– В смысле «что здесь произошло»? Просто трубу прорвало, – подает голос Сэм, который стоит рядом в той же позе, что и я.

Еще один коп пинает размокшую буханку хлеба на асфальте и принимается обыскивать ноги Сэма.

– Нехило же ее прорвало, – говорит он, поглядывая на офицера, который надел на меня наручники. Они нам не верят. Женщина встречается со мной взглядом, пока второй коп заканчивает обыскивать Сэма и ведет его к патрульной машине.

Вдруг ночь рассекает громкий звук. Одна из фар на патрульной машине с треском разбивается.

Затем еще одна.

Все происходит так быстро, что я не вижу, чем это спровоцировано. Все фонари вокруг парковки гаснут, и мы остаемся в кромешной темноте; в густом тумане сияние городских огней выглядит не более чем смутным обещанием. Раздаются крики и щелканье затворов пистолетов. Я поднимаю голову – на краю крыши кафе появляется девушка с короткими черными волосами и вскидывает руки. По нам прокатывается волной странный гул. Давление в голове меняется, уши закладывает.

– Куда они подевались? – кричит офицер позади меня.

Она смотрит, но не видит меня. Что-то блокирует ей зрение. Ее слова приглушаются, будто между нами плотная стеклянная стена. Я едва ее слышу. Та девушка наверху затенила нас – закрыла обзор. Я натягиваю наручники, чтобы оглянуться через плечо. Не знаю, зачем и почему мне не все равно, но я поворачиваюсь к Сэму. Его тоже не слышно, невидящий взгляд парня проходит мимо меня.

– Мадам, эти люди вам докучают? – слышится голос из темноты.

Из теней выходит незнакомец. Он высокий и широкий, с темной кожей, которая светится в оранжевом свете. Его черные волосы собраны в низкий хвостик, руки расписаны татуировками.

– Я же предупреждала – никаких попыток острить, Олдрик! Одна нога здесь – другая там, – кричит девушка-тенеформ с крыши. Ее руки дрожат.

– Я просто стараюсь быть вежливым. Бо-о-оже, Аланна! – парирует Олдрик, имитируя деревенский говор.

– Позволь перефразирую – поторапливайся, черт возьми!

– Вы кто такие? – спрашиваю я, пытаясь отойти как можно дальше, впрочем, наручники – серьезная помеха в этом деле.

Незнакомец подходит ближе, и я вижу, что он немногим старше меня. Он сжимает кулаки и разводит руки в стороны. Его кожа растягивается и идет трещинами, приобретая пепельно-серый оттенок. Татуировки блекнут, превращаясь в слабые очертания. Он – камнекожий.

– Хорошие ребята, – он снимает цепочку с трубы и освобождает меня от наручников. Металл крошится в его пальцах, как кренделек.

– «Хорошие ребята»? Мне, по-твоему, сколько, двенадцать? – огрызаюсь я.

– Сейчас не время спорить о сложной природе добра и зла, так что я просто начну с основных моментов, лады? Ты – аномал. Мы – аномалы. Тебя арестовали. А теперь освободили. Ну что, пойдем? – Парень показывает рукой на переулок, а я решаю, что с меня хватит «уморительных» бесед с особями мужского пола на сегодня. Да и на всю жизнь.

– Тео! – зовет Аланна.

Офицер со светлой косой поднимает пистолет и приближается к нам, на секунду прорываясь сквозь тень. Аланна вскрикивает, когда ее барьер рушится, и полицейские вновь могут нас видеть. Из темного переулка за кафе выстреливает раскаленная струя чего-то, что напоминает красноватое жидкое стекло, и выбивает пистолет из руки женщины. Судя по выражению ужаса на ее лице, она понятия не имеет, что вырвало оружие из ее ладони. Змея из стекла снова делает выпад, и второй полицейский тоже теряет хватку на пистолете. Крики продолжаются, все превращается в хаос, но Олдрик убегает, и я следую за ним. Затем резко торможу, размахивая руками, и оборачиваюсь. Сэм по-прежнему стоит у патрульной машины, его глаза округлились от замешательства.

– Я не могу бросить его! – кричу я Олдрику.

При звуке моего голоса тот останавливается, берет меня за руку и тащит за собой.

– Это не ему грозит отведать пулю, дорогуша.

Я сглатываю отвратительное чувство, что бросаю на произвол человека, который пытался мне помочь, и мы продолжаем бежать за струйкой стекла, ползущей обратно к хозяину. Из тени выходит темнокожий парень, и стекло возвращается в его ладонь. Я слышала об остекловах, но никогда их не встречала. Он может превращать воздух вокруг себя в стекло – вот что разбило фары.

Остеклов – Тео – смотрит на крышу, и Аланна прыгает, вновь вскидывая руки. Гул вернулся – мы снова затенены. Парень по имени Тео поднимает руки, и под ногами Аланны образуются и размножаются диски из голубого стекла, создавая ступеньки с крыши. Она мягко приземляется на асфальт, но ее руки дрожат.

– Я почти выдохлась, – говорит она.

Мы бежим до конца проулка, Аланна продолжает держать руку за спиной, блокируя обзор полицейским. Перед нами широкая улица, над головами пересекаются провода трамваев. Впереди жмутся друг к другу разноцветные дома, на углу расположен ярко-синий винный магазин с мигающей неоновой вывеской. Эта улица более открытая; похоже, в театре на другом конце как раз закончился спектакль. Тут десятки людей. Аланна ни за что не спрячет нас от всех.

Только я собралась сказать им, чтобы оставили меня и бежали, как ночь пронзает визг шин. Мы поворачиваемся к белому фургону, выезжающему из-за угла, и он с визгом тормозит прямо перед нами. Водительская дверь открывается, и с нее свешивается девушка, одной рукой держась руль, а другой – за крепление на крыше. Ее длинные иссиня-черные волосы развеваются от ночного ветра.

– Время ехать! – кричит она, выпрыгивая из фургона.

– Я теряю… – слова Аланны затихают, и она теряет сознание. Тео подхватывает ее, позади все громче раздаются крики заметивших нас полицейских.

Женщина, которая надела на меня наручники, поднимает «Тазер» и стреляет в нашего водителя.

Олдрик кричит, а я прыгаю и сбиваю девушку в сторону. Мы уходим из зоны обстрела, и офицер ругается себе под нос. Я помогаю девушке подняться, и мы бежим к фургону.

Тео резко распахивает дверь, а Олдрик возвращается в проулок, попутно широко разводя руки, и его кожа с громоподобным треском превращается в камень.

Парень швыряет один мусорный бак на землю и поднимает другой, укладывая их друг на друга, пока они не закрывают собой весь проход. Олдрик поворачивается к нам с триумфальной улыбкой на лице и мчится к фургону, а его кожа вновь становится нормальной. Полицейские заперты за баррикадой. У них не уйдет много времени, чтобы обойти ее, но это даст нам пару минут форы.

Олдрик запрыгивает на пассажирское место.

– Забирайся, гейзер ты наш, – говорит он мне.

Осознав, что у меня нет выбора, я сажусь в фургон.

Я сижу на заднем сиденье и гаданию, как эта ночь полетела ко всем чертям. Девушка, которую Олдрик назвал Сапфирой, везет нас по улицам и явно относится к дорожным знакам больше как к рекомендациям, чем к правилам.

Тео и Аланна сидят в среднем ряду, ее голова покоится на его коленях.

– С ней все будет в порядке? – тихо интересуюсь я, и Тео оглядывается через плечо.

– Она исчерпала себя, пытаясь затенить стольких людей одновременно, – объясняет он.

Его очки сползают с переносицы. Тео морщит нос, пытаясь подвинуть их выше, и смотрит на меня с таким презрением, на какое только способен человек со сморщенным носом. Пятерочка тебе за старания, чувак.

– Ей было бы гораздо лучше, если бы мы перехватили тебя на автовокзале, как я и предлагал, – чеканит Тео, повышая голос, и я понимаю, что он скорее обращается к Олдрику с Сапфирой, чем ко мне.

– На автовокзале? – переспрашиваю я, вспоминая ранние события этого вечера. Не могу поверить, что еще недавно я была в автобусе. Впечатление, что с того момента прошли годы. Но я помню чувство, будто меня кто-то преследовал. – Так это были вы?! – Мой тон сочится злостью. – Вы напугали меня до чертиков!

Так и знала, что там кто-то был!

– В Сан-Франциско приезжает много аномалов. Десятки в неделю со дня Переполоха. Тебе повезло, что мы нашли тебя раньше, чем кто-то другой, – отвечает Тео, ласково убирая прядь с лица Аланны.