На границе разразились тяжелые бои. Пока бронетехника и пехота стройными колоннами отправлялись на фронт, Анна со своим взводом была вынуждена отсиживаться в части. Каждый день в госпиталь привозили по десятку-другому раненых. А тела погибших обычно доставляли глубокой ночью, чтобы меньше деморализовывать солдат.

Но, конечно же, о больших потерях знали все. Спустя неделю боёв каждая рота успела похоронить по несколько бойцов. Командиры даже учредили новый вид дежурства для тех, кто не был задействован на передовой – копать могилы на кладбище, которое находилось в двух километрах от воинской части. Гаспар отправлял туда в основном парней, но Анна тоже время от времени напрашивалась помогать.

Павших хоронили без лишних почестей: на могилу насыпали холмик земли, сверху клали камень или кирпич, которых много валялось неподалеку после разрушений. На камне краской писали один лишь порядковый номер, кто-нибудь из офицеров записывал данные о покойном в тетрадку, которую затем относили в штаб. Память о погибших хранилась только там, и еще в сердцах сослуживцев.

Вторая мотопехотная рота безвозвратно потеряла троих. Около пятнадцати солдат находились в госпитале: среди них была Дария, а Ильдико, несколько дней пробывшая там с небольшим ранением, снова уехала на границу.

Бруно рассказал, что за все эти дни у Ревены было пятеро раненых. Могло быть больше, но работа Анны позволила ревенцам выстроить мощную оборону, и они просто расстреливали атакующих ноленсианцев пачками. Генерал Кауфман передавал Анне глубочайшие благодарности.

И всё же Ревена отошла, сдав, как и планировалось, часть своей территории. В одно не по-зимнему солнечное утро войска отступили с передовой на вторую линию, и измученные почти двухнедельным боем солдаты Ноленсии начали расставлять свои красно-белые флаги в покрытой свежим снежком степи.

Офицеры во главе со Штефаном весь день колесили по передовой и раздавали награды. Оказалось, что как бы ни противился главнокомандующий техническому прогрессу, еще пару лет назад в Альгусе появился полукустарный цех, который чеканил медали. До сих пор Штефан был не слишком щедр на вознаграждения, но в этот день их получили почти все, кто бился на границе. Пехоте полагались медали «За бесстрашие», артиллеристам и танкистам – «За крепкую броню», раненых в госпитале поощрили значками «За пролитую кровь».

Перед тем как на Альгус опустились ранние сумерки, командиры рот, вернувшиеся из «наградительного» заезда, скомандовали оставшемуся в части личному составу срочно выстроиться на плацу.

Был мороз, с неба сыпался мелкий снег, ветер гонял его туда-сюда у самой земли призрачными вихрями. Вещевой склад всё тянул с выдачей зимней формы, поэтому Анна уже через несколько минут не чувствовала своих ушей – кепка совершенно не спасала от колючего ветра. Штефан же, видимо, совершенно не признавал головные уборы в любую погоду – впрочем, в отличие от солдат, одетых в осенние куртки, он появился на плацу в достаточно теплом плаще.

– Именем Ноленсии объявляю, что сегодня тысяча квадратных километров территории перешла под наш контроль, – произнес Штефан со своей трибуны. – Ваши сослуживцы на передовой уже получили высокие награды. Но и среди вас есть те, кто приложил руку к нашей сегодняшней победе.

Стоявший чуть поодаль полковник Хенрикссон с небольшим деревянным коробком в руках подошел к командиру, и вместе они спустились ближе к солдатам. Штефан доставал из коробки по одной награде, зачитывал с прилагающегося свидетельства имя бойца и, когда тот выходил из строя, цеплял ему медаль на грудь. Так подошла очередь и разведывательно-диверсионного взвода.

– Лейтенант Эмма Линнегор награждается медалью «За отличную разведку», – сказал Штефан.

Анна чеканным шагом приблизилась и встала напротив него, отдав честь. Главнокомандующий приколол медаль к ее куртке и пожал руку, вручая свидетельство.

– Через полчаса зайдите ко мне в штаб, – вдруг произнес Штефан вполголоса.

Анна чуть заметно кивнула.

После всего официоза солдаты разошлись по своим казармам. Анна же в назначенное время прибыла в штаб.

Коридор непривычно освещали электрические лампы на потолке, да еще и с плафонами – привилегия высшего командования. За время пребывания в Ноленсии Анна успела отвыкнуть даже от таких элементарных вещей. Ей мимоходом подумалось, что здесь, в штабе, наверняка есть и горячая вода, а мебель не населена клопами и тараканами.

Анна постучала в дверь и вошла в кабинет. Полковник ждал ее за столом.

– Проходите, лейтенант Линнегор.

Она села напротив него. Сдвинув в сторону папки с документами, Штефан повернулся к Анне, положив на стол сцепленные в замок руки.

– Я хочу теперь уже от себя лично выразить вам благодарность, лейтенант, – сказал он, глядя Анне в глаза. – Без добытых вами разведданных, диверсий в тылу противника и составленных карт успешное наступление было бы невозможным.

– Благодарю, полковник.

– И я бы хотел кое-что вам предложить… – Штефан на мгновение опустил взгляд. – Согласитесь ли вы стать моей правой рукой? Мне бы не помешал толковый советник вроде вас.

Анна вскинула брови:

– Полковник, вы уверены?

Лицо Штефана исказила полуулыбка.

– Вы достаточно хорошо себя проявили для того, чтобы я был уверен на сто процентов. Соглашайтесь, лейтенант. Будете жить не в казарме, а в отдельной комнате в здании штаба. И работать будете здесь же.

Для вида пару секунд поколебавшись, Анна ответила:

– Я… принимаю предложение.

– Это очень, очень мудро с вашей стороны, – оживился Штефан. – Я попрошу, чтобы для вас подготовили комнату. Придете после ужина со всеми вещами, Клара покажет вам ваши апартаменты.

– Есть, полковник. Я могу идти? – Анна поднялась из-за стола.

– Идите, Линнегор.

Штефан бросил на нее недолгий взгляд и вновь потянулся к своим бумагам. Прежде чем Анна вышла из кабинета, ее охватило странное ощущение – будто она увидела, как холодная сталь ожила.

Из штаба Анна двинулась прямиком к хозблоку. Бруно как раз выгружал мешки с бельем возле прачечной.

– Ты рано сегодня, – сказал он.

– Времени в обрез, – Анна оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что они здесь одни. – Сегодня переезжаю в штаб. Штефан назначил меня своим советником.

Бруно пару секунд смотрел на нее, затем вытер рукавом глаз, в который попала мелкая колючая снежинка.

– Ничего себе. Мои поздравления, сестра! – он показал пальцем на медаль на груди Анны. – Да, и вот с этим тоже.

– Спасибо, – Анна поморщилась. – Всегда мечтала получить награду от командира вражеской армии.

– Брось. Это всего лишь говорит о том, что ты хороший воин. – Бруно вдруг схватил Анну за плечи и тихо сказал: – Будь осторожна. Теперь мы не можем встречаться здесь каждый день, это будет подозрительно. В штаб я приезжаю по утрам в десять, если будет возможность – перехватывай меня. Если нет – каждые три дня на этом месте, начиная с завтра.

– Принято.

Попрощавшись, Анна почти бегом помчалась в казарму. Ветер с силой гнул верхушки голых деревьев, швырял в лицо пригоршни снега, зловеще выл, проносясь между ровными рядами бараков. Пальцы цепенели даже в карманах; наверняка в расположении роты сейчас было ничуть не теплее, и Анне вдруг настолько захотелось как можно скорее вернуться в штаб – где хорошо натоплено и стены без трещин, в которые влезает палец, – что она растянула губы в улыбке, подставляя лицо колкой метели.

На крыльце штаба Анну встретила грузная женщина лет сорока с погонами капитана.

– Эмма Линнегор? – спросила она.

– Так точно.

– Меня зовут Клара Бьёрн. Мне приказано проводить вас в вашу комнату.

Капитанша отвела Анну в левое крыло второго этажа и раскрыла перед ней одну из дверей, щелкая выключателем. Под потолком небольшой комнаты зажглась припорошенная пылью люстра. Интерьер включал в себя кровать, шкаф, письменный стол и стул.

– Располагайтесь, – равнодушно произнесла Клара.