Эсперанца одарила меня короткой беззубой улыбкой, а потом снова посерьёзнела:

– Береги себя, дитя моё.

– И что теперь? Может, мне стоит заглянуть в зеркало будущего?

Она указала мне в угол магазина, там оно и было. Поверхность старого напольного зеркала, в котором открывались бедствия грядущих времён, казалась мутной и искажающей, и, когда я в неё посмотрела, она пришла в движение. Я содрогнулась, и мне захотелось отвести взгляд, но я заставила себя смотреть в этот зловещий, враждебный мир. В будущее, которое наступит, если наша миссия не удастся.

Я подождала, когда рассеется дымка, скрывающая картину, и увидела это. Собственно, это была даже не картина, а скорее ощущение, потому что всё было черно и исполнено ужаса – то была шахта из моего сна. Меня затянуло туда, и я падала и падала, навстречу концу времён. И я с криком отвернулась.

– Всё исчезло! Все времена… их больше нет!

– Нет, взгляни ещё раз.

Я набрала воздуха и сделала это, и то, что я увидела, поразило меня.

То был вид, который открывался с высоты птичьего полёта на город, и, когда картина придвинулась, я узнала старый Лондон. Ещё ближе – и стал виден Вестминстер, ещё ближе – и я увидела Бонд-стрит, а при следующем приближении и магазины, вплоть до крупного плана Ифигении, которая уже вышла из шляпной лавки и озиралась, ища меня.

– Но это здесь и сейчас, – сказала я, сбитая с толку. – Год тысяча восемьсот тринадцатый! – Я посмотрела на Эсперанцу. – Значит ли это, что этот год уцелеет?

Она кивнула:

– Единственный. Крохотный фрагмент из вечности веков. Как микроскопическая капля из могучего потока.

Она сделала движение рукой, и зеркало будущего снова стало вполне нормальным, подслеповатым старым напольным зеркалом.

– И что будет, когда этот год истечёт? – спросила я.

– Он повторится. Как в театральной пьесе, всё сначала. Всё с теми же актёрами и той же последовательностью событий.

– Внушив, что эта сцена – королевство, – прошептала я. – И кто-то хочет взять там верх и господство.

Эсперанца на секунду замерла, но потом кивнула.

– Тебе пора, дитя моё.

– Но… Не могла бы ты дать мне хоть какую-то подсказку, кто в ответе за всё это безобразие? Или какому событию мы должны воспрепятствовать? Себастьяно считает, что кто-то, судя по всему, хочет устранить принца-регента. Как мы должны этому…

– Прощай, детка. – С этими словами она отвернулась и скользнула за заднюю дверь, наполовину скрытую за полкой с обувью. Я знала, что нет смысла бросаться за ней следом. Её там больше не было. Может быть, она снова когда-нибудь здесь объявится, но мне лучше было не рассчитывать на это. Во время прошлого задания, после того как она дала мне маску, она уже не появлялась, а магазинчик оставался запертым и заброшенным – будто был закрыт уже давно.

Я как контуженная вышла на улицу. Дверь за мной мягко затворилась.

– Ху-ху, Анна! Я здесь! – Ифи махала мне с другой стороны улицы. – Слава богу, ты нашлась! – Она уже спешила ко мне через дорогу. – Я уже начала беспокоиться. Лакей сказал, что ты зашла в какой-то магазин, но я нигде не могла тебя найти.

– Ах, я только заглянула в эту лавочку.

Она наморщила лоб:

– В какую?

– Ну, вон в ту. – Я хотела показать на дверь, из которой только что вышла, но она была заперта на несколько висячих замков, а витрина оказалась закрыта тяжёлыми деревянными ставнями. Всё выглядело так, будто туда уже много месяцев не ступала нога человека. Я неопределённо махнула рукой вдоль улицы: – Где-то в той стороне.

К счастью, Ифи это не особенно интересовало. Она размахивала коробкой из глянцевой бумаги:

– Я купила для тебя лучшую шляпку всех времён!

Она подозвала жестом своего слугу, который к этому времени уже отнёс в карету остальные наши покупки и теперь терпеливо принял шляпную коробку и ещё несколько пакетов. Сплошь очаровательные мелочи, как уверяла Ифигения. Всё в кредит, о котором я здесь с удивлением узнала: в аристократических кругах было принято платить не сразу, а лишь после того, как наберётся достаточное количество неоплаченных счетов и напоминаний. Некоторые, если верить Ифигении, практически никогда не платят по счетам портных и шляпников, потому что, дескать, модные ателье должны быть благодарны и счастливы, что эти сиятельные личности снизошли до того, чтобы прилюдно носить их изделия. Кажется, уже в эту эпоху были в ходу такие сделки, в которых знаменитости одевались у дизайнеров за так – словно в Голливуде.

– И Принни тоже не платит практически никогда, – объявила Ифи, когда мы возвращались к карете. – У него такие долги, что на них можно было бы построить замок.

– А кто такой этот Принни?

– Принц-регент. Его так называют знакомые.

– Ты тоже с ним знакома?

– Конечно. И даже очень хорошо. Весь свет его знает. – Ифи подхватила меня под руку. – Кстати, в следующем месяце состоится большой праздник в Карлтон-хаусе. Если я пущу в ход мои связи, то, может быть, мне удастся получить приглашение для тебя и твоего брата.

– Это было бы замечательно, – сказала я, содрогнувшись от внезапного озноба. По каким-то неясным причинам я знала наперёд, что на этом-то празднике всё и решится.

Себастьяно повертел в руках маску, потом задумчиво посмотрел на меня. Мы сразу же по моём возвращении заперлись с ним в рабочем кабинете, и я рассказала ему о встрече с Эсперанцей.

– Мы могли бы воспользоваться этой штукой, – предложил он. – Или хотя бы ты могла это сделать. Тебе достаточно просто пожелать вернуться домой – и всё, ты просто выходишь из дела.

– А тебя оставить здесь, так? Да ты просто сумасшедший, если можешь себе представить, что я это сделаю. Кроме того, Эсперанца однозначно дала мне понять, что использовать эту маску я могу только в случае смертельной угрозы. Она это сказала буквально. И если я этим условием пренебрегу, я могу попасть в очень плохое место.

Он мрачно свёл брови:

– Ты права. Это очень опасно. – Резким движением он вернул мне маску: – Спрячь её.

Я неуверенно взяла её:

– А не лучше ли нам её где-нибудь запереть?

– Нет, ты должна постоянно носить её при себе, ведь никогда заранее не знаешь, когда окажешься в смертельной опасности. – Это должно было прозвучать иронически, но я видела в его глазах тревогу. Мне было ясно, что он предпочёл бы вывести меня за рамки дела, однако мы оба знали, что этого уже не получится.

То, что мы были всего лишь две фишки на игровом поле некой межгалактической «Монополии», больше не смущало его. На самом деле, как он мне сказал, он давно уже подозревал нечто такое. Вместе с тем он допускал, что эта игра имела серьёзное значение для Старейшин.

– Я думаю, для них речь идёт о чём-то более важном, чем просто выигрыш или проигрыш. Если хочешь знать, их жизнь зависит от этого так же, как и наша. Только, разве что, немного другим образом.

– Насколько другим?

– Я думаю, они должны поддерживать эту игру на ходу, чтобы продолжать своё существование. Будь оно настоящим или только проекцией из какой-то неизвестной размерности. – Он нагнулся вперёд и поцеловал меня, потом направился к двери и открыл её: – Ты идёшь? – Он протянул мне руку.

– Куда?

– Обедать. Я голоден.

– И что будем делать потом?

– В три часа за мной заедет Реджи, мы хотим немного пострелять у Мэнтона. А потом поедем на боксёрский матч, в котором будут драться какие-то важные чемпионы. Он хочет меня познакомить кое с какими серьёзными людьми. Между прочим, с высокой вероятностью – с принцем-регентом в их числе.

– Погоди, но ведь женщинам и туда нет доступа, я угадала?

– Верно. – Он улыбнулся и поцеловал меня в нос. – Если мы когда-нибудь вернёмся в наше время, непременно сходим с тобой вместе на боксёрский матч.

Я ответила на его улыбку. Но слово «если» ещё долгим эхом отдавалось у меня в мыслях.