– У меня уже всё собрано. Вон сумка стоит. Я на всякий случай её на второй день после несостоявшегося полёта собрала, – уже своим обычным бодрым голосом успокоила я мужчин.

– Ну что, Василь Михалыч, – обратился врач к помощнику, – заберём на казённые харчи добровольца?

– Ну раз дама так настаивает…

– Вы своих-то предупредите, позвоните, – это уже он мне.

– Уже поставила в известность. Даже на работе за свой счёт взяла заочно месяц. За месяц-то, думаю. меня подлечат??

– Ну всё предусмотрела… надеемся… но гарантию дать не могу… решать будет главврач больницы, – честно предупредил меня доктор.

– Раз всё собрано и все оповещены – тогда в дорогу, нечего время зря терять, – подал команду старший.

Я попила на дорожку водички, взяла сумку, пропустила вперёд мужчин и закрыла дверь на все замки. Один ключ взяла с собой, а второй спрятала под порог – там нишка небольшая под левым стояком дверной коробки оставалась. Вот я её и использовала в качестве тайника для ключей. Мои уже знали: если там лежат ключи, меня в городе нет.

Прибытие в Чистилище.

«Скорая» стояла возле самого выхода на проезжую часть напротив подъезда. Фельдшер прошёл внутрь, подал мне руку. Последним загрузился врач, предварительно отзвонившись перед машиной на подстанцию и выкурив с наслаждением пару сигарет кряду.

Я потом всё время лечения жалела, что не стала курить вместе с ним…

Наконец все были в сборе, и мы тронулись. То есть – наша машина при помощи пожилого водителя поехала. Куда мы ехали, я могла лишь догадываться: забранные толстой металлической решёткой окна были занавешены плотными шторами, которые плотно закрывали стёкла…

Мы не включали мигалку – я не представляла угрозу для себя и общества, торопиться было особо некуда: спецбригаду вызывают не так часто, как обычную «Скорую» … И то – слава Богу: значит, не так уж много наших сограждан сходят с ума…

Остановившись несколько раз на светофорах, мы наконец-то прибыли на место. Резко взвизгнув тормозами, фургон остановился. Было слышно, как за машиной лязгнули стальные въездные ворота в высоченных, метра под три высотой, каменных стенах. Шофёр вышел из кабины и открыл нашу дверь. Теперь первым спрыгнул на асфальт подъездной площадки врач и подал мне руку, которую не разжал, когда я спустилась к нему. Хватка была нежной, но цепкой, словно у робота, на длань которого надели плюшевую перчатку.

Последним вышел фельдшер, который обошёл нас и пошёл вперёд по дорожке, ведущей к металлической двери с надписью полуметровыми буквами «ПРИЁМНЫЙ ПОКОЙ» Какой-то весельчак с чёрным чувством юмора начертал на стене выше этой надписи свою: «Добро пожаловать в Чистилище!». Она красным контуром проглядывала сквозь грязно- охровую краску стены.

Само здание больницы не вселяло радужных надежд и не добавляло весёлых мыслей: грязно – серого цвета с охровыми подпалинами, словно у старого больного дворового кота… Окна, все как одно, забранные решётками с обеих сторон стёкол… почти все – ещё старые, деревянные, которые невозможно открыть, чтобы проветрить помещение…

Штукатурка на стенах шелушилась и отваливалась кусками на землю. Не дай Бог, кто окажется на пути этого падающего листочка безумия – мало не покажется…

Я вопросительно посмотрела на доктора, молча указав свободной рукой на частично замазанное зловещее приветствие.

– Да это один из хронов умудрился оставить по себе вечную память. И как могли не заметить, чем он занимался здесь несколько дней подряд – не ясно.

– А что, больных выпускают гулять без надзора? – радостно удивилась я.

– Не всех и не всегда, – охладил мой пыл мой конвоир.

«У-у-у-у…» – проскулила я про себя. Но тут же себе закрыла рот: «Сама сюда напросилась. И вообще, это – не навечно» …

Тяжело вздохнув, я пошла со своими спутниками дальше.

Входная дверь поддалась, хоть и с зубовным скрежетом, но довольно легко. Через маленький тамбур, едва вмещавший одного человека за раз, находились вторые двери. Тоже металлические, и точно такие же визжащие. Я тогда подумала, скривившись от этой какофонии: «Неужто нельзя их чем-нибудь смазать?». И лишь попав на отделение, узнала, что скрип этот не устраняют преднамеренно: если охранник друг задремлет, а какой-нибудь особо шустрый постоялец этих чертогов попытается ускользнуть на волю, они выдадут беглеца своим скрипом.

После двойных металлических стражей мы попали в небольшой, примерно 5 на 2 метров холл с рядами металлических стульев, привинченных к бетонному полу огромными болтами. Справа от этих сидений располагался собственно сам Приёмный покой, войдя в который, я распрощалась с доставившими меня членами психиатрической «Скорой».

У меня забрали всё, что коим-либо образом напоминало удавку: пояс от халата, вытащили длинный шнурок из нижней кулиски спортивной куртки. Мне сказали, чтобы я переоделась в то, что я привезла с собой из одежды и сдала то, в чём прибыла на хранение в больничный гардероб.

За телефон и сигареты сказали, что это в ведомости старшей медсестры отделения, куда меня сейчас сопроводит санитарочка – далеко не мелкая по размерам тётечка ближе к пожилому, чем к молодому возрасту.

В стене, противоположной к двери, была встроена кабинка вахтёра с окнами из пуленепробиваемого стекла и «вертушка», которую этот самый вахтёр открывал-закрывал, нажимая на заветную педаль в полу.

Левая относительно входа стена поглотила маленькое окошко для приёма передачек для особо тяжёлых пациентов, которые либо не могли ходить, либо которых не выпускали из-за их буйного поведения.

Под присмотром нового конвоира я отправилась через вертушку вначале по длинному узкому и какому-то смрадному коридору, а затем – по начавшим рассыпаться бетонным ступеням лестничного пролёта на третий этаж.

На лестничной площадке третьего этажа нас встретила ещё одна бронированная стена с узкой металлической дверью, по центру которой был врезан глазок. Сбоку находилась кнопка обычного электрического звонка. Нянечка трижды нажала на неё: два коротких и один длинный звонок. «Ого, похоже, их обязывают заучивать морзянку», – усмехнулась я про себя.

Нам открыли дверь, и проглотившее меня, ставшим на время родным, 13-е женское отделение, начало медленно со смаком переваривать свою новую жертву в моём лице.

Едва я успела перешагнуть порог этой обители печали, как за мной лязгнули вначале сама дверь, а спустя секунду – замки и засовы. Я не выдержала и, повернувшись к сопровождавшей меня санитарке, вымолвила:

– Как в тюрьме…

– Гораздо хуже и страшнее, – возразила мне проходящее мимо меня существо в полинявшем халате и раздолбанных шлёпках на босых ногах предположительно женского пола. Хотя стрижка скорее всего соответствовала мужским стандартам красоты.

– Почему? – на полном автомате поинтересовалась я.

– Тамбовцева, проходи к старшей медсестре. После пообщаешься с Мавкой – время у вас будет предостаточно, – бесцеремонно оборвала меня нянька, повернув при этом за плечи лицом к посту медсестры и слегка подтолкнув меня вперёд.