Он поспешил к прилавку и спросил продавщицу – Эджи, как было написано на ее бейджике:
– Мэм, не могли бы вы включить что-нибудь другое? Кельтская музыка вызывает у моей подруги не самые лучшие ассоциации. И, пожалуйста, скажите название этой песни.
– Разумеется. Понимаю, о чем вы, – продолжила она, после того как сходила к музыкальному центру и поставила другой диск. – Мой муж не может слышать «Паренька Дэнни», потому что это была любимая песня его матери. Это была подборка «Песней, исполняемых на ирландской свирели». Называется «Черная роза».
– Я бы хотел приобрести диск.
Улыбка продавщицы увяла, и она подозрительно покосилась на Малдера.
– А вы не собираетесь использовать его, чтобы дразнить эту бедную малютку? – прищурившись, потребовала она.
– Разумеется, нет, – заверил ее Малдер, несколько сбитый с толку этой неожиданной нападкой.
Это было забавно. Надо будет позже поделиться этим со Скалли – и вправду, бедная малютка. Он проследил за взглядом продавщицы, направленным на Скалли. Она невидяще смотрела на стенд с открытками по случаю рождения, расправив плечи, словно в ожидании новых ударов судьбы. Малдер вдруг осознал, что его суждения изменились. У него возникло странное ощущение, как будто его понимание расширилось и достигло ранее скрытых от него областей – разница заключалась в том, чтобы видеть какую-то вещь в свете его одержимости и всю картину при свете дня.
В этом свете он заглянул за уверенный фасад Скалли и увидел сбитую с толку, одинокую женщину. Она не могла признаться в своих смятении и горести. Обычно он и рад был оставить эти тревожащие эмоции за стеной ее напускной самодостаточности, потому что это отвечало его целям. И, разумеется, она чувствовала, что ему не слишком-то хотелось слышать о любых неуверенностях и страхах. Так что всякий раз, когда он смотрел на нее и спрашивал: «Ты точно в порядке?», все его тело было напряжено в готовности идти дальше, продолжать расследование. Не нужно было быть специалистом по языку тела, чтобы это понять.
День за днем она следовала за ним в пугающих ситуациях и сталкивалась с вещами, которые бросали вызов ее самым лелеемым представлениям о мире. И при всем при этом она оставалась храброй, полностью достойной доверия и всегда готовой предложить ему утешение. Разве странно, что после четырех лет потерь и ужасов ее подсознание пыталось защитить ее от еще большего эмоционального потрясения? Ему нужно было сохранить острое осознание хрупкости и краткости их жизней, возникшее у него в больнице. Эта перспектива позволит ему понять, как преодолеть барьеры, которые они оба построили в попытке защитить свои израненные жизни.
Ему надо быть терпеливым – с собой и с ней. Она не была бедной малюткой. Она была, как и любой другой человек, уязвимой перед многочисленными ударами, наносимыми ей окружающим миром. Почему он всегда способствовал возникновению новых, вместо того чтобы защитить ее от них по мере своих сил? Он мог измениться. Если он изменится, то и она тоже сможет. Воспоминания о каком-то смутном прошлом не так уж и важны.
– Оплата кредитной картой?
Малдер молча достал кредитку. Впечатление уже поблекло. Он больше не чувствовал связи с мудростью и сопереживанием, поднявшимися из глубин его естества. Интересно, это музыка затронула какие-то ранее недостижимые уголки его… чего?.. души? На какой-то краткий миг он ощутил всепоглощающую подавленность. Он пережил чувства человека, которым когда-то был и мог стать снова? Да уж, ему много за что можно «поблагодарить» своих родителей: любой продавец сувенирной лавки лучше него способен был разглядеть уязвимость Скалли.
Закончив с покупками, Малдер подошел обратно к стенду с открытками, рядом с которыми до сих пор стояла Скалли. К его крайнему удивлению, она протянула к нему руки в ожидании успокаивающего объятия, и он спросил себя, а не нахлынули ли и на нее воспоминания о том человеке, которым она когда-то была? Но это сработало не лучшим образом. Она как будто ощутила собственнический инстинкт, который он невольно выказал этим объятием, и мягко оттолкнула его с выражением легкой паники на лице, сходным с тем, что было у нее в машине. Его оптимизм несколько остыл, когда он понял, как велика вероятность вновь совершить прошлые ошибки. Это будет походить на проживание в двух мирах одновременно. Ему придется увеличить дистанцию, причем буквально, между ними, чтобы избежать огромной ошибки. Разочарование станет просто беспримерным.
Только этого ему и не хватало: откровения, поколебавшего его прямой, ничем не примечательный жизненный курс, и еще более усложнившего самые важные для него рабочие отношения. Разумеется, он вынужден был признать, что документ Мелиссы, вероятно, спас их. Только его влияние на подсознание Скалли, когда она направилась в Диггер этим утром, отделяло их от смерти.
– Хочешь узнать название той песни? – как бы между делом спросил он.
Она покачала головой.
– Думаю, чрезвычайно высокий уровень адреналина в моей крови из-за событий последних дней сделал меня чересчур эмоциональной, – сказала она. – Извини, что я расклеилась.
Она предусмотрительно снабдила его оправданием за это «чересчур эмоциональное» объятие, заметил Малдер. Интересно, сколько еще раз она попадет в ловушку собственных необъяснимых реакций, прежде чем установит, что все это имеет смысл, только если она примет возможность воспоминаний из прошлой жизни. Таким образом он смог объяснить несколько своих собственных.
Скалли была, вероятно, права. Сильнейший стресс последней недели сделал их более восприимчивыми к глубоко потаенным воспоминаниям. По прошествии времени яркость их впечатлений после прочтения манускрипта потускнеет, и их прежние личности восстановят контроль над их поведением.
– Может, документ Мелиссы повлиял на меня сильнее, чем я думала. Он был трогательным, даже если это просто выдумка, – заметила Скалли, когда они подошли к залу ожидания. – Я так жалела их, умерших подобным образом после того, как они столь отчаянно пытались выжить и быть вместе. – Скалли казалось, она помнила ком в горле. Чувствовала ли она еще что-то? Сейчас она уже ничего не помнила.
– Это было чертовски трагично, Скалли, – коротко отозвался он.
Его ответ не способствовал развитию беседы, так что Скалли молча села и стала читать последние новости в «Пост». Малдер похожим образом уткнулся в «Таймс», но вместо чтения принялся размышлять над проблемой. Как ему сообщить Скалли о возможной ниточке от Гринфилд без того, чтобы она отчитала его за столь долгое сохранения этого в тайне? Он решил отложить разговор до возвращения в Вашингтон. Аэропорты и самолеты были слишком публичными местами, чтобы делиться в них некоторыми своими наблюдениями.
После напряжения взлета Скалли поддалась накопившейся за три бессонные ночи усталости. Ее голова качалась, потому что у нее не получилось найти подходящую для сна позу, и прежде чем услужливая, но перегруженная работой стюардесса могла предложить ей подушку, Малдер положил свою руку Скалли под голову и опустил ее себе на плечо. Теперь его рука оказалась придавленной в добавлении к тому, что его ноги были неестественно согнуты на слишком маленьком сиденье, но вместо того чтобы заострять внимание на дискомфорте, он обнаружил, что наслаждается прикосновением губ к ее волосам. Он также осознал, что ему не стоит когда-либо впредь ставить себя в подобное положение, пока что-нибудь не изменится. Все, о чем он мог думать, – это о ее волнующем присутствии, полностью отвлекающем его, и сделал себе мысленную заметку начать следовать принятому ранее решению держаться от нее подальше.
В какой-то момент Скалли проснулась и осознала, в какой позе находится. Она могла бы выразить недовольство и отодвинуться или могла притвориться, что ни разу не просыпалась во время полета. Она и в самом деле не до конца проснулась – не достаточно, чтобы проанализировать то, почему чувствовала себя так, словно вернулась домой.
Конец.
Комментарий к конец
