– Да? Странно. Его сестра другого мнения.
Громов не врал. Сестра Сугробова Вера на все лады нахваливала покойника. И умница, и талантище, и отлично учился в школе, и карьеру непременно бы сделал, не случись в его жизни этой страшной женщины – его жены.
– Она же способна любого, любого уничтожить! – навзрыд рыдала Вера три дня назад в его кабинете. – Она… Эта гадина! Она его убила!
Эксперты никаких выводов пока не сделали относительно того, кем было совершено убийство. Если установят, что на момент смерти Сугробов был пьян, то убить его не составило бы труда даже женщине. Молодой и хрупкой.
– Его сестра уверяет, что Александр был умным, талантливым.
– Умным, талантливым, – покивала Настя. – Чудовищем!
– Как такое возможно?
– Он хорошо учился в школе. Потом куда-то поступил. Бросил. Снова поступил. Даже не знаю, окончил ли он что-то. Уверял в один голос с Веркой, что диплом есть о высшем образовании. Я лично не видела ничего такого. Не удивлюсь, если они мне просто врали.
– Зачем?
– Ну… Для пущей важности. Для веса в моих глазах.
– А зачем им это?
– Не знаю. Чтобы на моем фоне он не казался полным ничтожеством. Я ведь три иностранных языка знаю, у меня кандидатская… – Настя печально улыбнулась. – Правда, так и не защитилась. Этот гад не давал никакой возможности. И прожили год всего! А отделаться потом еще три года не могла! Ужас какой-то. Ходил и ходил. Стучал и стучал в дверь. Подкарауливал во дворе. Я на улицу выйти боялась, честно! Прежде чем из дома выйти, звонила соседям. Тем, у кого окна во двор выходили. Стыдно…
– Может, он любил вас? И страдал? Потому и не оставлял вас в покое?
– Любил?! – Она сдавила виски ладошками, убрав их с коленей. – Жилплощадь он мою любил, а не меня. Я профессорская внучка, если вы еще не осведомлены, от деда досталась просторная квартира. Коллекция картин, библиотека, старинный фарфор. С этим Сугробову было жутко расставаться, а не со мной.
– Инициатором развода были вы?
– Да, – кивнула она. – Знаете, его природную леность и бахвальство еще можно было как-то терпеть. Я закрывала глаза, улыбалась, делала вид, что все хорошо, что я счастлива. Но когда из дома начали пропадать вещи деда… Предать память о нем я не смогла. Погнала этого иждивенца прочь. И началось… Три года кошмара! Врагу не пожелаю!
То есть у нее была объективная причина желать ему смерти. Она запросто смогла бы затянуть шарф на его шее, если Сугробов был смертельно пьян. Заманить за город, убить, вырыть неглубокую яму и не очень тщательно зарыть. Характер действий намекает на физическую слабость убийцы.
– Что вы на меня так смотрите? – отпрянула от него Настя, едва не упав со скамейки.
– Ничего. – Громов расслабил надбровья, чтобы не пугать ее. – Я просто пытаюсь разобраться.
– В чем?
– В том, кто и почему убил вашего бывшего мужа?
– Намекаете на то, что у меня был мотив? – Она даже улыбнулась. – Не смешите! Вы видели Сугробова?
Он видел то, что от него осталось, но все равно кивнул.
– Он был силен как бык. Он был выше меня на полторы головы. Я бы ни за что с ним не справилась. Посмотрите на мои руки.
Он начал с ладоней, поднялся взглядом до локтей и выше к предплечьям. Никакого намека на скрытую, хорошо развитую мускулатуру. Нежные слабые руки. Изящные запястья, длинные тонкие пальчики.
– Как бы я смогла?! Да и на чем я бы повезла его за город, Илья Иванович? У меня нет машины. На такси на такие мероприятия не ездят, – фыркнула она почти весело.
Зато у нее мог быть сообщник. Какой-нибудь тайный или нет воздыхатель. Которого Сугробов тоже третировал. Который тоже дико устал за три года бесконечного преследования. И у которого могла быть машина, на которой они вместе вывезли пьяного Сугробова за город и там…
– У меня нет братьев, друзей, любовников. То есть у меня нет и не может быть сообщника, – продолжила рассуждать умненькая Настя Сугробова. – Я одна.
– Почему?
– Я взяла паузу в личной жизни. Устала от Саши настолько, что…
И вдруг она расплакалась. Горько, по-детски хлюпая носиком и дергаясь всем телом. И это было так неожиданно, что Громов чуть не бросился ее обнимать, чтобы утешить. Вовремя притормозил.
– Знаете, когда пришла эта женщина и сказала, что Саша исчез, я… Я так обрадовалась! Что даже отпуск взяла на две недели. И дом приводила в порядок. Мыла все, скоблила. Стирала шторы, выбивала ковры. Почувствовала себя какой-то обновленной, свободной. Боже, как мне за это теперь стыдно!
Так-так-так…
Громов насторожился.
А что, если Сугробова убили в ее квартире? И вывезли уже потом с петлей из его же собственного шарфа на шее? Оттого и генеральную уборку затеяла, чтобы скрыть следы преступления? Надо, надо пробить все ее связи. Три года и никаких отношений? У профессорской внучки с такими потрясающими ногами и шикарной жилплощадью, набитой коллекционными вещами? Да не верится, черт побери!
– Что за женщина? – спросил он, доставая блокнот с огрызком карандаша.
Он давно уже перестал таскать в карманах авторучки. Столько рубашек испортил протекшими чернилами.
– Что?
– Вы сказали, что к вам пришла какая-то женщина и сообщила об исчезновении вашего бывшего мужа.
– Да, пришла.
– Кто эта женщина?
– Ох… Какая-то учительница. Она представилась учительницей.
– Учительницей?!
Громов вдруг рассвирепел, почувствовав себя обманутым. Эта странная девица ловко водит его за нос, прикидываясь нежной, парниковой орхидеей. Что вообще она несет? При первом допросе ни о какой учительнице не было и речи. Ни она, ни сестра погибшего ни словом не обмолвились. Откуда взялась учительница?!
– Подробности той встречи? – потребовал он жестко и снова свел брови к переносице, намекая, что за ложь пощады не будет.
– В общем, ничего особенного в той встрече не было.
Настя выдернула указательным пальцем из высокого хвоста прядку волос и принялась ее накручивать. Глаза мгновенно просохли от слез, смотрели на Громова серьезно и настороженно.
– Я была дома. Вечер. Звонок в дверь. Открываю, стоит женщина. В годах, элегантная, достаточно симпатичная. Смотрит надменно. Спросила, знаю ли я Сугробова Александра? Ответила правду. Да, это мой бывший муж. Мой бывший, ужасный муж.
– Это вы ей так сказали? Или сейчас добавили?
– Ей так сказала. – Настя оставила прядь волос в покое и снова уронила ладони на колени. – Она представилась бывшей учительницей Саши, попросилась войти. Я позволила. И тогда она прямо с порога потребовала, чтобы я написала заявление о его исчезновении. Представляете?
– С чего вдруг? Что за странная просьба? Как она объяснила?
– Честно? – Настя шумно вздохнула. Закинула за ухо прядку, с которой игралась. – Я так обрадовалась, что он исчез, что даже не стала спрашивать, зачем ей это нужно. Просто сказала, что никаких заявлений писать не стану. Мы давно в разводе и все такое.
– А откуда она узнала, что он пропал?
– Наверное, ей сказала Вера. Потом она еще что-то говорила о публичном скандале, который устроил Саша.
– Каком скандале?
– Я не знаю, – она глянула честно, прикладывая к груди обе руки. – Она говорила много, сумбурно. Я почти не слушала. Я даже фамилии ее не помню.
– А как звали ее?
– Кажется, Анна Ивановна. Но могу и напутать. Вы у Веры спросите. Она же знает его учителей. Должна помнить. Мы о его школьных годах с Сашей говорили мало. Почти совсем не говорили. Все, что я знала, так это то, что он отлично учился в школе. И даже побеждал на олимпиадах. Умницей был, одним словом. Как потом скатился до такого уровня, не могу знать.
– А вы не замечали за ним дурного, когда встречались?
– В том-то и дело, что нет. Он вел себя сдержанно, интеллигентно. Не пил. Не сквернословил. А потом дошел до того, что начал… Таскать из дома вещи! – Ее лицо брезгливо сморщилось. – Это так гадко.
– Понятно. Так что там с учительницей?
