Егор осторожно опускает меня на свою кровать, которую так и не удосужился застелить с самого утра, а я буквально тону в его аромате, который эта постель впитала в себя за многие годы, что он проводил здесь каждую ночь. Я чувствую себя, как в уютном тёплом коконе, как в тёмной воде, - передо мной словно туман, вижу лишь лицо брата и его горящие страстью глаза. Хочется в них утонуть, хочется ими захлебнуться, хочется насытиться его губами и руками, жадно оглаживающими и ласкающими моё тело. Он в очередной раз болезненно сладко целует меня в губы, а после неохотно отрывается от них и спускается поцелуями вниз по шее, заставляя меня выгибаться под этими интимными и столь будоражащими прикосновениями. Я раньше ничего такого не испытывал, каждая наша с братом близость для меня как новое открытие, как новый горизонт. Когда его тёплые и мягкие, чуть влажные от поцелуев губы смыкаются на моём соске, вбирая его в рот и нежно посасывая, я практически схожу с ума, едва успев стиснуть зубы, чтобы не застонать в голос, но удержать стон, даже приглушённый, мне целиком не удаётся. Егор легонько царапает кромкой зубов бусинку напряжённого соска, и мои бёдра непроизвольно взлетают, вжимаясь теснее в его пах. Мне настолько хорошо, что даже плохо. Хочется, чтобы этот момент закончился, чтобы наступила долгожданная разрядка, и в то же время хочется, чтобы это никогда не кончалось, чтобы минуты блаженства и нежности были вечными, всепоглощающими.
- Перевернись на живот, малыш, - шепчет брат мне на ушко и прикусывает мочку, облизывает её, всасывает в рот, и я теряюсь где-то между тем миром и этим, не могу ни понять его слов, ни тем более выполнить просьбу. Тогда его руки заботливо оплетают мою талию и сами предельно аккуратно переворачивают меня, совсем не сопротивляющегося, на живот. Ягодицами я совершенно явственно чувствую напряжённую плоть Егора, ощущаю, как она трётся по впадинке, но не смеет пока тронуть заветное местечко. Неужели Егор… Неужели он хочет сейчас?
- Егор, нет… - шепчу испуганно и одновременно взбудоражено, не совсем понимая, готов ли я действительно отказаться или же могу согласиться, в то время как брат зацеловывает мою спину. Слова, донёсшиеся до него, заставляют его остановиться ненадолго.
- Конечно же, Или. Не сейчас, - я буквально кожей чувствую, как он улыбается этой своей белозубой улыбкой, как опускает взгляд на мою кожу, смущаясь нашего разговора. Рано, мы не готовы, мы оба. Хотим, но пока не можем. И хочется, и колется, как говорится.
Его обжигающе горячие ладони стискивают как-то по-особенному нежно мои бёдра, и он шепчет, тяжело дыша:
- Сожми ноги крепче, - от его слов по телу снова проходится разряд тока, принося с собой стыд и смущение, но вместе с тем новую порцию жара и желания. Безграничное тепло затапливает меня изнутри, как масло, и мне остаётся только послушно сдвинуть ноги и прижать бёдра сильнее друг к другу.
Когда нечто горячее и влажное проезжается по моей мошонке, я тону в блаженстве, не совсем ещё понимая, что именно происходит. Осознание происходящего приходит ко мне толчке на третьем или четвёртом: брат скользит своим напряжённым членом между моих плотно сжатых бёдер и задевает им мои судорожно поджимающиеся яички. О Господи, это настолько хорошо, что не может быть правдой, я не верю, так не бывает. Он бережёт меня, он не хочет торопить события, но дойти до такого изобретательного метода занятия любовью, это же… С ума можно сойти. Я таю из-за ощущений, стону, вгрызаюсь немилосердно в подушку, закатываю глаза от удовольствия, когда его горячая ладонь накрывает мой истекающий смазкой член, и толкаюсь бёдрами навстречу его руке. Он каким-то волшебным образом подстраивает ритм своих толчков и движения ладони, и тогда я совсем пропадаю: комкаю ладонями простынь, приподнимаюсь на локтях над постелью, не сдерживаясь больше, в голос стону, прошу, нет, умоляю его. О чём умоляю, сам не знаю. Прошу его «ещё» и «быстрее», иногда даже «сильнее». Егор зацеловывает моё плечо, иногда чуть прикусывая кожу, и стонет мне в затылок, а я из последних сил через стоны и всхлипы прошу его дать мне кончить. Иду на хитрость, не совсем осознавая свои действия, - сжимаю ноги чуть сильнее и начинаю подаваться не вперёд, в руку брата, а назад, навстречу его мощным толчкам. Тогда-то он и не выдерживает, сбивается с ритма на какую-то безудержную скачку, сжимает мягкое кольцо своих пальцев вокруг моей плоти чуть сильнее, и я улетаю в космос. Дрожу, кричу, зажмуриваясь до красных кругов, пляшущих под закрытыми веками, чувствую, кажется, каждую мышцу в своём теле. Меня так трясёт, что даже Егор не может обеими руками удержать меня на месте, отчего кончает не между моих плотно сжатых ног, а на поясницу – я отчётливо чувствую, как по ней пару раз нетерпеливо проезжается горячий пульсирующий член, а после тёплые капли падают на сверхчувствительную в данный момент кожу. О Боже, о Боже, о Боже, о Боже… Кажется, я шепчу это вслух, натягивая простынь на себя, не понимая, зачем. Просто пальцы всё ещё судорожно сжимают её, а руки и вовсе меня не слушаются. Тёплые пальцы брата проходятся мимолётной лаской по моим бокам, а горячие губы оставляют засос на лопатке, я чувствую. Хочется позвать брата, что-то ему сказать, о чём-то попросить, но я не чувствую языка, не могу даже рта раскрыть, губы всё ещё предательски дрожат, а ноги ватные.
Сверху чуть наваливается сильное и приятно тяжёлое тело брата, он держится на локтях, стараясь совсем не придавить меня к кровати, но я и не был бы против.
- Егор, - наконец, совладав со своей речью, я оборачиваюсь к нему, глядя через плечо, встречаюсь с его затуманенными глазами, вижу лёгкий румянец на загорелых щеках и не могу сдержать улыбки. Брат тянется ко мне за поцелуем, он выходит жадным и влажным, с какими-то слишком пошлыми хлюпающими звуками, отчего мне становится не по себе, и я краснею. Наверное, я дурак. От собственных криков и стонов мне стыдно не было, а от простого звука поцелуя я краснею, как кисейная барышня. Но это всё неважно.
- Или, - выдыхает Егор в мою шею и, приподнявшись немного, проводит с нажимом ладонью по моей спине вниз, к пояснице. Я кожей чувствую, как он стирает с меня капли своего семени, и почему-то мне кажется, что от того зрелища, которое сейчас предстало перед его глазами, он непомерно доволен и счастлив. Почему? Не знаю, просто мне так кажется. Подушка и простынь подо мной безбожно промокли, и я не знаю, что нам с этим делать, но пока что думать об этом не хочется. Егор слезает с меня и ложится рядом, обнимая за плечи и притягивая к себе. Удобно пристраиваю голову на его груди и решаюсь вновь заглянуть ему в глаза. Он улыбается, и я не могу сдержать ответной тёплой улыбки. Слова не нужны. Мы дремлем совсем недолго, минут пятнадцать, а после, кое-как собрав свои разомлевшие тела в кучу, вместе отправляемся в душ. Пока я смываю с себя следы нашей страсти, Егор засовывает простынь, наволочку и пододеяльник, который тоже пострадал, в стирку и запускает машинку. Когда я вылезаю из душа, брат перехватывает меня руками, чмокает звонко в нос и в щёки и, обольстительно улыбнувшись, отпускает, сам скрываясь за шторкой душа.
Зайдя в его комнату, замотанный в своё большое полотенце, я замираю, прикрыв глаза. Здесь пахнет сексом, серьёзно. Приходится открыть окно и дверь, чтобы проветрить комнату. Пока приятный сквознячок стирает улики нашего преступления, я переодеваюсь в свои шорты и футболку брата, которая более или менее подходит мне по размеру, то есть не спадает с плеч из-за огромного ворота, который одному только Егору в самый раз.
- Ты ничего не потерял? – появляется мой личный Аполлон в проёме двери и поднимает руку с пакетом, в котором томятся купленные нами обоими книги.
- Неужто мы оставили их у двери? – спрашиваю, хотя прекрасно знаю ответ, а брат лишь хитро улыбается. – Почитать тебе вслух про медуз?
И занимательная книжка про медуз действительно была прочитана вслух. Не мной – братом. Он перестелил постель, и мы удобно устроились на ней, он держал книгу одной рукой, а другой перебирал мои волосы, наматывая отросшие пряди на свои божественно длинные и красивые пальцы. Иногда, когда они подбирались достаточно близко к лицу, я ловил их зубами, прикусывая самые кончики, или же мягко прихватывал губами. Несмотря на свои игры, я внимательно вслушивался в то, что читал мне брат. Оказывается, есть медузы, считающиеся бессмертными**.
