал SOS был принят на флоте в 1908 году. Вопреки общепринятому мнению это не означало «Save Our Souls» («Спасите наши души»). Буквы SOS не имеют никакой расшифровки. Они просто были выбраны как наиболее простая и отчетливая комбинация (три точки, три тире, три точки). И с тех пор 48 раз в сутки, два раза каждый час (с 15-й по 18-ю минуту и с 45-й по 48-ю), наступали три минуты тишины в эфире. Обрывались на полуслове все сообщения, и радисты всего мира настраивались на частоту 500 герц в ожидании сигналов бедствия. Первый раз они прозвучали в эфире 14 апреля 1912 года с печально знаменитого «Титаника». Азбукой Морзе весь мир пользовался долгие годы, а позывные SOS спасли сотни тысяч жизней. Но с 1 февраля 1999 года мир перешел на новую сигнальную систему. Технический прогресс остановить невозможно, и современное оборудование позволяет осуществлять связь в автоматическом режиме, с применением буквопечатающих устройств и факсимильных аппаратов»

Дед Александр

Закончил ЛВИМУ, СМФ. До его развала работал в БМП, потом до 2002 г. в частных компаниях, как Российских, так и греческих, https://www. proza. ru/avtor/ded2015

Алексей Антонов

Убежавший в небеса

«Жизнь похожа на коробку шоколадных конфет.

Никогда не знаешь, какую вытянешь».

Художественный фильм «Форрест Гамп».
Мама Форреста.

«Порок не в том, что мы пьянствуем, а в том, что не поднимаем пьяных».

А. П. Чехов.
«Беда».

«Человеческая жизнь напоминает мне пачку денег, которая лежит в ящике стола и которую никто не считал. У каждого она разной толщины, но всем кажется, что денег ещё много. Тратят их все по-разному: одни скупо, экономя каждую копейку, другие щедро, но с умом, третьи же – бросая на ветер бездумно и глупо… И лишь когда пачка подходит к концу, скупцы приходят в, неописуемый ужас, отказывая себе в последнем, другие спокойно и трезво подводят баланс, третьи же – устраивают на последние деньги пир. Но пачка у всех рано или поздно всё равно заканчивается…»

А. Антонов.
Мысли вслух.

Я иду по вечернему городу. Сейчас влажно, накрапывают мелкие, почти невесомые и невидимые капли, поэтому всё вокруг, как в тумане. На мокром асфальте отражаются огни домов, витрин и шуршащих колёсами автомобилей.

Осень.

Я иду и улыбаюсь.

Это мой город. Мой родной город. Я люблю его.

Сегодня пятница, и я решил пройтись пешком.

Ничего, что вокруг сыро и прохладно – дома меня ждёт тепло и уют.

И поэтому я не замечаю холода и сырости.

Мне хорошо.

Я улыбаюсь.

Я иду по родному городу, воздух которого я впервые вдохнул сорок лет назад и до сих пор не могу им надышаться. Городу пальм и кипарисов. Городу роз и олеандров. Городу, вскипающего весной бело – розовой пеной цветущих слив и миндаля, а зимой белеющего заснеженными пальмами. Городу, где так сладко шумит южный ветер, где подснежники распускаются в январе, а миндаль расцветает в феврале, городу, в котором хочется прожить всю свою жизнь и завершить её под шум морского прибоя, наблюдая, как картинно садится солнце в бесконечно мудрое, вечное море…

Это мой город.

Я люблю его, наверное, больше всего на свете.

Родной, милый, любимый город… Тихий, патриархальный. Город, где остановилось время. Город пальм и кипарисов. Город, где так уютно ворчит зимнее сонное, вечное море и поёт древние песни северный ветер… Где вечно спит, уткнув лапы и морду в море, огромный каменный медведь, поросший лесом. Где так пронзительно кричат о чём-то чайки и каркают вороны на ветвях огромного старого платана Город, в чьём небе так огромны звёзды и так грустно садится в вечернее море солнце, чтобы наутро взойти вновь…

Я так скучал по нему когда был далеко, в северном, засыпанном снегом городе, и, засыпая в холодной койке, возвращался в него в своих сказочных снах.

И вот я вернулся. Вернулся уже давно. И вот иду по его улицам.

Я иду по улицам, по которым совсем давно маленький мальчик ходил со своей мамой. Это был я. И я помню всё, как было. Каждый камень, каждою веточку.

Здесь когда-то было уютное кафе с молочным коктейлем и вкусными свежими пирожными. Теперь его нет. Здесь какой-то магазин модной одежды.

Здесь был почему-то невероятно уютный овощной магазин, в котором продавали на розлив натуральный сок из стеклянных конусов.

Его тоже нет. Здесь какой-то офис.

Вот старый театр. В него я иногда хожу. Его недавно отреставрировали, и теперь внутри современные кресла, кондиционеры, и театральный звонок заливается нежной трелью.

Как я люблю его – этот театр! Я недавно ходил в него с женой. И так было хорошо неторопливо идти вечером по тёмным и тёплым ещё улицам, обсуждая спектакль.

Вот место, где была пивная, в которой я, 16-летний, впервые в жизни когда-то попробовал пиво. Теперь её нет – на её месте построили современный ресторан – кафе. А вокруг заросли бамбука и растут банановые деревья.

Это главная улица моего города – набережная, идущая вдоль моря, которая летом никогда не спит, и толпы праздных, пёстро одетых, весёлых людей бесцельно движутся по ней взад и вперёд в какофонии музыки, смеха, многоголосого говора, грома фейерверков, в круговерти казалось бы, бесконечного праздника жизни.

Зимой же она, неторопливо пустынная, как будто бы спит, отдыхая, набираясь сил к следующему лету. Вместе с морем.

Я иду мимо этого моря, такого родного, знакомого с одной стороны и загадочного с другой, ласкового летом, сурового зимой, задумчивого осенью и радостного весной. Оно кажется не имеющим конца и вечным, но я знаю, что это не так. Как и невысокие, но удивительно прекрасные горы, на склонах которых, полукольцом окружающим его, расположился мой город.

Ничто в этом мире не вечно.

Кроме одного. Я знаю, что это, но не могу подобрать слов, чтобы выразить. И от этого страдаю.

Я иду дальше. Вперёд и вперёд.

Я иду к себе домой. Туда, где меня ждут.

Вокруг люди. Одни неторопливо идут навстречу, другие обгоняют меня. Я люблю их всех. Это люди моего города.

Я тихонько улыбаюсь им.

Я подхожу к своему дому. Я живу в нём не очень давно – но это мой дом. Я сам создал его. Создал его тепло и уют. Я очень, очень долго ждал его. Мучился, создавая его, терпел лишения и неудобства. Но теперь это мой дом.

Я иду к нему неторопливо, зная, что ждёт меня внутри.

Раньше у меня был другой дом. Этот я долго и мучительно создавал сам, годами шёл к нему, через мучения и неудачи, когда всё, казалось, рухнуло в чёрную, бездонную пропасть… И вот – он стоит, и горят уютным светом окна, и я иду к нему.

Открываю дверь своим ключом и захожу внутрь. Я почему-то не люблю, когда меня встречают домашние, и поэтому всегда открываю дверь сам. Только собака всегда заранее знает, когда я прихожу домой (она всегда начинает ждать меня заранее, за десять-пятнадцать минут до моего прихода домой, как будто чувствует, знает что-то неведомое мне, когда бы я не пришёл – мне об этом говорили домашние), так вот, собака радостно бросается ко мне. И я радуюсь вместе с ней. Глажу и сильно треплю её за ушами. Погуляю с ней позже.

5
{"b":"659097","o":1}