Бозгурд в ярости вскочил из-за стола.

— Да черт бы их всех побрал, этих яйцеголовых!

Он ругался долго, вдохновенно, с причастными и деепричастными оборотами, с междометиями и предлогами «на» и «в». Метался по кабинету, пинал несокрушимую черно-белую мебель. Шеф безопасности бесстрастно наблюдал. Наконец Бозгурд выдохся. Открыл минибар и наполнил стакан неразбавленным бурбоном. Залпом выпил. Потный, с лицом багровым, предынсультным, он вдруг стал близнецом Хрониса, проливающего потные солоноватые капли души на дорогое покрытие.

— И что теперь, Валентин? Все к черту?

Скуратов оставался невозмутимым. Он повертел планшет и вдруг сказал:

— К нам тут запрос поступил. От адвокатской конторы «Jus Privatum». Просят дать экспертную оценку поведения киборга для представления в суд.

Обернувшийся к нему Бозгурд напоминал разъяренного быка, перед которым тореадор поигрывает своей мулетой. Бык ворочает налитыми кровью глазами, поводит мокрыми боками, роет песок копытом. Он жаждет растоптать врага, вспороть ему брюхо, но мелькающая перед носом тряпка сбивает с толку. Какой запрос? Какая контора? А Скуратов продолжал.

— Запрос направлен в связи с делом одного из самых уважаемых клиентов фирмы, некого Генри Монмута, баронета. Его сын, Генри Монмут джуниор, юноша девятнадцати лет, обвиняется в нарушении границ частных владений, браконьерстве и злостном хулиганстве. В случае признания его виновным по их планетарному кодексу пацану грозит от пяти до десяти лет в исправительном заведении.

Бозгурд помимо воли отвлекся от мысленно вспоротого живота.

— Это где ж такие законы? Парень зайцев пострелял, и за это в тюрьму? Вон на Эдеме Толян кабана завалил. Здоровый такой зверюга. Ну выследил его лесник, ну сдал шерифу. И что? Заплатил штраф. Какая тюрьма?

— Так это Эдем. Там у них прогресс, демократия. А тут устаревшая общественно-экономическая формация. Феодализм. А знаешь, что на Земле в стародавние времена делали с браконьерами? Вешали. Без суда и следствия. Сейчас у них, конечно, более гуманно поступают с нарушителями, тем более что пойманные браконьеры из наследников. Отправляют в исправительное заведения или в закрытую военную школу. Охотничьи угодья неприкосновенны.

— А что, мне нравится. Я бы там поселился. Ушел бы на покой, прикупил бы землицы.

— Не получится, — вздохнул Скуратов, — прикупить. Это Геральдика, Сергей. Я тебе о Геральдике рассказываю.

Бозгурд продолжал изображать ошеломленного быка. Правда, дышал он уже не так шумно. Бурбон оказывал действие. Название планеты вызывало какие-то смутные ассоциации.

— А это тут… — начал было он и вдруг осекся. — Киборг? На Геральдике?

— Именно так, погулять вышел. А ребятки вздумали пошалить, — продолжал «Лаврентий». — Зайцев пострелять, медведя подразнить, не знаю. У них на Геральдике охота — общепланетная забава, все этим увлекаются. И зверья много. Но все строго по правилам, по договоренности и на своих землях. В соседских лесах только по приглашению, если хозяин пожелает видеть охотника участником травли. Ну, а молодежь, сам понимаешь, ищет приключений на причинное место. Решил этот недоросль в компании таких же наследничков в соседней вотчине пошуметь. В чужих руках, как известно, и медведь толще. Взяли станнеры и отправились. Только вместо медведя затравили киборга. А где киборг, там и хозяин. Вернее, хозяйка.

Зрачки Бозгурда сузились.

— Хозяйка киборга с Геральдики?

Скуратов сделал вид, что не расслышал.

— Они раз пятнадцать по жестянке пальнули, пока хозяйка их из плазменной винтовки не угомонила.

Лицо владельца «DEX-company» стало еще более напряженным.

— Валентин, не хочешь ли ты сказать…

— Теперь папаша этого юного разбойника хочет встречный иск подать. Будто бы детки защищались, а киборг на них напал. Что киборг, как бы это помягче выразиться, действовал самостоятельно.

— Бракованный киборг на Геральдике?

— А хозяйка, та самая, с плазменной винтовкой, превысила пределы самообороны. Киборга защищала!

Бозгурд криво усмехнулся.

— Мне приходит в голову только одно имя. Вооруженная плазменной винтовкой решительная дама с Геральдики.

Скуратов кивнул.

— И киборг тот самый.

— Так это же значит…

— Это значит, что проект «Совершенство» реализуется.

========== Глава 3. Интерлюдия ==========

Ощущение было странным, щекочущим и приятным. Безопасность. Он чувствовал себя в безопасности. Не то чтобы это чувство было ему совсем незнакомо, он уже испытывал его короткими редкими вспышками, но переживание было таким ярким, таким ослепительно-острым, что выцветание подступивших эмоций ему не грозило до предела отпущенного вселенной времени.

Мартин вздохнул и открыл глаза.

Местное время: 12:37

Локация: 50°21′12″ с.ш. 7°34′43″ в.д.

Высота над уровнем моря: 75 м

Влажность: 40%

Скорость ветра: 9 км/ч

Температура: 23°с

Ну вот зачем? Он же не об этом спрашивал. Он наблюдал за своими ощущениями. Хотел измерить интенсивность первого эмоционального контура.

Враждебных объектов не обнаружено.

Ничего ему система не скажет. Не в ее компетенции переводить в проценты страхи, надежды, чувства, ощущения, сны и печали. Она выдаст ему данные по биохимии крови, сосчитает количество вдохов и выдохов, пульс, измерит давление, скорректирует уровень гормонов. А то, что он чувствует, грустен или доволен, она не измерит. Это чисто человеческое. Это прерогатива его органического мозга, работа живых клеток. Цифры на внутренний экран они не выводят. Они создают это странное, неуловимое спокойствие, эту блаженную тишину в мыслях.

Он в безопасности.

Это так удивительно. Нечто светлое, непознаваемое и такое огромное, что заключает в себе целый мир. Да, да, именно так. Весь этот мир, до границ атмосферы. Нет, гораздо дальше. До пределов звездной системы, до самой отдаленной планетарной орбиты. В системе Аттилы шесть планет, последняя из них, крошечная, сморщенная, покрытая коркой метанового льда, находится на расстоянии семи миллиардов километров. Вот как далеко простирается этот неожиданно благосклонно обратившийся к нему мир, безразмерный кокон счастливого безмятежного присутствия. А он в этом коконе, укрывшаяся микроскопическая искорка жизни, тихо мерцающая, дышащая. И все же равная по ценности этому миру, который признал ее своей неотъемлемой драгоценной составляющей. Вот что означает это ощущение безопасности. Не противостояние, но единство, слияние и принятие. Он здесь, он жив, он обласкан и признан. Теперь он чувствует разницу и даже умеет ее объяснить.

Раньше он чувствовал лишь гнетущую отчужденность. Он был в том прежнем мире чужеродным, отторгнутым элементом. Он был один, на крошечном пространственном закутке посреди враждебной хищной среды. Его создали, но тут же отвергли. Он появился на свет не по собственной воле и даже не по воле случая. Он был результатом целенаправленного взращивания, следствием работы отягощенного любопытством ума. Люди породили его, но не признали своим. Назвали искусственным, ущербным порождением, инструментом и вещью. Вокруг него будто бы очертили круг. «Вот твое место», сказали они. А там, за кругом, все не твое. Все чужое, высшее и запретное. И он принял это несправедливое деление как само собой разумеющееся. Он же не знал, что бывает и по-другому, не знал, что бывает безопасность.

Безопасность. Это когда весь мир будто огромная теплая ладонь, которая тебя защищает. И сам ты себя тоже защищаешь. Да, у него есть на это право. Хозяйка сказала. И разрешила. Он теперь может сказать «нет». И нейрохлыст не рассечет кожу. Он может сказать «да», и даже затеять спор. Он может поспорить с хозяйкой!

Как же все изменилось. После побега он ждал, что она осуществит свою угрозу. Она же обещала, сказала, что посадит его на цепь.

Мартин подставил лицо солнцу и снова блаженно вздохнул. С удовольствием проследил, как воздух, свежий, влажный, чуть пряный от лесных ароматов, катится по гортани, растягивает бронхи и наполняет легкие.