– А кто вам сказал, что Сугробов был шалопаем? Он был очень хорошим мальчиком. Отличником.

– Но вы сами…

– Это потом, много позже, он превратился в чудовище, изводящее близких. Но учился он отлично. И на олимпиадах городских побеждал. Вместе с Ильиным и… И моим сыном.

– Они дружили?

– Нет. Скорее соперничали. Но это было хорошее, здоровое соперничество. Это касалось только учебы и побед в олимпиадах. Никому не виделось в этом ничего опасного. Мне в том числе и…

– Как учился Павел Игумнов? – перебил он ее.

Все это он уже слышал. Она повторила не единожды за минувшие два часа.

– Павел? – Анна Ивановна наморщила совершенно гладкий, без единой морщинки лоб. – Павел учился из рук вон плохо. Вел себя отвратительно. Дерзил учителям. Прогуливал. Когда я познакомилась с его девушкой Варварой, я очень удивилась ее выбору.

– А когда вы познакомились?

– Позавчера. В субботу поздним вечером. – Анна Ивановна обессиленно облокотилась о спинку стула, облизала пересохшие губы. – Не могли бы вы мне предложить воды?

Мог! Целый графин стоял на подоконнике. Целый графин чистой, как слеза, теплой до противного воды. Ему самому хотелось воды, но только не такой. А ледяной, с пузырьками газа, чтобы сводило гланды от холода и пощипывало в горле. А не было!

Он выбрался с места, шагнул к подоконнику. Налил ей стакан воды. Училка выпила, не поморщившись, не заметив, что вода теплая и противная. Глубоко подышала, готовясь к новому словесному марафону.

– Кто она – эта Варвара? Как фамилия? Как выглядит? Чем занимается?

– Варвара? Я видела ее впервые. Не учила ее никогда. – Анна Ивановна порылась в сумочке, достала визитку. – Вот что она мне вручила, попросив звонить, если мне что-то станет известно.

– Вам?

– Ну да.

– А почему вам? Почему бы ей самой не обеспокоиться судьбой ее парня? Почему она побежала к вам? Как узнала адрес? Как-то… Как-то не очень все звучит, не находите, Анна Ивановна?

– Не нахожу! – отрезала она нелюбезно и с грохотом поставила на его стол пустой стакан. – Всему есть логичное объяснение.

– Желаю выслушать.

Он отложил авторучку, отодвинул лист с записями в сторону, поверх положил визитку Варвары Карновой, работающей массажисткой в салоне в центре города. Во всяком случае, визитка сообщала именно об этом.

– Тем вечером они там, как всегда… – она вдруг покраснела. – Ну… Занимались интимом в машине. Оттого и место такое выбрали пустынное. Они, с ее слов, там всегда этим занимались.

Больше-то негде! Он чуть не фыркнул.

– Потом Павел вышел на улицу. Она – тоже. Подышать.

Ей было неловко все это передавать, он видел и понимал. Но помогать ей не спешил. Вся ее история казалась чудовищным вымыслом.

– И вдруг подъехала машина. Из нее вышли трое. Ее оттолкнули. Павла погрузили в машину и увезли. Она даже не смогла ничего сделать.

– Вызвать полицию не пыталась?

– Так вызвала! Приехал наряд. Посмотрели. Посмеялись. Предложили ее подвезти. Машина была Павла, водить ее она не имеет права. Она согласилась. В отделение, возле которого ее высадили, не пошла. Ей посоветовали этого не делать те, кто приезжал на вызов. Сказали, что ей выйдет дороже. Тут она вспомнила обо мне.

– Как-то вдруг? – сморщился он скептически.

– Нет, не вдруг. Мой дом по соседству с отделением, порог которого она так и не решилась переступить. С ее слов, Павел много рассказывал ей обо мне и о моей трагедии. О том, что его одноклассник – Сугробов – был в числе подозреваемых, но так и не дошел до суда. Он даже ей мои окна показывал, когда они проезжали мимо. Она об этом вспомнила и решила прийти ко мне за помощью.

– И чем же вы могли бы ей помочь? Советом?

– Хотя бы.

– И что вы ей посоветовали?

– Я посоветовала ей дождаться утра. Связаться с Павлом. Если не получится, связаться с его родственниками. Если он не объявится в течение двух-трех дней, то написать все же заявление в полицию. Тем более что она запомнила лица парней. Сняла на видео тот момент, когда машина, в которой увозили Павла, отъезжает.

– Вы видели это видео?

– Да, она мне его показала.

– Вы не делали копию?

– Мой телефон… – она застыдилась, опустила голову. – Он старый. Он не поддерживает все эти новшества. Но она оставила мне копию на флешкарте. И… И тоже пропала.

– Кто?! – Он чуть не выругался. – Кто пропал на этот раз?!

– Варвара. Я пыталась вчера с ней связаться. Даже ездила в салон, который указан на визитке. Там сказали, что она не вышла на работу. Телефон отключен. Где она живет, никто не знает. Вот.

И она замолчала, сложив изящные руки на коленях, обтянутых льняной тканью широких брюк.

– Что – вот?

– Это вся моя история, товарищ капитан. Спасибо, что выслушали.

– Ты не проводишь меня?

Тяжело дыша, он чуть приподнял веки, попытался сфокусировать взгляд на лице молодой жены. Лицо расплывалось, казалось просто пятном. Загорелым пятном с пятном ярко-розового цвета в области рта и двумя черными точками в области глаз. Кажется, вчера он перебрал, опустошая собственный бар.

– Глеб! – Супруга повысила голос до непотребных октав. – Встань наконец!

Он вытянулся под простыней, поднял руки, потянулся с хрустом. Неуверенно присел на кровати, часто-часто поморгал. Зрение возвращалось. Сердце успокаивалось, дыхание выравнивалось.

– Что? – произнес он с хрипом.

– Ты не проводишь меня? – повторила она, вставая в позу – рука на талии, колено согнуто, зад оттопырен.

– Дверь там, – он осторожно мотнул головой в сторону дверного проема. – Не найдешь?

– Ну, Глеб! – заныла она, роняя руку и выпрямляя колено. – Ты как ведешь себя? Особенно в последнее время?

– Как? – Он наморщил лоб. – Напомни.

– Ты не обращаешь на меня внимания, пьешь. Все время где-то, но не со мной. Ты скверно себя ведешь! – подытожила она.

– Так? Так ты это видишь?

Так часто затапливаемое в последнее время алкоголем глухое раздражение полезло изо всех щелей. В висках застучало: «Ненавижу».

– А то, что я работаю по двадцать часов в сутки, пытаясь строить политическую карьеру, это ничего? То, что устаю, изнемогаю от необходимости притворяться, улыбаться людям, которых презираю? Это ты в расчет не берешь?

Его рука нашарила подушку, вцепилась в нее и тут же совершила сильный бросок. Подушка попала жене прямо в голову. Она не ожидала и на минуту застыла с распахнутым ртом, переводя взгляд с подушки у своих ног на него – снова распластавшегося на постели.

– Ты – урод! – выдохнула она наконец и сделала попытку всхлипнуть.

Реветь не станет. Он знал. Ее не очень симпатичное лицо требовало по утрам усилий. Он засекал. Сорок минут его молодая жена наносила макияж. Он ложился пластами, вмазывался, вхлопывался, впитывался. Потом тонировался. Твою мать! Разбитую машину проще подшпаклевать, чем ее физиономию. И ведь каждый день так. Как не устала?

– Я – урод? – со смешком уточнил он.

И выразительно оглядел ее лицо: от уха до уха, ото лба до подбородка. Супруга поняла и прикусила губу. Ее глубоко посаженные глаза сузились.

– Ты на что это намекаешь, скотина?! Ты… Ты забыл, как мой отец помог тебе…

– Мой отец не стоял в стороне, – перебил он ее ленивым голосом. – Влияния обоих хватало.

– Но без моего твой бы…

– Заткнись, Лена, – попросил он вполне миролюбиво. – Ни к чему сейчас тягаться влиянием. Тем более что наши предки давно уже не у власти.

– Да, но…

– Заткнись, – снова попросил, а не приказал он. – У меня голова болит.

– Пить надо меньше, – буркнула она.

Подняла подушку с пола и положила ее на край кровати.

– И не забывай, что, уходя с поста, мой папенька прихватил целое состояние. И благополучно его приумножил. А твой… Твой едва в тюрьму не сел. Спасибо моему – отмазал.

– Да заткнись же ты наконец! – заорал он и запустил в нее еще одной подушкой. – И вали уже отсюда! Из моего дома! Вали!