В один из последних дней мы посетили Сингапурский университет и отметились в нашем консульстве, рассказав о цели и задачах нашей экспедиции в Австралию.
Заход подходил к концу, бункеровка была закончена, сгибаясь под тяжестью ковров, не доверяя портовым службам, последние из «уволенных» на берег возвращались на рейдовых катерах к «Урываеву».
Подошла, наконец, и широкая, раскрашенная в носовой части желтыми драконами с огромными глазами, малайская джонка, просевшая под тяжестью грузов, купленных бывалыми моряками в бесчисленных магазинчиках города: коврами, рулонами тканей и бытовой техникой на продажу. Казалось, это древнее судно вот-вот пойдет ко дну, но все обошлось, товары были доставлены на палубу, многие вздохнули с облегчением. Этот вид покупок в порту с «доставкой на дом» был нам тогда не знаком.
Посещение парков, бассейнов, музеев не мешало нам «отовариваться» на выданную валюту при каждом заходе в Сингапур. Тогда пользовались большим спросом, у модниц в Отечестве, шапочки из страусиного пуха, их «нетоварное количество» (таможенное определение количества товара, разрешенное на ввоз) составляло, кажется, десять упаковок. Кто покупал складные зонтики, жвачку и т. д., и брал на себя еще десять, так что можно было провезти и двадцать и тридцать упаковок. Упаковка стоила в Сингапуре один местный доллар, а на берегу, дома, продавалась за сто рублей. «Овчинка стоила выделки». Чего только советский моряк и научный сотрудник не придумывал, чтобы хотя бы детям привезти пару джинсов. Например, до таможенного досмотра надевал на себя две пары, колени переставали гнуться, третью пару выставлял напоказ – разрешен был провоз только двух пар. Даже выданную, из расчета 3–5 долларов в день, валюту нельзя было потратить, так как хотелось, и купить желаемую одежду. Списки, чего и сколько «имеет право» купить и провезти с собой моряк, вывешивались в конце рейса. Вот и ухищрялись всеми правдами и неправдами обойти таможенные правила, делая закупки в Сингапуре, договариваясь друг с другом, твердо зная, что по приходу будет почему-то всегда ночной настоящий «шмон» таможенников (с вскрытием подволоков и рундуков), которым почти наверняка известно от осведомителей у кого имеется лишнее или недозволенное.
Ужин в кают-компании с закупленными на берегу, неизвестными нам фруктами, и шумными впечатлениями об увиденном и купленном, совпал с прощальными гудками и отходом «Урываева» мимо многочисленных индонезийских островов к Австралии.
Было только одно неудобство в этом прекрасно начатом плавании: как только на нашем корабле погоды узнавали о возникновении поблизости тайфуна, мы сразу разворачивались в центр его возникновения, чтобы изучить его характеристики и условия. Чем ближе к центру, тем сильнее становилась качка, и тысячетонный пятидесятиметровый корабль швыряло как скорлупку. К горлу подкатывала муть, приходилось лежать на койке, упершись в переборки головой и ногами, чтобы не улететь вниз, и пожевывать черный сухарь для предупреждения тошноты. Я подавлял это состояние тем, что занялся ремонтом водолазных часов. Мы взяли с собой несколько неисправных механизмов, чтобы собрать из их запчастей хотя бы пару работающих часов. Разборка и сборка мелких колесиков, шестеренок и пружинок и их сохранение на уходящем из-под носа столе, требовало недюжинного внимание и ловкости. Дурманящее влияние качки уходило на второй план. Но, тем не менее, вскоре мы подошли к экватору.
Экватор пересекается с обязательным ритуалом крещения новичков, отдаванием почестей и приношением выкупа Владыке Морей – Нептуну. Из моряков, которые уже проходили экватор, выбирается Нептун, и формируется его свита. На «Урываеве» после обеда в день пересечения экватора на спардеке появился Нептун в окружении телохранителей с шикарной бородой, искусно приготовленной из распущенных канатов. Позади него шествовала свита, в которой были звездочет, лекарь, парикмахер живописных картонных и матерчатых одеяниях, и полуобнаженные обязательные в такой свите русалки. Всё шествие сопровождала орава прыгающих, вертящихся и галдящих полуголых рогатых чертей, в юбочках из пакли, прикрывающих срам, вымазанных сажей и отработанным машинным маслом и хвостом, где ему положено быть… Нептун зачитал приказ, разрешающий нашему славному кораблю войти в его владения и изучать их во славу нашей Родины. С капитана взяли выкуп за беспокойство Владыки и его свиты. И тут началось!
Я пал ниц перед Нептуном, умоляя его начать крещение с меня, чтобы потом я мог снимать весь процесс на пленку. Крещением занимаются «черти» – моряки уже пересекшие однажды экватор, измазанные мазутом, с прикрепленными рогами на голове и хвостом, где ему положено быть. Их цель – как можно сильнее вымазать новенького моряка, прогнать его через чистилище – специально сшитую брезентовую трубу с мазутом внутри, затем кинуть в бассейн. После этого поставить на задницу печать и дать выпить кружку вина. Нептун молча и грозно указал фанерным трезубцем на меня и на чертей. Слегка нарушив ритуал, мне сначала поставили, куда надо печать и собрались мазать мазутом, я вырвался из рук чертей, забрался на перекладину мачты и сиганул в море. Черти накинулись на других новичков. Веселье и галдеж закончились купанием всего экипажа в океане под наблюдением вахтенных матросов, которые должны были объявить тревогу в случае появления акул. Вечером всем выдали верительные грамоты в честь прохождения экватора. Другой раз при переходе экватора я был в свите Нептуна в качестве араба-телохранителя.
На восьмые сутки мы прибыли на риф, сообщили об этом по радио своим австралийским коллегам. Завтра первый раз ныряю на рифе!
Всю долгую дорогу до Австралии мы читали специальную литературу, журналы и газеты, то есть все, что касалось рифов и их исследования. Особое впечатление на нас произвела информация об опасностях, поджидающих человека на рифе. Таких как акулы, не останавливающиеся ни перед чем, если они пошли в атаку; барракуды, сожравшие кинооператора в противоакульей клетке за несколько минут; ядовитые морские змеи, яд которых в десятки раз сильнее, чем у кобры; рыба-камень с нервно-паралитическим ядом, после которого, вдохнув, уже не выдохнешь; ядовитость всех без исключения кораллов…
И вот я в воде среди кораллов. Обилие форм и красок поражает сразу, расцветка бесчисленных, снующих во всех направлениях, рыб не поддается осмыслению, будь ты даже художником-импрессионистом с богатейшим воображением. Но какая-то тревога не позволяет сосредоточиться на этом богатстве и великолепии. Я ежесекундно оглядываюсь по сторонам и назад – проплывающие рядом змеи и мелькающие тени акул не добавляют уверенности и оптимизма. Понимая, что от меня в воду идут флюиды беспокойства и страха и что только ленивый не использует меня в качестве объекта для утоления внимания и, возможно, голода, я стараюсь заставить себя чем-то заняться. И в эту минуту мой взгляд останавливается на крупной великолепной ракушке, которой обычно украшают дорогие комоды с хрусталем. Я забываю все на свете страхи и опасности, в надежде найти еще одну такую. Мои поиски остановились только тогда, когда стало трудно вдыхать из акваланга воздух, увлекшись, я не обратил внимания, что он кончается, и пора было подниматься наверх.
На следующий день начались работы на рифе. Занятый фотографированием и описанием кораллов по трансекте я ничего, кроме этого, не замечал вокруг. В обязанности второго, страхующего водолаза входило наблюдение за возможной опасностью.
Неуверенность и ощущение возможной опасности были побеждены в первый день. Жажда новых знаний и впечатлений отодвигала на задний план все страхи и неудобства обитания в пока незнакомой и порой небезопасной среде. С годами экосистема рифа стала моей средой обитания на многие часы и дни, я узнал ее условия и особенности лучше, чем родную приморскую тайгу.
На третий день нашего пребывания на рифе над нами появился австралийский военный самолет и сбросил в воду прибор, который позволял выяснить, сопровождает ли нас советская подводная лодка. Трогать его ни в коем случае было нельзя. Наш любопытный и «бдительный» помполит тут же завел мотор и помчался на лодке доставать прибор из воды. Уже через два часа мы получили предписание – покинуть территориальные воды Австралии в течение 24 часов. После обеда до самой ночи Радио Австралии первой новостью передавало, что наш якобы «корабль погоды», работавший на рифе, на самом деле является кораблем-шпионом напичканный разведывательным оборудованием. Видели бы они это оборудование, состоявшее из двух стареньких осциллографов и штатных корабельных радиостанций! У нас даже приличного эхолота не было. В Сингапуре мы получили газеты с описанием нашего «подвига» и «sovet super spayship». Австралийские газеты пестрели карикатурами – вблизи берега в море наш корабль, весь утыканный антеннами, а по берегу бегают австралийские ученные с вопросами: «Boris, Boris, Where are you?!?».
