Мы тепло попрощались, и домой я вернулся, когда время чуть-чуть перевалило за полдень. Брат был дома, давно проснувшийся, но так и не удосужившийся сменить свою футболку со страшенной мордой волка, в которой он обычно спит, на нечто более приемлемое и менее пугающее. Он, растрёпанный и совершенно счастливый, с улыбкой встречает меня, чмокая в губы, а я не могу не смущаться, опуская глаза. Я, наверное, никогда не привыкну к тому, что у нас теперь вот так всё легко и просто. Чмок в губы – и как будто так и надо. Как люди к этому привыкают так просто? Не пойму.

- Ты завтракал? – интересуется брат и на буксире тащит меня за собой в комнату, где был включен компьютер, а на экране – заставка из игры, в которую мы с ним в последнее время стали часто играть вдвоём.

- Завтракал. И, нет, друг мой, сегодня никакого задротства! Мы идём в книжный, мне надо пополнить мои запасы, они стремительно иссякают, - сделав самое скорбное лицо из всех скорбных лиц, выразив на нём страдания всех евреев, которых Моисей сорок лет таскал по пустыне, я быстро убедил брата сводить меня в торговый центр. Заодно он накормит меня мороженым, хоть и не сезон уже для него.

Пока эта детина великовозрастная собиралась, затягивая своё шикарное смуглое тело в привычные строгие брюки и рубашку без галстука (на его отсутствии уже я настоял), я слонялся по квартире без дела, проверяя, всё ли осталось таким же, как было, со вчерашнего дня. Вроде бы, всё на своих местах, слава Богу.

- Ты нормально себя чувствуешь? – обеспокоенно шепчет Егор мне на ухо, когда мы едем в тесном автобусе, стоя, плотно прижавшись друг к другу, а я вздрагиваю из-за этого хриплого возбуждающего голоса и поднимаю на него взгляд.

- Не очень. Всё-таки мне сложно находиться в транспорте. Но терпимо. Не это напрягает, - оглядываюсь вокруг, натыкаясь на серые и однообразные фигуры людей, которые спешат каждый по своим делам или же и вовсе не спешат.

- А что? – мою талию сжимают в объятиях сильнее, а в нос забивается до безумия приятный запах его одеколона. Вот ведь пикап-мастер восьмидесятого уровня!

- Слишком много народа. Кажется, я стал пугаться социума, - с неудовольствием для брата и самого себя озвучиваю неприятную мысль, которую осознал в полной мере за последние несколько минут, вслух.

- Глупости, Или. Такая толкучка кому угодно будет неприятна, дело не в тебе, - не знаю, старается ли он просто меня успокоить или же правда не придаёт значения моим словам, приняв их за простой дискомфорт, но сам-то я чувствую, что мне неуютно в этом автобусе так же, как неуютно было в нашем большом дворе, когда мы только-только вышли из подъезда, и на людной остановке, ближайшей к нашему дому.

На широкой площади, лежащей перед входом в торговый центр, мне также неуютно, а в самом магазине и вовсе неприятно, но я изо всех сил стараюсь не подавать вида, чтобы не огорчать и не волновать лишний раз Егора. Более-менее спокойно начинаю себя чувствовать, только оказавшись в привычном книжном: это единственный магазин, куда мне не лень и не страшно сходить, здесь меня многие продавцы уже знают. Егор забредает куда-то в сторону фантастики, а я усиленно роюсь на полках в поиске книги, касающейся истории Древнего Египта. Ничего нужного мне я не могу найти, а потому отправляюсь совсем в другой отдел – отдел науки, там мне почему-то приглянулась книжка о медузах и из той же серии книга о космосе. Две довольно увесистые книги буквально прилипли к моим ладоням, и я уже не мог просто взять и оставить их здесь скучать без меня, поэтому под моим напором брат сдался. Он же схватил с полки новое издание Сильмариллиона, на что я лишь закатил глаза – брату, кажется, никогда не надоест его перечитывать. По-моему, он настолько задрот, что сможет по памяти нарисовать всю карту Средиземья. Он нормальный, нет?

- Ты ничего не понимаешь в этом, мелкий пакостник, так что завидуй молча, не то отправишься попивать чаёк к Мандосу*, - с наигранным превосходством ответил брат на мой недовольный фырк в сторону очередного (уже, наверное, тысячного) издания этой книги, которое он покупает.

Когда покупки были совершены, а новенькая кассирша в книжном очень многозначительно и до неприличия зазывно улыбнулась брату, нарвавшись на мой презрительный взгляд, я, наконец, озвучил Егору свою идею зайти в кафе и поесть мороженого.

- Давно я тебя ничем вкусным не баловал, правда, Или? – он треплет меня по волосам, улыбаясь совершенно обворожительно и до безумия тепло, и я даже чувствую, как это самое тепло разливается у меня в груди.

- Я обязательно закажу что-нибудь такое, чтобы ты окончательно обанкротился, - угрожаю ему пальцем и прикрываюсь меню, чтобы не показать брату хитрой улыбки.

На самом деле я просто заказываю обычное мороженое с кусочками фруктов, а мне снова приносят какую-то аномально большую порцию, и я даже не знаю, радоваться этому или огорчаться, ибо я не уверен, что смогу сам всё это съесть. Егор заказывает себе сладкий чай, как обычно. Приходится тянуться через весь стол и кормить его мороженым с ложечки, а он только улыбается хитро-хитро и облизывается, как сытый кот. Мне нестерпимо сильно хочется его поцеловать в этот момент, но вокруг люди, а потому нельзя. Пусть они не знают, что мы братья, но отрицательное отношение к однополым союзам ещё никто не отменял.

- Скоро вечер, Или, пойдём домой, - и я понимаю его с полуслова, с полу-взгляда, такое трудно не понять - он смотрит на меня так, как будто сейчас съест, как будто, если не съест, то умрёт от голода. В его глазах искры, а по моей спине вдоль позвоночника пробегают мурашки, ноги становятся слабыми.

Пока мы едем обратно домой в точно таком же тесном автобусе, брат прижимает меня намного крепче, чем по пути сюда, утыкается носом то в волосы на макушке, то вообще в ухо, заставляя краснеть, бледнеть и сбиваться с дыхания. Напала на него хотелка, а Илиан отдувайся теперь и старайся обуздать бурю, зародившуюся внутри. Домой мы практически влетаем, громко захлопнув за собой дверь. Пакет с купленными книгами глухо падает на пол, шуршит верхняя одежда, которую Егор нетерпеливо стаскивает сначала с меня, затем с себя, а после подхватывает меня под ягодицы и, прижав к себе, как и в прошлый раз, несёт в свою комнату, попутно захватывая в плен мои губы. Его язык всё ещё сладкий от мороженого, но тёплый и приятный, я таю под его напором, разрешая делать со мной всё, что только ему вздумается. Каждый раз, когда мы с братом становимся близки, я превращаюсь в какое-то безвольное и совсем уж податливое желе, повинуясь любому его полуслову, любому едва уловимому жесту. Не скажу, что мне это не нравится, скорее даже меня это сильно заводит, но мне и самому хочется иногда брать инициативу в свои руки, хочется смотреть, как Егор получает удовольствие, как оно зависит только от меня и моих действий. Это эгоистично с моей стороны, но подобные мысли никак не отпускают. Кружась по комнате в каком-то непонятном танце, мы раздеваем друг друга: я с несвойственным для себя остервенением стягиваю с брата рубашку, едва не выдрав половину пуговиц с корнем, затем долго вожусь с ремнём, в то время как Егор уже запускает руки под моё бельё, беззастенчиво сминая в ладонях ягодицы. Он не может не провести ребром ладони по впадинке между ними, а я не могу не вздрогнуть, вдохнув судорожно и забыв, что можно, вообще-то, ещё и выдыхать. Пока что я не готов к такому, не знаю уж, как насчёт Егора. Уверен, у него большой опыт в сексе, но со мной ведь всё по-другому. По крайней мере, я надеюсь, что со мной у него действительно всё совершенно по-особенному, не так, как было со всеми теми девушками, с которыми он встречался раньше. Перешагнув через оставленные лежать на полу брюки, он вжимается в меня пахом, прикусывает губы, отчего мне хочется лишь жалобно заскулить и попросить его. О чём? Не знаю. О большем. Хочется чувствовать его не просто всем телом и каждой клеточкой, хочется, чтобы он стал для меня всем миром, чтобы каждый глоток воздуха, который я сделаю, был и его воздухом тоже. Хочется забраться к нему под кожу, соединиться окончательно и бесповоротно, хоть я и осознаю, что так не бывает.