Это пытка.

В одну минуту мы как будто бы вернулись к прежней нормальности, а в следующую она уже начинает говорить загадками.

Почему она не может просто взять и открыто сказать мне о том, что чувствует? Зачем проводить туманные параллели с гребаным убийством в попытке объясниться со мной? Я знаю, она повела себя нехарактерно. Я знаю, что она пошла на крайние меры, чтобы спасти меня от самого себя. Она пытается оправдаться за это передо мной или перед собой?

Полгода. Полгода и ничего. Чего ж тогда удивляться, что одного лишь вида ее губ, произносящих слова вроде «любовь», «страсть» и «желание», достаточно, чтобы превратить меня в одну сплошную пульсирующую потребность?

Если она хотела привлечь мое внимание, то неужели она не понимает?.. Пока она не начнет разговаривать со мной, как с чертовым двухлеткой, я не способен воспринять ничего, помимо того факта, что она думает об «ЭТОМ». Я не в состоянии расшифровать символизм. Я не могу соединить точки. Не в том случае, когда каждое произнесенное ею слово проходит через фильтр моей похоти.

Мне нужно объяснять все на пальцах.

Например:

«Малдер, я хотела этого».

«Малдер, я ненавидела это».

«Малдер, я ненавижу тебя за это».

«Малдер, я ненавижу себя».

«Малдер, я хочу ощутить твой член в себе прямо сейчас!»

Ну ладно, последняя фраза была моей собственной желанной выдумкой, но суть ясна.

Все было бы совершенно иначе, если бы она послушала меня той ночью. Я сказал ей, что ни за что не смогу удержать это на том уровне, на каком мне было нужно, и более чем очевидно – по крайней мере, для меня – что я и не сумел. Вначале я был так благодарен ей, что не хотел замечать, как это на самом деле важно.

Находясь внутри нее, я полностью наплевал на последствия того, что мы оба делали. В тот момент, когда я увидел ее на полу, почувствовал ее, не осталось никаких сомнений в том, воспользуюсь ли я предложенным или нет. Но стоило ей произнести мое имя, как я оборвал ее, зная, что если бы она пришла ко мне, будучи самой собой, я бы этого не вынес. Осознание того, что это Скалли, распростертая и источающая влагу для меня, почти стало моей погибелью. Я не мог принять интимности того момента, особенно с ней – единственной, с кем я жаждал ощутить ее больше всего. Я знал, что мне нужно, и она тоже. Но как мне надо было дать ей понять, что это не могло быть о «нас»?

В конце концов, мне так и не представился случай попытаться. Я полностью отдался на волю своей похоти и потребовал, чтобы она сделала то же самое, ни разу не спросив себя, а готова ли она к этому? Мне было все равно. Все, чего я хотел, - это трахать, и трахать, и трахать эту красивую женщину до тех пор, пока у меня в глазах не помутится, пока все, что цеплялось за мой уязвимый рассудок, не сгорело бы дотла под огнем внутри ее тела.

Уже позже, на следующий день, я позволил себе полностью оценить значение произошедшего; не только сам пережитый опыт, но и тот факт, что именно Скалли позволила мне это испытать. Я был поражен ее самоотверженностью, почел ее за честь… но к тому времени оказалось уже слишком поздно. Между нами вновь выстроились стены, а я был слишком испуган, чтобы попытаться преодолеть их.

И, кроме того, мне пришлось принять тот факт, что хорошо знакомая мне Скалли оказалась способна на такие вещи, о которых прежде я только мечтал, и даже на большее. Той ночью она стала настоящим откровением – дикая, страстная и такая, такая чертовски горячая. Так ли уж ужасно пытаться понять, откуда это в ней? Испытывать необходимость узнать, понять эту часть ее?

Я хочу правду – ее правду. Я не могу так больше продолжать. Вопрос в том, могу ли контролировать себя достаточно для того, чтобы пойти на конфронтацию с ней? Хватить ли у меня смелости попробовать?

А у меня вообще есть выбор?

В этот самый момент она открывает дверь и целеустремленно заходит в офис, усиленно пытаясь обращать на меня как можно меньше внимания.

- Малдер, я еду домой, - говорит она, направляясь к своему пальто. – Скиннер сказал, что он…

- Почему ты это сделала, Скалли? – Слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю их обдумать, навеянные мыслями, которые она неосознанно прервала.

Теперь кот выбрался из мешка – я не могу загнать его обратно.

Она оборачивается ко мне и вздыхает.

- Что? – Она закатывает глаза, уже готовая отбросить мой вопрос как несущественный. – Малдер, я говорила, что просто хотела, чтобы чертов отчет был…

Я поднимаюсь и, обойдя стол, встаю перед его передним краем.

- Нет, не то. О том, почему ты сделала это, я знаю.

Она складывает руки на груди.

- Да, чтобы мне не пришлось…

- Видеть меня, - заканчиваю я за нее.

- Малдер, это нелепо.

- Нет, - говорю я, качая головой. – Это правда. Если отчет сдан, у меня не будет повода звонить тебе в выходные.

По испуганному, виноватому выражению ее лица я понимаю, что попал в точку.

- Малдер…

- Нет, все в порядке. Все отлично. Как угодно. – Я делаю шаг в ее сторону. – Мне на это наплевать.

Она склоняет голову набок.

- Тогда о чем ты говоришь?

Я с трудом сглатываю, чувствуя, как стремительно колотится сердце у меня в груди.

- Я хочу знать, почему ты это сделала.

Она озадаченно хмурит брови.

- Что сделала?

Тут нужно больше, чем простая смелость, и я обращаюсь к глубоко потаенным внутри залежам слепой отваги, которую использую, когда имею дело с такими вещами, как судьба Сэм, инопланетная колонизация… и пугающая возможность потерять своего единственного друга после тех слов, что готов произнести…

- Дейтон, - хрипло шепчу я. – Скажи, почему.

Я вижу, как она резко бледнеет, закрывает глаза и слегка трясет головой, словно в попытке прояснить ее.

- Что ты сказал?

Все мое тело дрожит; клянусь, вплоть до моих волосяных фолликул.

- Дейтон, Скалли, - преодолевая ком в горле, выдавливаю я из себя. – Почему?

Она отступает и тяжело облокачивается на стену позади себя, вероятно, для поддержки.

- Не поступай так со мной, Малдер.

Я делаю несколько шагов вперед; стоило мне только начать и я уже не в силах остановиться. Так или иначе, но ей придется мне ответить. Она ответит мне. Отступать я не собираюсь и не намерен рисковать тем, что могу потерять ее, не узнав при этом правду.

- Я хочу знать, Скалли. Мне нужно знать.

Выдерживая мой взгляд, она шепчет:

- Нет, Малдер.

Я встаю прямо перед ней - достаточно близко, но не касаясь, однако даже на таком расстоянии ощущаю, как мой самоконтроль начинает ослабевать. Мне так сильно приходится сдерживаться, что это причиняет боль. Боже, это больно, и я просто не могу этого больше выносить.

- Ты думаешь об этом, Скалли? – Она отводит глаза. – Думаешь?

- Малдер, прекрати. – Она делает глубокий судорожный вздох.

- Ответь на вопрос.

Она снова поворачивается ко мне лицом, упрямо сжав челюсти.

- Ладно. Нет, я об этом не думаю.

- Лгунья! – практически рычу я, и она отшатывается. – Ты чертова лгунья, - уже тише произношу я.

- Это правда, - плоско заявляет она.

- Чушь собачья, Скалли. – Я вторгаюсь в ее личное пространство, так что мое лицо оказывается всего в нескольких дюймах от ее собственного. Она шире распахивает глаза, но не отводит взгляда и не отступает.

- Малдер, послушай…

- Нет, - голосом, хриплым от переполняющих меня эмоций, говорю я. – Почему ты не можешь быть честной со мной?

- Я честна с тобой, - яростно шепчет она. – Не верится, что ты вообще поднял эту тему.

Я упираюсь руками в стену по обеим сторонам от нее, по сути поймав ее в ловушку.

- Что?! Ты подняла эту тему, помнишь? В чертовой машине.

- Нет… я просто… я… - она замолкает и опускает голову.

Я подражаю ее движению, сгибая колени и наклоняясь вперед, тем самым заставив ее встретиться со мной взглядом. При виде ее дрожащей нижней губы меня вдруг накрывает волна возбуждения. Мышцы живота сокращаются, отчего я слегка перемещаю бедра вперед. Кровь мгновенно приливает к члену, и я едва сдерживаюсь, чтобы не прижаться к ней этой выступающей частью своего тела.