- Ничего-то вы не знаете. Тоже мне, родственнички. А вдруг у парня свидание? – папа принимает осуждающий и в то же время очень мудрый вид. Сразу видно, в кого Егор такой. Гены – страшная штука.

- Он бы мне сказал. Не свидание у него, - кажется, мой голос звучит слишком уж недовольным, на что отец удивлённо приподнимает брови.

- Завидуешь? – я хмурюсь, сложив руки на груди, и отворачиваюсь, не намереваясь отвечать на глупый, пусть и шутливый вопрос. – Или ревнуешь? – отец смеётся, а я почти поперхнулся собственным возмущением. Что за люди!

Обратно на кухню брат вернулся уже в полной боеготовности и со счастливой улыбкой приземлился своей божественной задницей обратно на стул.

- Мог бы и не торопиться. Сейчас я соберусь и поедем.

Мама уходит вместе с отцом в спальню – прихорашиваться самой и готовить ему костюм. Всегда удивлялся, как у неё выходит делать всё это так быстро. Мы с братом остаёмся на кухне одни как минимум на ближайшие минут пятнадцать. Он пододвигает свой стул ближе к моему и позволяет мне сложить мои тощие бледные ноги на его колени. Он улыбается и поглаживает мои волосы, я потягиваю из чашки ароматный кофе. Семейная идиллия, куда ни глянь.

Через двадцать с хвостиком минут я закрываю дверь за шумным и спешащим каждый по своим делам семейством и снова остаюсь один на один с самими собой, а также со своими делами – уроки, книги и музыка. Из-за нервозности рук и плохого зрения плетение стало для меня временно невозможным. Первым делом я занимаюсь уроками, чтобы быстрее отмучиться и заняться действительно интересующими меня вещами. Начиная с больших зол – точные науки – и переходя постепенно к меньшим, я расправляюсь с домашним заданием на два дня вперёд всего за три с половиной часа. Но это смертельно малая часть от того времени, которое семья проводит вне дома, оставляя меня в одиночестве. Так что оставшееся до их прихода время я трачу по выработавшейся за последнее время привычке на книги. Взгляды великих исторических личностей на мир, философию, идеологию, социум и прочие вечные вещи стали мне неожиданно интересны, что отец, кстати, не преминул похвалить и поддержать, тихонько подсунув мне в комнату “Mein Kampf”. Нет, папа вовсе не сторонник фашистской идеологии, но он посчитал, что и с точкой зрения этого человека я тоже должен быть знаком, с его путём, с его борьбой. Возможно, я каждое слово из прочитанных мною книг пойму превратно в силу своего возраста, но что-то мне подсказывает, что этого не произойдёт, раз я уже задумываюсь над этим. Болезнь состарила меня? Глупости, ни в коем случае. Но, надеюсь, она заставит меня хотя бы немного повзрослеть, чтобы побыстрее нагнать Егора. В помощь себе я откопал в интернете несколько довольно-таки полезных книжек по этикету, подробно описывающих даже каждый столовый прибор в сервировке стола. Подобная щепетильность отбила у меня аппетит на ближайшую пару-тройку дней, зато в следующий раз я уже точно не буду, как детсадовец, накидываться в ресторане на мороженое. Боже, что я несу? Я брежу.

Часы стали тикать непривычно громко, а буквы перед глазами всё больше расплываться, сами глаза словно опухли из-за повышенной температуры тела, но это ведь всего лишь усталость. Завернувшись по самые уши в любимое махровое одеяло, я разлёгся в зале в центре пушистого ковра, как гусеница, лёжа рядом с раскрытой на середине книгой. Взгляд отчаянно пытается сфокусироваться на белёном потолке, но попытки его тщетны. Зная, что мама всегда хранит капли для глаз в своей маленькой прикроватной аптечке, я целенаправленно пополз в родительскую спальню. Правда, процесс оказался довольно затруднительным, так что я быстро встаю и, продолжая укутываться в одеяло, захожу в спальню, довольно быстро находя там маленький флакончик. Капать в глаза, признаюсь, не совсем приятно, но в моём случае почти жизненно необходимо, иначе я, подобно Егору, подвергнусь опасному знакомству с косяком. Читать более не представляется возможным, так что, забрав из зала раскрытую книгу, я снова заседаю в своей комнате, наслаждаясь великолепными звуками пост-рока и ленивым голосом Йохана. Думая о нём, я немного завидую. Им с Алексом здорово повезло найти друг друга, воплотить свою мечту, стать знаменитыми, а после этого остаться вместе, несмотря ни на что, и сохранить интерес к своему делу. Вот бы нам с Егором так… Хотя, мы с ним и не мечтаем стать ни звёздами, ни сколотить общее дело, но у нас совершенно точно есть общая (пока что недостижимая) цель – преодолеть преграду родственных отношений, преодолеть эту аморальность, по мнению общества, добиться хотя бы элементарного понимания.

Погрузившись в поток собственных мыслей, я выпадаю из этого мира и не сразу слышу назойливую трель дверного звонка. Быстро стянув наушники и добежав до двери, я глубоко вдыхаю, чтобы снова не застрять на элементарном повороте замка, и на выдохе открываю. Улыбаюсь брату ласково и сходу обнимаю его за шею, утыкаясь носом в плечо. Надеюсь, с его приходом мне полегчает, а состояние необоснованной паники, наконец, схлынет. Егор, однако, не торопится меня обнимать в ответ и прижимать к себе, как обычно это делает. Он лишь хлопает меня по плечу, неловко смеясь, и даже отстраняет.

- Не раздави меня, мелкий, - хмурюсь, глядя на неловкую улыбку брата, искренне не понимая, почему он такой… Сердце замирает на секунду, когда я встречаюсь с хитрым лисьим взглядом за плечом Егора, который сверлит меня, заглядывает через мои ни в чём не виноватые глаза прямо в душу и будто бы читает её. Ослабленные осенней непогодой ноги снова начинают дрожать, а колени неприятно ныть. Этот парень скалит лицо в неприятной улыбке и смотрит на меня, как волк на загнанного им зайца. Я его добыча. Мамочки.

- Или? Ты тут? Вернись на Землю. Помнишь Жеку? Вы в универе тогда познакомились.

Вопреки всем правилам хорошего тона, вычитанным из книг по этикету, я продолжаю стоять оловянным солдатиком, буквально загипнотизированный и до самой последней косточки в теле испуганный этим взглядом. Продолжаю стоять до тех пор, пока парень, встряхнув головой, не меняет выражение лица на миролюбивую улыбку и обращается ко мне очень уж ласково, почти, как к маленькому ребёнку.

- Привет, малыш Илиан. Уже успел забыть меня? – я едва удерживаюсь, чтобы не шарахнуться от парня в сторону, когда он сжимает мои ладони в своих и улыбается обыкновенно и добродушно.

- Н-нет, - выдавливаю из себя, сглотнув и переведя дыхание, - Я помню. Женя. Ты мне тогда помог. Большое спасибо.

- Да не стоит, всегда рад помочь заблудшим овечкам. Напоишь чаем бедных студентов? – весело и непринуждённо болтая, парень просачивается мимо меня в коридор и уже разувается, по-свойски занимая одну из вешалок своей курткой. Так, будто он в этой квартире не первый раз, так, будто они с Егором близкие друзья.

Оборачиваюсь к Егору, одаривая его более чем выразительным взглядом, на что он улыбается непринуждённо и треплет меня по волосам. Идиот. Клинический.

Когда мы втроём оказываемся на кухне, Женя болтает без умолку, активно жестикулируя и меняя гримасы на своём мужественном, обросшем двухдневной щетиной лице со скоростью света. Я терпеливо вожусь у плиты, нагревая чайник, насыпая нужнее количество чая в маленький заварочник. Егор смеётся, хлопает этого здоровенного парня по плечу совсем, как друга. Не обращать внимания. В конце концов, я дракон в пальто, а этот парень всего лишь Жека. Боже, что я несу?

Попытка поднять тяжёлый горячий чайник, как и утром, закончилась неудачей, и он с характерным скрипом металла о металл грохнулся донышком обратно на плиту. Первым ко мне успел подлететь Женя, обняв со спины и накрыв мои ладони своими лапищами, осторожно трогая их и готовясь уже на них дуть.

- Обжёгся, малыш? – опять это, казалось бы, ласковое обращение вызывает у меня приступ тошноты и паники, заставляет внутри всё застыть, а живот скрутиться.