- И какая же она – твоя жизнь?
- О, - философски произнес Гарри, - пожалуй, короткая, но очень яркая. Итак, пункт первый в нашем плане – поездка за город на последнем уходящем автобусе.
- Но уже поздно! Мы только часа полтора потратим на дорогу! – ужаснулась я, - а потом еще возвращаться! На чем?
- Я же сказал – к началу рабочего дня Вы будете в офисе. Просто доверьтесь мне. И не спорьте – все-таки, это мое желание.
Гарри сделал ударение на слове «мое» и ускорил шаг по направлению к автобусной остановке. Мне ничего не оставалось, как проклиная все на свете, отправиться следом за ним.
***
Мы сели в автобус, и Гарри, как ребенок, пожелал занять место у окна. Нам предстояло ехать за город. Сумерки уже надвигались на город, словно невидимый художник, мало-помалу замазывал белый холст темной краской. В салоне автобуса было еще несколько путников, которые, видимо, возвращались домой за город с работы. Что ж, ладно. Еще одна бессонная ночь мне не повредит, я уже привыкла не спать ночами. Но компания в лице Гарри меня немного смущала.
- Ну, может, ты все-таки скажешь, как тебе это удалось? У нас сегодня с утра весь офис продолжал стоять на ушах, потому что номер вышел ошеломляющим.
- Нет. Я хочу оставить этот секрет до поры до времени, - Гарри принялся стучать себе по коленкам, - лучше Вы расскажите что-нибудь о себе, мисс Селдридж.
Мне показалось, или он специально сделал ударение на моей фамилии, как будто стараясь показать, что он младше (пусть и всего на два года) и ниже по званию? Впервые меня это как-то укололо, потому что в его голосе слышался сарказм, а не уважение.
- Не люблю рассказывать о себе.
- Но, наверное, у Вас интересная жизнь. Ведь Вы главный редактор такого крутого журнала.
- Всю мою жизнь занимает работа. Что не помешало бы перенять и тебе, - язвительно заметила я, смотря перед собой, но краем глаза все же косясь на Стайлса. Он засмеялся.
- Не вижу в этом причины.
- Но ты ведь не сможешь вечно учиться в институте, когда-то тебе придется и работать.
- А кто Вам сказал, что я учусь в институте? – он повернулся ко мне. Большие глаза его горели неподдельным интересом, - кто Вам это сказал?
- Молодые люди в твоем возрасте обычно учатся в институте.
- Я необычный молодой человек.
Я была ошеломлена.
- То есть ты действительно нигде не учишься? И не учился?
- Нет, ну почему же, - протянул Гарри, словно хвалясь этим, - моя мать, как и все родители хотела, чтобы после школы я продолжил обучение. Но учился я всегда плохо. Я не тупой, ты… То есть Вы не подумайте, ум подростка вообще нельзя измерять оценками в школе, просто как бы сказать – мне все было неинтересно в школе. Я не видел смысла тратить десять лет своей жизни на изучение того, что никогда мне не понадобится. Ни в этой жизни, ни уж тем более – в последующей. Но мать и ее… Сожитель, очень, кстати, хороший дядька, решили, что учеба в старшей школе вправит мне мозги, и поместили меня на платное обучение в Итоне.
- Ты что, учился в самом Итоне?! Это же очень престижно!
- Пару месяцев меня там продержали, но потом даже деньги не могли спасти меня от пинка под зад оттуда, потому что я делал только то, что мне хотелось. А в школах этого не любят.
- И что было дальше?
- А дальше моя мать поняла, что бороться со мной бесполезно, ну и решила дать мне полную свободу. Чем я только ни занимался с шестнадцати лет и до этого момента – мог просто сорваться и уехать в другой город. Я вообще очень люблю путешествовать, но когда понимаю, что все равно невозможно осмотреть весь мир, начинаю грустить и… В общем, я пел в группе, писал песни, забил татуировками одну треть своего тела, чтобы только ощутить какие-то новые эмоции и чувства, встречался с разными девушками, но ни с одной серьезно, только потому, что всегда уходил от них первый. Играл в любительском театре. Недолго, правда – всего один сезон, потому что потом меня и оттуда погнали – я не хотел вечно сидеть за книжками Станиславского и делать какие-то непонятные упражнения. В общем, я предавался развлечениям, так сказать, ибо только в этом вижу всю полноценность жизни – делать только то, что хочется.
- Даже если это противозаконно? – спросила я.
- Но я не делал ничего противозаконного. Ну, точнее, - поправился Гарри, - за что мог бы угодить за решетку. За драки и небольшие кражи обычно срока не дают.
- Ты что, воровал?! Стайлс, я уволю тебя!
- Ну, кража – это тоже своего рода новые эмоции, адреналин. А я без этого жить не могу. Хочется успеть попробовать в этой жизни совершить как можно больше поступков – даже если они не все благовидные. Вот, например, сейчас совершаю еще один пункт из своего плана.
- И как же он звучит? – с сомнением полюбопытствовала я.
- Отправиться за город ночью с незнакомым человеком. Вы, конечно, не совсем незнакомая, - Гарри бросил на меня быстрый взгляд, - но все же.
- Ага. Очень занимательно. И что же, ты собираешься так прожить до старости? Ничем серьезным не занимаясь? Не желая оставить свой след в истории?
- Ну, - Гарри засмеялся, - какой из меня след в истории? Все, что надо, история уже получила от нас давным-давно, и было бы глупо возлагать на свои плечи задачи по изменению мира – который, кстати, достаточно поганен, чтобы один человек мог что-то в нем изменить. Так вот, а если хоть один человек будет помнить обо мне после смерти – неважно что – хорошее или плохое – не такой ли уж это и след в истории? Как Вы думаете, мисс Селдридж?
- Я думаю, что ты напрасно прожигаешь свою жизнь и молодость, тратя ее на непонятные удовольствия, когда у тебя еще вся жизнь впереди и вообще – ты мог бы совершать великие дела!
- Какие? Какие дела?! На то, чтобы сделать что-то серьезное, написать книгу, или стать всемирно известным музыкантом, или сняться в фильме, нужно банально время. Год, два, а порой и больше. А кто знает, сколько у нас этого времени? Вдруг, я неожиданно попаду под колеса автомобиля, а мой роман, который я бы начал и писал десять лет, так и не был бы завершен? К чему тогда что-то делать, когда нет уверенности, что ты это завершишь? В таком случае, лучше даже не начинать.
- Но если ничего не делать – какой тогда толк в жизни? Когда ты ни во что себя не вкладываешь?
- Смысл жизни – сама жизнь. Осознавать, что ты еще живой человек, ты можешь думать, чувствовать, любить, испытывать эмоции – неважно какие – хорошие или плохие. Получать удовольствие и боль. Просто жить, понимаешь? Зачем стараться замахнуться на какие-то вершины, когда до тебя все уже сделали, и даже больше? Америка открыта, «Война и мир» написана, «В джазе только девушки» и «Завтрак у Тиффани» уже сняты. Все, что остается делать – просто подделки, копирование. Лучше в это не окунаться. И жить просто для себя. Не вижу в этом ничего плохого.
- Я даже спорить с тобой не хочу, потому что мое мнение кардинально отличается от твоего, - резко сказала я, - ты рассуждаешь, как пятнадцатилетний подросток-максималист. Хотя, обычно как раз таки у них и есть мысли о том, чтобы изменить мир.
- Ну, а что же Вы сами? Как будто Вы хотите изменить мир?
- Не хочу. И просто не чувствую в себе для этого сил. Я просто хочу честно прожить свою жизнь, чтобы потом мне не пришлось краснеть ни перед собой, ни перед своими родными, ни перед Богом.
- Бога нет.
- Опять ты за свое?! Откуда в тебе столько цинизма, Гарри?
- Не важно, - он отвернулся к окну, - просто есть много доказательств того, что его не существует, иначе бы на земле не было столько больных, бедных, покинутых людей, над которыми то и дело свершаются несчастья. Но об этом я не хочу говорить, а то Вы ко всем моим грехам добавите в своем списке галочку напротив слова «безбожник».
- Вот еще, делать мне, что ли, больше нечего, как читать тебе лекции о религиях? Я просто живу, работаю, и мне нравится работать, заметь! И хотя я не собираюсь стать самым известным мировым журналистом, я просто хочу, чтобы на данном этапе жизни наш журнал чего-то стоил. Поэтому работая, я выкладываюсь по полной, я нахожу себя, я совершенствуюсь! Разве чудо жизни не в совершенствовании себя?