Ее всегда удивляло такое обилие еды всего для двух персон. Но Мила здесь самая любимая и долгожданная, потому ей и предлагается на выбор множество блюд в надежде, что она хоть что-нибудь да отведает.

– Я не хочу ничего… разве что самую малость, – поломалась Мила, радуясь недовольному пыхтению глубоко оскорбленной Маняши, которая весь день простояла у плиты, лишь бы угодить привередливой наследнице.

– Не выдумывай, голодать будешь за пределами этого рая.

Мила с удовольствием съела кусочек осетрины со специями, приготовленной на вертеле, и принялась за любимый яблочный пирог, который Маняша пекла лучше всех на свете. Она уже насытилась, но, чтобы поддержать компанию и не обидеть дядюшку, усердно делала вид, что продолжает есть.

– Между прочим, английские и американские ученые доказали, что если человек вдыхает запах яблочного пирога со специями, то это оказывает на его организм столь же расслабляющее воздействие, как и лечебные процедуры от стресса, – произнесла Мила, засовывая в рот маленький кусочек пирога.

– Чудаки, право дело! Пирог для того и готовится, чтобы его есть, а не для того, чтобы нюхать. Одними запахами сыт не будешь. Сколько ни говори: «Халва-халва», во рту слаще не станет… Сколько ни говори: «Ребенок-ребенок», а род Миланских все равно без наследника прервется.

– Кто о чем, а вшивый о бане, – ехидно улыбнулась Мила.

– Да хотя бы и так, а что толку-то? «Asino lira superflue canit» – «Для осла звуки лиры излишни». Вернее, для ослицы.

Мила посмотрела на дядюшку и вздохнула. Разговоры-разговоры, и все об одном и том же – когда же она, наконец, порадует старика и выйдет замуж, а затем родит ему внуков и наследников великого и славного рода Миланских.

А за кого замуж-то? За этих ряженых с серьгами в ушах, множеством перстней на пальцах, с цепочками, бантами и шарфиками на шее? За того, кто фактически больше заботится о собственной внешности, чем о женщине рядом и своих мужских обязанностях? За этих кукол, не способных на истинно мужские поступки, дела и мысли? За лицедеев, у которых не жизнь, а праздник жизни – шоу, карнавал без забот, без обязательств, одна мишура вокруг? И сами они не мужчины, а сплошная бутафория.

– Дядюшка, а тебе не кажется, что ты пытаешься всю ответственность за продолжение нашего рода переложить на меня? Род заканчивается на тебе, а не на мне.

– Если бы я мог, дорогая! Если бы я мог! – задумался ненадолго дядюшка.

– Я – женщина, а род продолжается только по мужской линии.

– Правильно понимаешь. Читаем Ветхий Завет: «Авраам родил Исаака». Родил! – Дядюшка многозначительно поднял указательный палец. – И при чем тут, спрашивается, женщина? Здесь же безапелляционный приоритет мужского начала.

– Ну вот видишь, я совсем ни при чем.

– А сейчас человек считает себя евреем, – не слушая племянницу, продолжил дядюшка, – если у него мать еврейка. Отец же вроде как и вовсе все одно что мимо проходил. Еврей – это ведь не столько национальность, сколько религия. Евреем можно стать, приняв иудаизм. А если отец вдруг откажется от иудаизма и перейдет в другую религию? Так вот, если бы национальность определялась по отцу, то в таком случае дети уже не были бы евреями. Мать же останется еврейкой, даже если она сменит религию. Поэтому для сохранения еврейского народа национальность всегда привязывали не к отцу, а к матери.

– При чем здесь евреи? Ты собираешься принять иудаизм? И при чем здесь я?

– Ничего-ничего, сейчас и ты будешь «при чем». Мы с тобой поступим так же, как поступили мудрые евреи для сохранения своего еврейского народа. Ради спасения рода Миланских примем за аксиому, что в данный момент наш род продолжается по женской линии. А дальше – видно будет.

– Я не согласна!

– А тебя никто и не спрашивает. Это нужно не мне лично, а для спасения рода Миланских.

– Ты думаешь, так будет правильно?

– «Dum spiro, spero» – «Пока дышу, надеюсь».

– Дядюшка, у меня есть я, и мне этого довольно. Я сама для себя ребенок, единственный, неповторимый и самый любимый.

– Людмилочка, я очень хорошо тебя понимаю. Ты хочешь жить без забот и хлопот, в свое удовольствие. Но эти самые удовольствия и наслаждения лишают энергии, если делаешь их своей целью. Женщина, думающая лишь о собственной красоте и желаниях, постепенно превращается в вампира. А чтобы выжить – забирает энергию у других. Причем энергию отрицательную, которая совсем непригодна для рождения здорового и счастливого ребенка. Разве что для какого-нибудь злобного и кровожадного вампиреныша. А ты знаешь, что вопрос выживания или гибели человечества в основном зависит от женщин, от их внутреннего состояния?

– Пойдем погуляем перед сном, – предложила Мила, не желая больше говорить на неприятную тему.

Они вышли из дома и направились по аллее парка, сопровождаемые борзыми. Солнце клонилось к закату, лишняя жара спала, дышалось легко и свободно.

Мила подозревала, что яростное сопротивление естественным жизненным процессам с ее стороны – лишь бравада, защита от той тревоги, что поселилась в душе и гложет вот уже несколько лет. Главная проблема заключалась не в том, что она не хотела иметь детей, а в том, что не могла.

Она судорожно перебирала претендентов на роль мужа для себя и достойного отца для ребенка. В многочисленное окружение Милы входили достойные, умные, образованные, интеллигентные и страстно влюбленные в нее мужчины. Просто до неприличия помешанная на чувственных удовольствиях, она осознавала, что ни один из них не устраивает ее как любовник, но вот в качестве мужа и отца ребенка кого-то выбрать все же получится. Ради такой благой цели, как стать матерью, можно и замуж прогуляться.

И только одно препятствие отделяло ее от звуков вальса Мендельсона, а также от незабываемого, роскошнейшего и богатейшего торжества, которое останется в памяти многих как волшебное и незабываемое зрелище, – невозможность забеременеть. После непродолжительной связи один за другим менялись намеченные счастливчики, а долгожданного зачатия так и не происходило. Тогда какой смысл вообще выходить замуж?

Да, у Милы была серьезная причина впасть в депрессию. Она, конечно, понимала, что ее избранники все как один не могли быть бесплодными. Значит, дело в ней самой. Пройдя в лучших клиниках – своих и зарубежных – обследования и заручившись уверениями медицинских светил в том, что она благополучно может зачать и выносить здоровое дитя, Мила успокоилась и с еще большим энтузиазмом продолжила поиски счастливейшего из смертных.

Однако шли годы, а долгожданная беременность не спешила ее порадовать. Обращение к другим известным специалистам также не дало никаких результатов. Все в один голос твердили, что Мила абсолютно здорова. И настал момент, когда она отказалась от мечты о ребенке.

Мила перестала в дни предполагаемой овуляции превращать кровать в испытательный полигон для обретения вожделенного материнства. И больше не носилась как угорелая с тестами, на которых никак не желали появляться долгожданные полоски. Она снова превратила секс в источник наслаждений. Несбывшиеся надежды и бесконечные беспокойства по поводу своих физических возможностей, вернее невозможностей, сделали ее злобной и циничной.

Пропаганда на телевидении и в печати веселой, богатой и счастливой жизни, где царит погоня за удовольствиями, стала ее визитной карточкой. Только так она могла заглушить нестерпимую душевную боль.

Отныне в этом мире страстей нет места ни детскому смеху, ни детскому счастью, ни тем более – детскому крику и детским слезам. Дети лишь препятствие к достижению гармонии, совершенства, красоты и телесных удовольствий, а также помеха для манящей и сладострастной свободы.

Телевизионные проекты Милы теперь воспевали и восхваляли лишь красоту лица, тела, чувственные наслаждения потрясающей в своей вседозволенности обеспеченной, сытой жизни. И в этом прекрасном мире уже не осталось места для материнства, так как «беременность портит фигуру, выбрасывает женщин из истинного мира совершенства, где царят только красота, богатство и роскошь».