А надежда, забытая, сладкая, расправляет крылья, заставляя подрагивать пальцы.
«У кинотеатра. В 21:00».
Сухо. Но разве тебе многого надо, Родионова? Две строчки, а ты уже срываешься с места и бежишь без оглядки, забыв обо всём. Куда ты катишься, к чему?..
Время тянется медленно, как нарочно. Она сжимает руки в кулаки, заставляя не проверять каждые пять секунд часы.
Что ты ждёшь от этой встречи? Что он тебе скажет?
Да что бы ни сказал: выслушает. Что бы ни сделал: примет. Потому что устала. От беготни этой друг от друга. От недомолвок. От одиночества.
Страшно. Когда с мужчиной одинока — страшно. Надо было обрывать сразу. Давно. И не возвращаться. Что уж теперь.
Из дверей кинотеатра выходят двое. Вика не смотрит. Не интересно.
Пока он смеяться не начинает.
А ведь она его смех и не слышала ни разу. Вот такой — громкий, искренний. Счастливый.
А ведь это больно.
Казалось, больнее уже не будет. Бред. Вот сейчас — больно. Не просто с другой видеть. Счастливым видеть.
Что-то обрывается и летит вниз, быстро-быстро. И Вика с трудом просит таксиста. Отсюда. Подальше. Скорее. Потому что это жестоко. За что только? Не понять.
А перед глазами пара. И ей теперь точно нет рядом места.
Подсознание. Порой оно диктует странные видения. Не те. Не так. Не тогда, когда нужно.
Во сне глаза её голубые — рядом. Во сне кожа её нежная — под ладонями плавится. Во сне — губы её мягкие — для него полуоткрытые. И счастье. Белое. Слепящее. Чистое. Как всё, к чему она прикасается. Как всё, до чего ему не дотянуться.
Научись, Соколовский. Научись контролировать свой разум. Забудь про желания. Про то, что изнутри наружу просится. Оставь. В прошлом.
Звон в окно. Подскочить. Как не было сна. Кирпич. Бумажка. Послание от Ромео Джульетте? Игорь берёт в руки камень и холодеет. Монтенегро. Виды. Страшно. Вика.
Почему сразу она?! Почему так страшно?! Душ — машинально. Катя ждёт, звонит, просит. Сама. Завтрак — приятная необходимость. Игра — вынужденная ласка.
— Мне действительно хотелось бы, чтобы ты понравился моему отцу.
— Значит, надо понравиться.
Игорь не лукавит. Надо, значит надо. Месть затмила всё. Жизнь реальную. Чувства искренние. Привязанности давние.
К Пряникову с радостью. Устал один. Надо поделиться. Давно пора. И рад бы с кем. Но не с Викой же!
Ангел-хранитель. Он у Игоря явно силён. А возможность на чужое плечо часть забот переложить — бесценна. Зацепка на Стаса. Как отблагодарить потом?
Игорь начинает потихоньку тлеть. Надеялся, что обойдётся, но нет. Вот оно — это чувство, когда прожигает потихоньку, на самой грани. На подсознании. Когда вот она, разгадка, почти-почти. Только пока никак.
В притон без сомнений. Хоть бы стволом обзавёлся, Соколовский. Ни страха, ни упрёка. Рыцарь в дырявых доспехах.
Музыка, якобы крутая. Чувство внутри, якобы подъёма. Он забыл уже, что правдиво, а что — фальшивка. Но ведь не в том суть. Можно и без правды правды добиться. Было бы желание.
Он ищет Стаса. Уверен, что найдёт. Всё ещё уверен в себе. Думает, на шаг опережает. Думает. Наивный.
«Я всё за тебя решу. Дорогой мой человек».
Дорогой мой человек.
Остро. Больно. Нервы наружу. Оголены. Как провода. Пробивает до самого нутра.
Вика.
Снова по городу, не разбирая дороги. Не замечая лиц. Не думая. Не давая себе думать. Только убедиться. Только посмотреть, что всё в порядке. Одним глазом. Издалека.
Визг тормозов у её дома. Выбегает из машины, несётся наверх, перескакивая ступеньки. Перед дверью отдышаться. Выпрямиться. Позвонить.
Дверь открывает Аня. Смотрит удивлённо. Пожимает плечами.
Сердце стучит так громко, что заглушает её слова, оставляя лишь смысл. Нет. Не дома.
Быстро кивает. Пытается улыбнуться. А в голове мысли: одна другой страшнее. Выскакивает на улицу и чувствует, как ноги подкашиваются.
Живая. Идёт с Даней, смотрит удивлённо.
— Что-то случилось? — В голосе сразу столько заботы. Вик, ты бы её хоть при Дане прятала.
— Мимо проезжал, решил в гости заехать. — Игорь пожимает плечами. Равнодушно. Хитро улыбается Дане. С трудом удерживается, чтобы не подмигнуть.
В этот раз не вышло, Стас. А в следующий я буду тебя ждать. Будь уверен.
Игнатьев в трубке. Кричит что-то. Почти не разобрать. Пусть кричит.
Солнышко. Ласково так. Погладить бы. Игорь ликует. Запрыгал бы и в ладоши захлопал, да рука занята.
— Я куплю помещения, потому что я молодой и амбициозный, а вы — жадный и злой!
Ему весело. Нет, не весело. Смешно. Расхохотаться бы. И тут ещё смс от Кати. Вдогонку. Так вовремя.
Что нас ждёт дальше?! Главный акт в самой весёлой пьесе?! Он только за!
Кто есть кто? Сегодня узнаем! Так и хочется встретить поскорее. Посмотрите, Вера Сергеевна! Вы, вроде бы, меня не знаете?
Хотя нет. Знаете. Не можете не знать. И мину хорошую при плохой игре делать умеете. Лишь уголки губ вздрагивают. Но улыбка всё же складывается на лице.
Правильно, Вера Сергеевна. Ни к чему дочь-то расстраивать. Она у вас вон какая хорошая. Привела парня с родителями знакомиться. Тут бы радоваться. А вы что, не рады совсем?
За окном останавливается машина. Вот оно. Твой почти-триумф, Соколовский. Расправь плечи и приготовься.
Медленно повернись. И кивни серьёзно. Как подобает будущему сыну. Игнатьев же этого ждёт? Зятя вероятного? Что ж, приятно познакомиться.
— Здравствуй, папа!
========== 21. Выбирай. Пока можешь ==========
Игнатьев напоминает льва, замершего перед прыжком. Напряжённый, как струна. Взгляд ледяной, должен бы пробирать до костей. Должен бы. Но нет.Не выходит у вас, Аркадий Викторович. Ваши взгляды, ваше молчание, ваше презрение.
Отчего ты думал, что это доставит тебе удовольствие, Соколовский? Почему мысли об этой встрече оказались ярче самой встречи? Почему теперь так пусто? И ведь действительно пусто.
Ни злости, ни радости. Ничего. Только глаза Катины. Растерянные. Непонимающие. Ты ведь этого так хотел, Соколовский, что ж теперь тушуешься? Где азарт, где оно, твоё хвалёное чувство превосходства? Сам себя перехитрил?
Каково это — чужими жизнями играть? Не на бумаге, по-настоящему? Смотри, вот они — последствия, которых продумать невозможно.
Говоришь, цель оправдывает средства? Хороши твои средства, Соколовский, разбитое сердце одной отдельно взятой девушки. Когда тебя лично касается, не так просто выходит, а?
Встреча предсказуема, реакция Игнатьева предсказуема, а чувства Игоря… Размяк? Возможно. Не стоило так близко к себе подпускать. Не стоило проникаться: чужими проблемами, чужими мыслями, чужими мечтами.
Отчего в голове теперь звучит укоризной мамин голос?
«Как же так, Игорёша? Разве так можно поступать?»
Он крепче стискивает руль, вылетая на дорогу, давит на газ, только бы уехать отсюда подальше. Не оглядываясь. Тошно. Почему так тошно? Ты же добился всего. Почти всего, что планировал. Один шаг от победы отделяет. Ещё чуть-чуть, и паззл сложится. И пути назад нет давно, и Катя тут вовсе не причём.
Закрыть бы глаза, и проснуться летом. Жарким, душным. В деревне. Далеко отсюда. И чтобы проблем больше не было. Ничего чтобы не было. Только он и солнце яркое.
А Катя всё же не причём. И с самого начала не причём была, зря он её впутал. Тогда, в СИЗО, казалось, что жестокость оправдана. Что можно просто сломать чужую жизнь, как сломали его. Казалось, что любые средства хороши, главное — желаемого добиться. И что теперь? Почему не весело, Соколовский? Где бодрый марш? Где фанфары? Отчего так мерзко на душе?
Он должен с ней поговорить. Просто поговорить, попытаться объяснить. Чтобы поняла. Чтобы поверила. Чтобы не осуждала… Зачем оно ему нужно — её прощение?! Важно. Когда неважное вдруг важным стало? Хочешь быть хорошеньким для всех, Соколовский? Чистеньким? Думаешь, можно вот так просто сухим из воды выйти? Не получится. Уже не получится. Раньше думать надо было. Когда её сюда впутывал. Большой мальчик. Женскими руками решил правосудие вершить? Трус ты, Соколовский. И мудак к тому же.
