Кира последовала примеру хозяйки кабинета, ставшего на время их совместным командным пунктом, и тоже свернула все окна. Встала и с удовольствием потянулась.
— И вы вспомнили об этом только сейчас? — непритворно удивилась она. — Это же замечательно!
— Замечательно это или же, напротив, факт знакомства произведет эффект негативный, сейчас трудно судить. Это произошло четырнадцать лет назад, — ответила Корделия. — Я бы не вспомнила, если бы не сопоставила даты. Вот сейчас мне бросилось в глаза, что старшина Петухов командовал подразделением на Шебе с 2175 по 2180 год. Его рота базировалась на «Иблисе». Это и привлекло мое внимание. Потому что в 2178 года я тоже была на Шебе и тоже в окрестностях базы «Иблис».
— А… что вы там делали?
Корделия помассировала виски, помолчала и ответила:
— Лечила проказу.
— Что? — Кира уставилась на нее в растерянности. — Вы делали… что?
— Лечила проказу, — спокойно повторила Корделия, изучая ошеломленную Киру почти с сочувствуем. — Проказа — это такая болезнь. Вернее, была такая болезнь. В настоящее время если и встречается, то на малоразвитых и удаленных планетах. Вот видите, вы о ней даже не слышали. Лечить научились. А вот раньше, в Средние века, и в эпоху Возрождения, была настоящим пугалом наряду с чумой, оспой и холерой, хотя далеко не так заразна, как это утверждалось тогдашними медиками. Так вот, одним из проявлений этой болезни была потеря чувствительности. Отмирали нервные окончания. И человек, пораженный этой болезнью, мог без всякого осязаемого дискомфорта сунуть, например, руку в огонь. Он ничего не чувствовал. Некоторые бедняги именно так и поступали, чтобы избавиться, как они полагали, от заразы, поразившей их руки и ноги. Пройти очищение огнем. Или попробовать научиться снова чувствовать. Я и отправилась на Шебу, чтобы проделать с своей болезнью то же самое.
Кира смотрела на нее с некоторым недоверием. Разумеется, для Киры, девушки двадцатого второго века, эпохи межзвездных перелетов, эры войн и сотрудничества с негуманоидными расами, такие болезни давным-давно «преданья старины глубокой». А с другой стороны, последствия той древней хвори как нельзя лучше иллюстрировали постигшую Корделию атрофию.
— Нет, физически я была совершенно здорова, — поспешила она успокоить собеседницу. — Разве что гемоглобин по нижней границе. И небольшой дефицит массы тела. Периферическая нервная система функционировала в штатном режиме, как выразился бы Мартин. Нервные окончания перегорели где-то внутри, на ином, нетелесном уровне. Само собой, если бы я сунула руку в огонь, мне было бы больно, а вот если бы я проделала то же самое со своей психо-эмоциональной составляющей, то есть, с душой, я бы не пострадала. Не чувствовать ни страха, ни печали, ни ярости в некоторой степени выгодно. Эмоции не мешают действовать.
— Как у киборга, — быстро вставила Кира. — Без рефлексии.
— Именно, как у киборга. Очень удобно. А с другой стороны, утрачиваешь инстинкт самосохранения. Да и пресным все становится, безвкусным, черно-белым. Вот я и поехала. Лечиться. Мне тогда казалось, что длить подобное черно-белое плоское существование в объемном мире невыносимо. Будто бы и не живешь вовсе. Так, одна оболочка. Или программа. На такой планете как Шеба существует высокая вероятность это существование прервать, ампутировать, так сказать, оставшиеся. Ну… или вылечиться.
— Помогло? — осторожно спросила Кира.
— Какой-то терапевтический эффект был, — согласилась Корделия. — Меня тогда взяли стажером в мобильную бригаду «GalaNews24». Пытались таким образом от меня избавиться. На Шебу в то время отправлялись самые отчаянные искатели правды, чаще всего, самые беспокойные и неудобные, желающие подвигов и карьерного роста. А я не подпадала ни под одну категорию. Меня отправили как балласт, который при необходимости, пролетая над океаном, можно и… сбросить.
— У них получилось?
Корделия чуть пожала плечами.
— Слышали такое выражение — когда рассуждаешь о завтрашнем дне, крысы на чердаке смеются? Вот они посмеялись. Все вышло с точностью наоборот. Они остались там, на Шебе, а я сижу здесь и беседую с вами.
— А что с ними случилось?
— Накрыло ракетным залпом. Бригада отправилась на передовую, чтобы задокументировать и увековечить штурм одного из опорных пунктов шебских повстанцев. Накануне из леса вернулась разведывательно-диверсионная группа с координатами лагеря «лесных братьев». На штурм отправили роту десантников. Ту роту ракетами тоже проредили. Поговаривали, что в штабе завелась «крыса», видимо одна из тех, с чердака. Предатель, торгующий секретными данными, или внедренный на Земле «крот». Впоследствии это подтвердилось.
— Станислав Федотыч тоже попал под обстрел?
— Нет. Старшине Петухову, можно сказать, повезло. Он со своим взводом остался на базе. Его отправили на поиски пропавших журналистов несколько дней спустя. Десантники прочесывали джунгли в окрестностях базы и нашли то, что осталось от мобильной бригады. Меня. Вот такая… несправедливость. — Корделия виновато развела руками. — Все, кто хотел жить, бороться, добиваться, побеждать, делать карьеру — погибли, а я, балласт, которая ни жить, ни бороться, а уж тем более побеждать в планах не имела, вышла к «Иблису». Старшина первым меня увидел, потребовал назвать имя. Должно быть, мой тогдашний облик вызвал у него… недоумение. Существо, подпадающее под определение гуманоид, но никак не человек. Самая правдоподобная версия - перед ним террористка-смертница. Не удивлюсь, что Станислав Федотович каждую секунду ожидал, что я начну лозунгами обличать кровавый режим, а затем активирую детонатор и взорвусь. Держал плазмомет наизготовку, едва не тыча мне дулом в нос. Не очень вежливо, но его можно понять. Смертники с поясом взрывчатки не раз приходили на базу. И женщины, и даже дети. Приходили под видом беженцев или чудом уцелевших заложников. Так что я вполне подпадала под типаж. Он несколько раз спрашивал мое имя. Я долго не могла понять, чего он от меня, собственно, добивается. Надышалась болотными испарениями и кто-то ядовитый меня укусил, плохо соображала. Потом нашла свое журналистское удостоверение. Меня тогда звали Кора Эскот, по фамилии матери. А Кора — уменьшительное от Корделии. В юности полное имя казалось мне слишком претенциозным. Изгнанная дочь короля. Единственная, кто его любил, единственная, кто осталась ему верной. И что самое смешное, единственная, кто оказался генетически подтвержденной.
Корделия печально усмехнулась.
— Вот так мы и познакомились. Он спросил, не осталось ли других выживших. Я ответила, что нет. Во всяком случае, я никого не встретила, кроме оголодавших зверушек. До сих пор удивляюсь, почему они меня не съели. Вероятно, вид был крайне неаппетитный. А потом он проводил меня до КПП и сдал на руки медикам. Потом мы с ним мельком виделись у кабинета особиста. Он входил, я выходила. Он меня не узнал. Я его тоже. Личность в полном десантном снаряжении лишается львиной доли своей индивидуальности. Мне потом сказали, что это был именно тот старшина, который меня нашел. Но я тут же забыла. Не до того мне было.
— Вы потом еще возвращались на Шебу?
— Да, возвращалась. И не стажером. Я уже сама возглавляла мобильную группу. Это было поощрение за то, что сохранила все отснятые бригадой материалы. Но на «Иблис» я не возвращалась. Самые ожесточенные бои шли за город-маточник и в окрестностях перевала Хаб. Пришлось даже пострелять. Потом я нашла себе приключение на Лире, а дальше… Дальше почитайте в инфранете.
— Я уверена, что Станислав Федотыч вспомнит, — сказала Кира. — Он, правда, не любит говорить о войне, о службе, только по необходимости, но помнит, я уверена, он все помнит. А этот эпизод тем более! Женщина, одна, в джунглях!
— Вы думаете? В его насыщенной военной биографии есть немало ярких событий, которые мое участие явно затмевают. Вот хотя бы штурм Маяка. Но если вспомнит… Я против ничего не имею.
Решений, которые Корделия подвергала корректировке или отменяла, было немного. Хватило бы пальцев на одной руке, чтобы их пересчитать. Решение спрятать Мартина на «Космическом Мозгоеде» грозило стать одним из тех, которое задействует вторую руку.
