Отдыхал Руслан Романович тоже с размахом: конный спорт, псовая или соколиная охота, катание на яхте, зимой – на тройке и снегоходе.

Каждое утро в имении начиналось традиционно. Стол простой, без затей: яйца от собственных кур, сливочное масло и молоко от собственных коров и коз, овощи и фрукты с собственных полей и садов, мед из собственных ульев. А также неизменная наливочка, опять-таки собственного производства.

– Ешь просто – доживешь лет до ста, а то и больше, – изрек дядюшка, наливая себе черносмородиновой настойки.

– А не рановато будет? – усмехнулась Мила, усаживаясь за стол.

– «Vinum lac senum», моя девочка, – глубокомысленно произнес дядюшка, опрокинув рюмку, и аппетитно захрустел огурчиком. – «Вино – молоко для стариков». Оно им так же необходимо, как молоко детям.

– А мне можно?

– В старушки решила записаться? А не рановато будет?

– Я только за компанию.

– Обойдешься. У тебя и так кровь горячая. К тому же скоро Семен приедет.

– Зачем? Ты себя плохо чувствуешь? Или просто в – гости?

– Нет. Пусть тебя осмотрит, лишним не будет. Что-то не нравишься ты мне в последнее время. Так что с утра спаивать тебя я не намерен. Терпи до вечера, голуба моя.

– Уж и не знаю, как теперь дотерплю, – съязвила Мила и задумалась. – Дядюшка, а можно дядя Сема приедет не сегодня, а завтра? Что-то мне сейчас совсем не хочется ни с кем общаться.

– Хорошо. Позвоню, чтобы приезжал завтра.

После завтрака отправились в розарий – предмет особой любви и гордости дядюшки. Больше сотни лучших сортов ослепительно прекрасных роз, привезенных со всех концов земли, украшали эту удивительную страну цветочных грез. Казалось, розы соперничают между собой богатством цветовых переливов, роскошью нежных, как шелк, лепестков, обилием тяжелых махровых соцветий и сладкой упоительностью медовых, яблочных, анисовых ароматов. Розы – это любовь. Любовь, которая приходит внезапно и остается в сердце на всю жизнь.

Сколько Мила ни оказывалась в этом сказочном волшебстве, все происходило как в первый раз. Потрясающе бешеное цветение, кружащий голову притягательный сладкий аромат влекли к себе, очаровывая и потрясая до глубины души. Она могла часами бродить среди роз, вдыхая волшебные запахи, прикасаясь к нежно-бархатистым лепесткам блаженства, и слушать бесконечные истории дядюшки о своих любимицах.

Больше всего ее притягивали желтые розы, поэтому дядюшка концентрировал внимание именно на них. Он подходил к каждому кусту и, рассказывая, давал Миле возможность полюбоваться цветами и насладиться их ароматом. Мила, как завороженная, шла следом, восхищаясь изобилием солнечных цветов и тая от удовольствия.

– Здесь у меня англичанки. Грэхэм Томас – огромные золотисто-желтые бутоны, они раскрываются постепенно и на каждой стадии цветения становятся все прекраснее. А какой запах!.. А вот Голден Селебрэйшн – просто гигантские, шаровидные медно-желтые цветки на элегантно-поникающих ветвях. Насладись: пряно-фруктовый аромат… А вот обрати внимание – Тизинг Джорджиа – исключительные цветки, кремово-белые по краям и золотисто-желтые в центре, с тонами меда, сливок и лимона.

Дядюшка говорил увлеченно, минуя благоухающие кусты нежно-розовых и винно-красных оттенков и заостряя внимание исключительно на желтых.

– Эти розы поставляются Датскому королевскому двору. Сортам почти сто тридцать лет. Чэмборд – элегантные махровые цветки загадочного лунно-желтого оттенка, очень обильное цветение и удивительно нежный запах… А вот Дюкэ оф Эдинбург – дворцовая роза, яркие, золотистые, солнечно-желтые лепестки, контрастирующие с темно-зеленой листвой… Дальше – канадки. Дж. Пи. Коннелл – изысканный лунно-желтый оттенок лепестков. Выдерживает морозы до минус сорока градусов, представляешь?! – Дядюшка восторженно взглянул на Милу.

– Потрясающе! – Она поддержала их привычную игру. – Кто бы мог подумать!

– А здесь – немочки. – Он перешел к другой группе цветов. – Как же я их обожаю! Вот Беролина – крупные нежно-желтые цветки, великолепный, густой чайный запах… Кюпферкенигин – медно-желтая королева, лепестки совсем не блекнут ни от солнца, ни от дождя.

– Вот и моя любимица.

– Царица шедевров – Мадам Мейланд. Нарядный золотисто-кремовый бутон с насыщенно-розовой каймой, источающий легкий пьянящий аромат. Непревзойденная красавица с многочисленными титулами: «Королева выставки», «Золотая роза», «Любимая роза мира», «Лучшая желтая роза», награжденная золотыми медалями во многих странах.

«Ах, как она хороша! – думала Мила, вдыхая аромат золотого цветка. – Обо всем на свете можно забыть».

Дядюшка внимательно посмотрел на Милу.

– Скажи, Людмилочка, ты себя хорошо чувствуешь? – спросил он озабоченно.

– Великолепно… Но почему-то кружится голова. – Только теперь она почувствовала легкое недомогание.

– Вот и я о том же. Вдруг заметил за собой очень странную особенность. Раньше, когда любовался природой или чем-то потрясающе величественно прекрасным особенно долго и увлеченно, у меня тоже начинала кружиться голова. Потом понял, что именно это идолопоклонство – преклонение перед красотой, изобилием и богатством – забирает все мои силы и негативно отражается на здоровье. Теперь, когда вижу что-то прекрасное, я думаю о любви к Богу, который создал все эти удивительные творения природы, и чувствую себя великолепно.

Дядюшка пытливо оглядывал племянницу, надеясь, что та сама захочет продолжить разговор на духовные темы, иначе это будет покушение на ее свободу. Но Мила промолчала. Значит, еще не готова.

– А потому давай-ка мы с тобой на время прервем нашу сказочно-розовую экскурсию и немного отвлечемся. Объедем поля, посмотрим, как там и что растет.

И они отправились проверять владения. Заглянули и в конюшню, где Мила приласкала своего любимца Принца, серого в яблоках скакуна. Его роскошная серебристая грива уложена налево, так как конюх Николай уже заботливо подготовил его к верховой езде. Принц, застоявшийся в деннике, нетерпеливо бьет копытом, давая понять, как же ему хочется на волю.

– Прости, дорогой, не сейчас, – уговаривает его Мила, гладя по голове и угощая сахаром. – Очень скоро мы с тобой непременно встретимся, хорошо?

После ухода Милы Принц долго смотрит ей вслед, затем склоняет голову на плечо конюха Николая, а в глазах такая тоска, что тот не выдерживает:

– И за что ты ее так любишь? Эту гадину удавить мало…

Вернулись обратно только к обеду, усталые и довольные: все росло, размножалось, приумножалось, цвело и процветало, а потому приносило не только моральное, но и физическое удовлетворение. Ну и прибыль, конечно.

После бассейна Мила спустилась в столовую к накрытому столу: любимый дядюшкин борщ, для Милы – суп из черники, а также шампиньоны жареные, форель, сваренная в вине, говяжья грудинка под соусом и компот из свежих фруктов.

– Это что на тебе надето, скажи на милость? – спросил дядюшка, удивленно разглядывая Милу.

– А что такое? – Мила уселась за стол. – Ты что-то имеешь против удобных широких шорт и майки-алкоголички? Это сейчас очень модный стиль – «а-ля унисекс».

– Понятно. Алкоголичка, значит, – недовольно прищурился дядюшка. – Так вот, ты сейчас же пойдешь и снимешь одежду алкоголика и наденешь на себя что-нибудь приличное. Иначе я тебя за стол в таком вульгарном виде не пущу.

– Хорошо-хорошо, – не стала спорить Мила. – Я переоденусь, если уж тебя это так коробит.

Она поднялась к себе и надела первое, что подвернулось под руку, – свободный легкий сарафан на узких бретельках цвета морской волны.

«Какой он стал капризный, однако», – думала Мила, больше удивленная, чем обиженная, дядиным возмущением.

Она сбежала вниз, дядюшка окинул критическим взглядом новый наряд и удовлетворенно хмыкнул:

– Ну вот, совсем другое дело. Что может быть сексуальнее простого русского сарафана?

– Тебе так важно, чтобы я выглядела сексуально?

– Мне важно, чтобы ты не выглядела как алкоголик.