– Бабушка, – ласково приободрила я ее, – Не бойся. Говори мне все, и будь уверена, что я справлюсь со всем, чтобы там ни скрывалось.

Старушка улыбнулась, но было видно, что с тем, что показал ей расклад колдовских карт, не так уж и легко справиться. Она молчала довольно долго, а когда все же заговорила, то голос ее дрожал от волнения.

– Каждый раз, сколь бы я не гадала, расклад говорил мне, что ждет тебя дальняя дорога, с которой нет возврата. Там, куда она приведет, будут ждать тебя двое мужчин. В одном из них – погибель тела твоего, а в другом – погибель души, но кого бы из них ты не выбрала, тебя ждет смерть. Страшная смерть с ужасными мучениями для тела или вечные адские муки для души.

– Я попаду в ад? – испуганно переспросила я.

– В настоящий ад, если выберешь одного, – кивнула старушка. – Или познаешь земной ад, если выберешь другого. В первом случае это случиться не скоро, и ты, вероятно, проживешь долгую жизнь, не зная многих мучений. Во втором же случае ты уйдешь молодой.

– А если бы я не выбрала никого из них? – осторожно поинтересовалась я.

Я подумала о том, что если бы я, например, не стала связывать свою жизнь ни с одним из мужчин, а, скажем, отдала бы свою душу и тело какому-нибудь монастырю, то, возможно, избежала бы участей, описанных старушкой. Она поняла меня и кивнула:

– О, это было бы величайшим из подарков для мира! Но расклады всегда твердили мне об этих мужчинах. Судьба ведет тебя к ним, и я не уверена в том, будет ли выбор одного из них зависеть от твоего собственного желания.

Я промолчала, стараясь осмыслить сказанное старушкой, так как с трудом могла себе представить то, о чем она говорила. Страшные муки и мучительная смерть казались мне такими далекими, неопределенными и совершенно несерьезными, словно они и не касались меня вовсе. В четырнадцать лет сложно думать всерьез о собственной кончине. В то время мне казалось, что я буду жить вечно и, ко всему прочему, еще и никогда не постарею.

– Неужели ад действительно существует? – спросила я у старушки немного погодя.

– И ад, и рай, – подтвердила она. – Все существует, но не бойся – пока твоя душа чиста, словно у ребенка, ты на верном пути к раю. Адские врата открываются только перед теми, кто утратил свою чистоту, теми, кто хранит в своей душе ненависть и злобу. Сохрани свою душу такой, как сейчас, восторженной и доброй, и ты никогда не приблизишься к тем ужасным вратам.

Слова старушки обнадежили меня, но кое-что все-таки вызывало сомнение.

– Но ты сказала, что один из мужчин приведет меня в ад? – спросила я.

– Да, – старушка снова кивнула. – Гадание предрекает так, но линия этого события слабая и во многом неясная. И сам этот мужчина неясен. Гадание предсказывает в нем опасность. Оно же говорит об открытии адских врат, но, знаешь, почему-то я и здесь видела, пусть смутно, что душа твоя долго будет оставаться чистой, хотя и будто бы околдованной.

– А можно ли узнать, как выглядит этот мужчина? – спросила я, питая слабую надежду на то, что смогу получить ответ, достаточный для того, чтобы суметь обнаружить такого человека в своем окружении, прежде чем решиться связывать с ним жизнь, как то предсказывало гадание.

– Не могу тебе сказать этого, – ответила бабушка Марселла. – Единственное, что знаю наверняка, это то, что он – словно бы Дьявол на земле. Берегись его, рыбонька моя! Берегись!

На следующий день после этой беседы бабушка Марселла слегла. У нее больше не было сил, чтобы сесть и большую часть времени она находилась в забытье, которое, впрочем, тоже было беспокойным. Она стонала, мучаясь от боли, и временами стоны ее сменялись бессвязными криками. Травяные отвары, что я без конца ей давала, уже не давали совершенно никакого облегчения. Она почти перестала пить жидкость и теперь уже совсем не узнавала меня. А я с ума сходила от ее криков боли! Иногда, не контролируя себя, она высоко вскидывала руки или ноги, или начинала сильно ворочаться, норовя вот-вот упасть со скамьи, на которой лежала. Я переворачивала ее, двигала ближе к стене, вновь и вновь укрывала одеялом и даже временами почти ловила.

Она ушла на третье утро. Все эти дни я почти не спала, позволяя себе прилечь ненадолго только в те редкие часы, когда утомленное тело старушки погружалось в глубокий сон. В день ее кончины я проснулась очень рано. Солнце еще только вставало, но безоблачное небо и обильная роса предвещали то, что день этот будет хорошим. Когда я встала, старушка еще спала, и сон ее показался мне спокойнее и глубже, чем когда-либо за последние дни. Я тихонько вышла на улицу, чтобы умыться колодезной водой, а когда вернулась, отирая мокрое взбодрившееся лицо, то обнаружила, что бабушка Марселла проснулась. Она не кричала и не стонала, но, широко открыв свои по-детски восторженные глаза, она смотрела в окно на ясное голубое небо и восходящее солнце.

– Бабушка, – позвала я, присаживаясь на скамеечку рядом с ней.

Она перевела взгляд с окна на мое лицо.

– Золотушечка моя, – ласково произнесла старушка и протянула руку, желая коснуться моего лица.

Я почувствовала, как слезы потекли по моим щекам. Эти три дня, что она беспрестанно страдала от болей, показались мне адом, и теперь, глядя на нее, я с надеждой подумала о том, что худшее уже позади, что, может быть, все-таки есть надежда на то, что бабушка Марселла поправится.

– Может быть ты хочешь воды? – спросила я у нее.

– Да, – голос ее был тихим, но не уставшим, а скорее умиротворенным. – Я бы попила.

Как мне не хотелось отпускать ее теплой руки, но я встала, чтобы подойти к столу, где стояло ведро с водой. Я зачерпнула немного в маленькую кружечку и поспешила вернуться к старушке, но обнаружила ее уже лежавшую без дыхания. Ее не живой взгляд был прикован к окну, за которым разгорался день, губы сложены в тихой улыбке, а лицо выражало глубокое умиротворение и покой.

Увидев ее такой, я замерла и так и осталась стоять с глиняной кружкой в руке, не зная, что теперь делать. Звать ли кого-то на помощь, плакать ли или, может быть, закрыть ей глаза? Я растерялась и оцепенело смотрела на счастливое лицо умершей старушки. Не знаю, сколько времени продолжалось бы это оцепенение, но меня вывело из него странное явление. В один момент вся комната словно наполнилась полупрозрачным белесым туманом, который, как мне казалось, исходил от тела старушки. Местами туман уплотнялся, быстро приобретая вполне определенные очертания, которые сначала лишь отдаленно напоминали фигуру человека, а затем во все больше уплотняющихся изгибах я со страхом и трепетом начала узнавать фигуру бабушки Марселлы. Как тогда, много лет назад на развалинах домика лесника, я видела его призрак, так и теперь передо мной появился призрак, или, может быть, душа старушки. Я во все глаза смотрела на нее, но она словно бы и не замечала меня. Туман, из которого была соткана душа, наконец оторвался от тела умершей женщины и поплыл в сторону выхода из домика.

– Бабушка, – прошептала я, но она не слышала меня.

Призрак вышел из дома, а я, словно завороженный мотылек, сама того не сознавая, последовала за ним. Душа старушки двигалась строго на восток, не спуская глаз с медленно поднимающегося от горизонта солнца. Она шла через поле, нигде не задерживаясь и не останавливаясь. Призрак, двигавшийся так быстро, что я едва могла поспевать за ним и не терять из виду, остановился только на речном обрыве, куда иногда приводила меня при жизни старушка. Река здесь была мелкая, а обрыв высокий, поэтому деревенский люд не любил это место, предпочитая для рыбной ловли и купаний места, находящиеся ниже по течению. Бабушке Марселле же здесь всегда нравилось, во многом как раз из-за того, что кроме нас с ней сюда никто не приходил. Теперь же и душа ее в последнем своем пути пришла сюда и здесь замерла, словно ожидая чего-то. Я остановилась в нескольких шагах позади нее, не решаясь произнести ни слова и не зная, что делать. Призрак несколько минут стоял на самом краю обрыва без движения и смотрел в небо. Я обратила взгляд туда же и увидела светящуюся точку. Сначала мне показалось, что это всего лишь яркая утренняя звезда, которая еще не скрылась в свете начинающегося дня, но потом эта точка будто бы стала расти и увеличиваться. Ее свет становился ярче и ближе и постепенно стал приобретать форму огромных сияющих врат. Я видела, как они медленно открылись и как из них вышли несколько ослепительных силуэтов, похожих немного на крылатых людей. Как только ворота полностью открылись, душа старушки оторвалась от земли, стала медленно подниматься в небо по направлению к ним. Я видела, как крылатые существа подхватили ее на полпути к вратам и почти что на руках внесли в тот мир, где обитали они сами. Затем ворота закрылись. Их вид стал тускнеть, и вскоре они словно растворились в воздухе, оставляя меня одну наедине с собственными, бегающими в непонятном хаосе мыслями.