– Что ты делаешь, друг? – спрашивает Григорий – разве Аллах велит тебе делать именно это? Разве так – ты должен поступать по шариату? Или для тебя весь шариат – ограничивается пятничным намазом, а?

– Ты ничего не знаешь про шариат, русский… И про нас ты тоже не знаешь…

От запаха крови, то ли от чего другого – к голове подступает боль. Звенит в ушах.

– Так расскажи мне, друг, про шариат то, чего я не знаю. Где, в какой суре Корана – сказано, что надо резать женщин как свиней? Только не лги, потому что я прочитал Коран весь. Пусть я даже и неверный…

Перед глазами – красноватая пелена, но рука, сжимающая автомат – по-прежнему тверда. Джасим смотрит на направленный на него ствол – и, наверное, понимает, что нажать на спуск и перепилить его пополам – секунда…

А может – ему плевать. Арабы фаталисты, они верят в то, что если Аллах что-то предопределил, то значит – так тому и быть…

– Ты ничего не знаешь про нас, руси… Когда эти люди – хватают наших женщин на дорогах и продают их в рабство в прибрежных городах как скотину. Когда на нас охотятся как на диких животных. За все за это – придет расплата… нашей рукой. Я мужчина и я знаю, что делаю…

– Ты мужчина? Разве ты отличился в бою? Или ты мужчина, потому что можешь зарезать женщину?

– Я убил немало врагов, руси, и сегодня тоже. Они в другой комнате… просто мы зашли с тыла. А теперь – я убиваю этих женщин, чтобы они не понесли от наших врагов и не родили тех, кто будет убивать нас. Так надо…

Григорий вдруг почувствовал, что пол уходит из-под ног…

Он пришел в себя уже почти сразу же, когда его тащили наружу. Видимо, долбануло его взрывом намного сильнее, чем казалось. Он свалился прямо там, в комнате – и только это оставило Джасима в живых. Он пристрелил бы его – несмотря на последствия.

– Господин сотник. Господин сотник…

Григорий оттолкнул руку

– Цыц. Цыц, говорю…

Хреновое дело. В горах будет еще хуже – от нагрузок…

– Обыскать дом до конца… Ищите … за чем мы пришли. Меня здесь оставьте…

– Господин сотник…

– Цыц. Выполнять…

Стало немного полегче, как только он сунул под язык коричневый катышек опиума. Звон прошел, в голове осталась какая-то приятная пустота и спокойствие. Этому – он научился на Востоке на действительной – и хоть знал, что будет, если начать злоупотреблять – иногда это было на самом деле необходимо.

Вышли двое казаков, затем – один из горцев. Они несли мешки… довольно тяжелые, уже подготовленные к транспортировке. Следом за ними – вышел Джасим. Как ни в чем не бывало – подошел к Григорию.

– Не получилось… шайтан его забери. Ушел.

– Кто? Ушел?

– Этот мерзавец, Хурайша. Его не было в доме. Уехал утром со своей стражей. Нам надо поторапливаться уйти в горы, пока гонец не нагнал и не сообщил. А гонца – уже отправили.

Григорий поднялся – на удивление твердо.

– Между нами кровь, Джасим… – сказал он – мы на одной стороне, но между нами кровь.

– Кровь этих женщин? Разве они твои?

– Не мои. И все равно – между нами кровь.

Джасим опустил глаза, подбирая ответ. Казак был неверным – но явно не из тех, кого следовало делать своим кровником. К тому же – Джасим был почти вдвое младше казака и искренне не понимал, что он такого сделал.

– Война будет долгой, Руси – подобрал он, наконец, ответ – и не все из нас обмакнут пальцы в кровь поверженного врага. Аллах рассудит, кто из нас прав…

– Аллах рассудит… – согласился Григорий – но если ты так сделаешь еще раз, я не буду ждать Его решения…

Минут через пять – они вышли на улицу, с оружием, своим и трофейным, погоняя нагруженных ослов. Никто не посмел их остановить…

Сомлел Григорий – уже в дороге и в ущелье – прибыл уже в бессознательном состоянии. Горцы не знали лекарств – но знахари у них были и неплохие. Сотника казаков Григория Велехова отдали знахарям и те взялись за его лечение…

Григорий – встал на ноги довольно быстро – мастерство местных знахарей дало о себе знать. Все-таки местная медицина, хоть и совсем не использующая достижения медицины цивилизованных стран – имела немалый опыт в лечении самых разных ранений и контузий, а Григорий – был крепким, просоленным потом и пропыленным ветром казачиной, повидавшим немало. По истечении нескольких дней – он уже не падал в обмороки, твердо стоял на ногах и попадал в цель из винтовки и из автомата. Головная боль – иногда возвращалась, но это можно было терпеть, тем более что приступы были все слабее и слабее. Григорий – отметил, что надо с этим завязывать… это была его третья или четвертая контузия, а обновлять раз за разом – дело совсем скверное. Хотя… не мы выбираем войну, а война выбирает нас…

Джасим несколько раз показывался в селении, мрачный как туча – но ничего не сказал и тем более ничего не сделал. Григорий – был под покровительством его деда, его нельзя было убить – тем более что он бы гость. Бежать… да, он мог взять и уехать, он знал, куда надо идти, чтобы наняться на прииски. Но тогда он потеряет намус – уважение людей и главное – самоуважение, потому что намус объединяет эти два понятия. Он искренне не понимал, что он сделал такого, зарезав этих женщин, в горах всегда так поступали, чтобы не плодились враги. И он понимал, что русский, как мужчина и воин – не сможет отступиться от сказанных им слов – пусть они и были сказаны в болезненном состоянии…

Оставалось ждать, как рассудит Аллах Всевышний…

В один из дней после налета на город – Джасим спешил домой. Это был вечер, и отец послал его в дом, дабы принести необходимый сельскохозяйственный инструмент на поля: иначе бы он остался в полях и так и спал бы под звездами. Уже стемнело… был тот самый момент, когда солнце – уже закатилось за горные кручи, ушло в сторону Адена – но луна еще не заняла его место, и Аллах – не рассыпал по черному бархату неба бриллианты звезд. Спеша – он не смотрел особо по сторонам, и, преодолевая подъем – не понял, что на нем кто-то есть, пока не столкнулся почти лицом к лицу…

Это был русский. И у него была палка – что-то вроде длинного шеста, который используют в горах пастухи, чтобы перепрыгивать небольшие трещины и провалы…

– Я хочу напомнить тебе о твоем обещании – сказал русский. За то время, пока он был в горах – он сильно оброс бородой и стал похожий на одного из местных, из тех, кто не стрижет бороды[19].

– О каком обещании, русский? – сказал Джасим, чтобы немного потянуть время.

– Ты не помнишь своих обещаний? Ты должен свести меня с теми, кто ищет справедливость в этих горах…

Джасим покачал головой

– Ты болен и не можешь идти туда, русский

– Болен я или здоров, о том знает лишь Аллах Всевышний… К тому же – разве ты не знаешь о том, что шахидом на пути Аллаха становится и том, кто пал в сражении, и тот, кто упал с коня на пути к нему и сломал шею или умер от болезни.

Джасим испытал раздражение – от того, как русский свободно оперирует понятиями из ислама и побеждает его на его же поле…

– Ты не правоверный, русский. И ты не идешь по пути Аллаха. Поэтому – и шахидом тебе никогда не стать…

И с этими словами – Джасим обогнул стоящего на тропе русского и исчез в сгущающейся темноте…