- И когда-то в прошлом впечатлительная беременная четырнадцатилетняя девочка, которую властные родители заставили в конечном итоге отдать ее новорожденного сына на усыновление.
Я качаю головой.
- Райана Уолтерса.
- Полиция выясняет, как она сумела добраться до засекреченных записей, но, очевидно, это последнее, о чем ей надо сейчас беспокоиться.
- Как долго она следила за семьей?
- Это маленькая община, Малдер. Ей и не нужно было. Обе семьи жили в их теперешних домах последние десять лет, но самое интересное в том, что семья Памелы Карсон переехала по соседству через три месяца после Уолтерсов. Она явно какое-то время владела этой информацией.
- Так какое отношение это имеет к делу? Ее подтолкнула к убийству вина из-за того, что она бросила Райана в детстве?
- Нет, Малдер, - тихо отвечает она. – Я знала, что ты не поймешь.
- Не пойму что?
- Она сделала это из-за любви, - плоско отвечает она.
- Ради любви?
- Очевидно, сильно искаженной, но да. Может, большинство из нас и не пойдет на такие крайние меры, само собой, но Памела Карсон была убеждена, что поступает правильно ради сына, которого не могла любить в открытую.
- И все же, Скалли… Убить семнадцатилетнего парня. Это просто…
- Что?
- Неправильно. Неадекватно. Хладнокровно. Сама выбирай.
- Полностью согласна.
- Так что мы тут обсуждаем, Скалли? Невиновность по причине вызванного любовью безумия вряд ли будет принята на ура в суде.
- Верно… - Она снова замолкает. Я знаю, что вот-вот должно последовать откровение, которое она пытается до меня донести, и мне остается только надеяться, что я к этому готов… - Так ты хочешь сказать, что не считаешь, что любовь может толкнуть человека на экстремальные поступки?
- Ну, нет… но… - Волосы у меня на затылке внезапно встают дыбом, когда мое «призрачное» чутье начинает работать на полную катушку. – А ты, Скалли?
Она вздыхает.
- Не пойми меня неправильно, это не оправдывает совершение убийства…
- Но?..
- Не знаю, Малдер. Никто бы не заподозрил Памелу Карсон…
- Вопрос в том, почему ты заподозрила, Скалли?
- То, как она говорила… это… взывало ко мне…
- Взывало к тебе?
- Полагаю, я в каком-то смысле… соотнесла себя с ней, - тихо заканчивает она.
- Как именно? – медленно уточняю я.
Она заметно сглатывает, успокаивая себя. Я фактически начинаю потеть.
- Полагаю, я не считаю таким уж невозможным, что, принимая в расчет веские обстоятельства, человек может действовать совершенно нехарактерно для себя, если он думает… если он побуждаем…
О боже мой.
Она замолкает, и я задерживаю дыхание. Несмотря на всю свою браваду в стремлении докопаться до сути, я до чертиков напуган.
- Побуждаем чем, Скалли? – подначиваю я, одновременно надеясь услышать ответ и страшась его.
Она отворачивается к окну, избегая встречаться со мной взглядом.
- Неважно…
- Скалли, скажи мне.
- Я устала, Малдер, и не хочу продолжать этот разговор. И… не думаю, что ты на самом деле тоже этого хочешь. Ты выглядишь как олень в свете фар.
- Да брось, Скалли. Ты же сама его начала, - занимаю я оборонительную позицию.
- И сейчас я его заканчиваю, - мгновенно парирует она, не оставляя простора для спора.
Не оставляя простора ни для чего.
========== часть 3 ==========
***
Гувер-билдинг
Офис «Секретных материалов»
Пятница, 16:53
- Повтори-ка, что мы тут делаем, Скалли? – спрашиваю я, опираясь на стол и складывая руки на груди.
Она закатывает глаза и продолжает поиски скрепок на своем столе.
- Я хочу покончить с этим делом, Малдер, - отвечает она, не глядя на меня.
- Скиннер не ожидает нашего отчета до понедельника, - резонно замечаю я.
- Я просто не хочу, чтобы это висело надо мной, подобно Дамоклову мечу, все выходные, ясно? Я хочу сдать отчет и развязаться с этим делом.
- Скалли…
- Прекрати пытаться увидеть в этом нечто большее, Малдер, - говорит она тем раздраженным тоном, который всегда подсказывает мне, что за этим и вправду кроется нечто большее.
Внезапно она замечает свой Святой Грааль и в спешке хватает со стола коробочку так резко, что большая часть скрепок разлетается во все стороны. Я пригибаюсь, но в меня все равно попадает с полдюжины «осколков».
- Эй! Да что с тобой такое?
Она закусывает нижнюю губу, очевидно будучи сыта по горло. Я это замечаю и вздрагиваю, также прикусывая губу, но по совершенно иной причине.
Она пронзает меня острым взглядом.
- Может, прекратишь?
- Прекращу что?
Она испускает раздраженный вздох и начинает возиться с бумагами. Я невольно замечаю, что ее руки дрожат. Господи, это все из-за случившегося в машине? Признаю, я вел себя не совсем зрело, но уж конечно она не может до сих пор злиться на меня за это.
Она смотрит на меня, прижимая отчет к груди, и выражение ее лица фактически заставляет меня отодвинуться подальше от нее.
- Я отнесу это наверх, - бормочет она, разворачивается и поспешно покидает офис.
Дверь медленно закрывается, но у моего рта уходит на это на несколько секунд больше.
Я выпрямляюсь и, обойдя стол, плюхаюсь в кресло. Откинувшись назад, я закрываю глаза и принимаюсь лихорадочно размышлять…
О боже, просто отлично. Просто охренительно отлично.
Черт бы все это побрал!
Все дело в близком соседстве с ней в течение трех с половиной часов в чертовой машине и том разговоре, тяжело повисшем в воздухе между нами. Я имею в виду, что, Господи, это было неизбежно.
Как говорил Хан Соло: я в этом не виноват!
Проклятье! Обычно на накаливание обстановки, так сказать, уходит куда меньше времени, так что этот разговор вкупе с ее нахождением в непосредственной близости от меня просто не мог не привести к тому, чтобы я не выставил себя круглым идиотом.
Я стал гораздо острее ощущать ее присутствие. Малейшее перемещение регистрировалось на моей чересчур чувствительной шкале Скалли-Рихтера подобно ударной волне. Вздохи вызывали вибрации. Изменения в положении - мучения. В какой-то момент она наклонила голову, опустив ее на оконное стекло, и от вида ее открытой, уязвимой шеи у меня началось слюноотделение. В сорока семи милях от Вашингтона она сняла туфлю и скрестила ноги, чтобы помассировать ступню, отчего ее юбка заметно задралась. Увидев мой широко раскрытый рот, она поспешно надела туфлю, но поздно: все оставшееся время поездкой наслаждался лишь мой член, поднявшийся в знак признательности за эти два дополнительных дюйма оголенного бедра Скалли.
Часто ощущая на себе ее взгляд, от которого меня каждый раз словно током пронзало, я становился все тверже, все возбужденнее.
Она должна была заметить. Должна была. В иные моменты, клянусь, можно было прицелиться по нам извне, используя мою эрекцию в качестве средства наведения.
Господи, неудивительно, что она на меня злится.
Что-то должно произойти. Что-то, что угодно, должно уже, на хрен, произойти!
Я не знаю, как иметь с этим дело. Честно. Если моя реакция кажется незрелой, то лишь потому, что именно так я себя и веду. Я никогда не был влюблен – не так, как сейчас. У меня нет никаких критериев оценки, ничего, что помогло бы мне не выставить себя круглым дураком.
С самого Дейтона я просто не знаю, как вести себя рядом с ней. Я чувствую себя неловким, застенчивым, рассерженным, возбужденным… Но в основном одиноким. Бесцельно дрейфующим.
Я разрываюсь между желанием сбежать от нее как можно дальше и потребностью швырнуть ее на ближайшую доступную поверхность и оттрахать до потери сознания.
Почему? Почему все должно быть именно так? Почему я не могу контролировать себя рядом с ней?
Я чувствую себя, как наркоман, у которого ломка. Я болен от тоски по ней.
Я наклоняюсь вперед, прислоняясь щекой к прохладной столешнице; гнев и смятение столь тяжелы, что не позволяют мне поднять голову. В висках стучит - слишком много мыслей теснится между ними, соревнуясь за пространство внутри моей черепной коробки.