Голос Фишера срывается на крик. Видно, что далёкое прошлое до сих пор цепляет. Игорь хмурится. Не похоже на папу. Но разве он его знает? Действительно хорошо знает?

— Вы убили мою маму. — Сейчас у Игоря нет сомнений — Игнатьев сказал правду.

— Твоя мама… — Фишер морщится, как от зубной боли. — Твоя мама полезла туда, куда не стоило. Она пыталась доказать, что Володя не виноват.

— Доказать? — Игорь хмурится. — Кому? Вам?

— Мне, Игнатьеву, партнёрам… — медленно перечисляет Фишер, вспоминая. — Наивная. Надеялась что-то изменить. Но её убил не я. Хочешь верь — хочешь не верь. Я не знаю, куда она залезла и что накопала. После этого Соколовский притих, наши пути разошлись. Никто не стал разбираться дальше. А потом стало не до этого…

— Тогда почему же вы решили отомстить сейчас? — вырывается у Игоря.

— А почему нет? — натурально удивляется Фишер, пожимая плечами. — Соколовский-старший убит, его сын в тюрьме… Игнатьев был мне должен, и я, скажем так, уговорил его забрать заявление. А потом… Всё было просто: выпустить Стаса из лечебницы, дать тебе нужные материалы, направить тебя, его, чтобы ты не отвлекался на мелочи… Всё было просто, Игорь Владимирович.

Фишер победно улыбается. Игорь хмуро смотрит на него — и впрямь просто. На словах всегда всё просто.

— И что теперь?

— А теперь — решайте сами. Будете ли вы продолжать свой крестовый поход. Правда, против кого?

Игорь молчит. Признаёт правоту. В голове — сотня мыслей. Нужно время. Чтобы сосредоточиться. Обдумать. Принять.

— Я могу идти? — сухо, без эмоций. Потому что нет их сейчас, эмоций-то. Тупое безразличие.

Фишер кивает, и Игорь уходит, не оборачиваясь, чётко чеканя шаг. Обратно на автомате. В голове каша. Мысли наползают одна на другую, путают сознание. Потянуть бы за ниточку, чтобы распутать этот адский клубок. Да только где он, кончик-то?

Такси послушно ждёт на месте. Надо бы задуматься о машине. Прежняя пока проходит, как улика и место преступления одновременно. Забрать её, как говорят, раньше весны не получится. Надо что-то решать…

Игорь с радостью отвлекается на мысли о насущном, понимая, что полученную от Фишера информацию надо переварить. Разложить по полочкам. Расписать. Обдумать дальнейшие действия. В том, что они будут, он не сомневается.

По коридору к номеру медленно, задумчиво. Резко сбиваясь с шага, разглядев её. Сгорбленная фигурка на полу у двери. Обнимает колени, смотрит прямо перед собой. И снова отчаянно напоминает котёнка. Только теперь не ласкового и довольного. Потерянного. Потерявшегося.

— Кать. — Игорь подходит, опускается на корточки напротив. — Давно ты здесь?

Она поднимает на него глаза. Взгляд пустой, внутрь себя. Игорь тяжело вздыхает, поднимает её, заводит к себе, сажает в кресло. Катя молчит, покорно позволяя, не глядя на него больше.

— Ты должен мне, — наконец срывается с её пересохших губ. — Ты знаешь, что должен мне, Игорь.

Он садится рядом, берёт её ладони в свои. Она не реагирует. Рассеянно мажет взглядом по сплетённым рукам, и обратно — в глаза.

— Папу убили из-за тебя. Ты лишил его всего. Разорил. Ты должен мне.

— Кать, я виноват, знаю. — Игорь говорит медленно, тщательно подбирая слова. — Но не в смерти твоего отца. Тут я ни при чём. И ты это знаешь. Не пытайся сделать меня хуже, чем я есть.

— Ты использовал меня, — продолжает звучать неживой, механический голос. Хочется встряхнуть её, дать пощёчину, чтобы пришла в себя. Чтобы не пугала так.

— У меня не было выбора, — скрипнув зубами, отвечает Игорь. И продолжает медленно, раздельно: — Я не мог оставить всё, как есть. Понимаешь? Он убил моего отца. Заказал его и убил, когда тот приехал на встречу.

— А ты убил его! — срывается на крик Катя. Её начинает трясти, из глаз градом катятся слёзы. — Убил его! Ради чего?!

— Да не убивал я его! — кричит Игорь в ответ, хватая Катю за плечи и заставляя посмотреть на него. — Не убивал, слышишь?!

Катя не отвечает, судорожно всхлипывая, легко ловя отголоски давней истерики. Игорь обречённо вздыхает, прижимает её к себе. Гладит по спине. Ждёт, пока успокоится.

— Я найду того, кто это сделал. — Стоит это произнести, как становится легко и просто. Найдёт. Разве может быть по-другому?

Катя затихает в его руках, цепляясь за лацканы пальто, которое он так и не успел снять, придя с улицы.

— Я отвезу тебя домой. — Игорь пытается встать, но она продолжает держать его, не позволяя подняться.

— Пожалуйста, — хрипло просит, не поднимая глаз. — Можно я останусь? Мне… мне страшно там… одной.

— Оставайся. — Нет смысла спорить. Осторожно отнимает её руки, поднимается. — Я закажу ужин. Есть хочешь?

Катя рассеянно кивает, забираясь на диван с ногами, обхватывая колени.

— Знаешь, — задумчиво говорит она, — а ведь я тебя, кажется, понимаю.

— Да ну? — Игорь иронично поднимает бровь.

— Да. — Катя смотрит на него серьёзно, не мигая. — Я бы тоже на всё сейчас пошла, только бы найти и наказать убийцу. На всё.

— Мир? — Игорь шутливо протягивает руку, думая, что им сейчас это действительно нужно. Хрупкое равновесие, видимость того, что осталось ещё что-то по-прежнему.

Катя отрицательно качает головой, но руку протягивает и отвечает:

— Мир.

========== 31. Попробуй, угадай ==========

Она не может спать. Казалось бы, так много причин для бессонницы — смерть Дани, ребёнок, мысли о будущем… Но нет, мысли только о нём. Что? Как? Почему? И Вика ворочается в постели, неосознанно прижимая руки к плоскому пока животу, и думает, думает, думает.

Почему он занимает столько места в её голове? Как избавиться от него, заставить переключиться на другое, то, что действительно важно? Ответ приходит просто: никак. Хотя бы самой себе признайся, Родионова, признайся в том, о чём думают оба. Больше нет препятствий.

Грубо? Да. Но ведь сама себе ты можешь это сказать. Дани больше нет. И кто стоит теперь между ней и счастьем? Вот только счастье ли это?

Ей страшно. Осуждение — это страшно. А его не избежать, если начать всё сейчас, сразу. Да и сомнения. Они никуда не делись.

Она не верит ему.

Помнит слова Леры. О том, что непостоянен. О том, что легко бросается в новые отношения. Да и сама Вика видит. Всё видит, не слепая. И Катя — может, месть, а может, и нет. Как тут быть уверенной?

Проворочавшись всю ночь без сна, она решительно поднимается и выходит из дома, едва за окнами начинает светать. Не впервой заявляться к нему поутру.

Мысли угодливо скачут, вызывая из памяти картины их первого раза. Тогда тоже приехала вот так, спонтанно. Беспокоилась. Пыталась помочь. Нужна ли она, её помощь?

В гостиницу заходит решительно, не останавливаясь на респешене. Сразу к лифтам. Нужно узнать. Понять, что всё в порядке. А потом… Домой. Спать.

Игорь открывает глаза, пытаясь понять, где он. Скрюченная поза от сна на диване даёт о себе знать. Он с трудом садится, расправляя затёкшие мышцы, и трёт глаза, пытаясь проснуться. Так рано. Для чего проснулся? Ответ один — спать неудобно. А раз неудобно — пора подниматься. Он медленно подходит к окну, отодвигая тяжёлую штору, и смотрит вниз, на просыпающийся город. Праздники в самом разгаре, и на дороге едва ли можно насчитать десяток машин. Город гуляет.

Тем неожиданнее кажется стук в дверь. Тихий, но решительный. Он настороженно подходит к двери, ругая себя, что так до сих пор и не выпросил у Пряникова пистолет. Мало ли. Открывает дверь резко, и сразу застывает, недоверчиво глядя на визитёра.

— Можно войти? — Вика стоит на пороге, как всегда хмурится. Насторожена. Прячет руки в карманах тёплой куртки.

Он медленно отступает, пропуская вперёд, закрывает дверь и подходит ближе, пытаясь удержать руку от того, чтобы не поправить локон, выбившийся из-под шарфа.

Не верит, что она снова пришла. Что стоит здесь, рядом, живая, горячая. Разве не должна сейчас по Дане горевать? Глупый вопрос замерзает на губах, не успев слететь.