Гудчайлд пробормотал приветствие, затем выплюнул в ладонь сапожные гвозди, которые держал во рту, и стряхнул эту липкую массу в коробку с остальными гвоздями.

Из темных жилых комнат позади мастерской доносился ужасающий шум. Похоже, многочисленные дети сапожника развлекались кто во что горазд. Один бренчал на разбитом пианино. Два мальчика яростно спорили и ругались. Ребенок, у которого, вероятно, резались зубы, безостановочно визжал. Попугай издавал булькающие звуки, словно кто-то наполнял стакан из бутылки, и время от времени выкрикивал свою кличку: «Попка красавчик! Попка красавчик! Я кое-что о тебе знаю! Попка красавчик!» На полу возле двери, ведущей в дальнюю комнату, возилась собака – выкусывала блох. Среди всеобщего гвалта тучная вялая миссис Гудчайлд мирно кормила грудью младенца, лениво покачиваясь из стороны в сторону. Похоже, от светопреставления, что творилось вокруг, ее клонило в сон.

Литтлджон затянулся трубкой и выпустил ароматные клубы, чтобы отгородиться дымовой завесой от тяжелого запаха затхлости, стоявшего в мастерской.

– Добрый вечер, – обратился он к сапожнику.

– Ну?

– Я инспектор полиции. Хочу побеседовать с вами о том вечере, когда убили мистера Уолла.

– Со мной? С чего это? Я тут совершенно ни при чем.

Шум сделался таким оглушительным, что сапожник разом стряхнул с себя сонную одурь. Он схватил большое шило и ворвался в гостиную, круша все на своем пути как штормовая волна. Пнул дворнягу, затем свирепо набросился на своих отпрысков и принялся колотить их по макушкам рукояткой шила, словно гротескный ксилофонист, исполняющий чудовищное соло. Раздался хор возмущенных воплей, после чего «музыкант» заковылял к своей скамье, мимоходом с грохотом захлопнув дверь комнаты, уселся и засопел, довольный, с чувством удовлетворения от хорошо выполненной работы.

– Послушайте, какое отношение это убийство имеет ко мне?

Гудчайлд невнятно бубнил слова и нещадно глотал целые слоги, словно ленился говорить.

– Насколько мне известно, вы были последним пациентом мистера Уолла в тот вечер.

– Ах это… Ну да, так и есть. Я вывихнул лодыжку. Мистер Уолл лечил лучше любого врача. Да и денег брал меньше. Он быстро вправил мне вывих. Да. Старик выпустил меня, а примерно через четверть часа вышел сам и следом за мной отправился в паб пропустить стаканчик перед сном.

– В котором часу приблизительно?

– Около десяти. Перед самым закрытием.

– Как долго вы ждали в приемной?

– Почти два часа. Только я не сидел на месте: занял очередь и вышел. В тот вечер больных было много.

– Так вы выходили?

– Да. Первый раз зашел около восьми. Малость подождал. Потом отправился выпить в паб. Пока сидел, захотелось промочить горло. Сказал людям в приемной, что вернусь, чтоб сохранить за собой место в очереди.

– Вы не заметили кого-нибудь незнакомого среди пациентов? Приезжих?

– Нет. Все наши, деревенские, и еще кое-кто из мест неподалеку. Чужаки чаще всего приходят днем.

– А когда вы уходили от мистера Уолла, в Угловом доме кто-то еще оставался?

– Никого. В доме было пусто.

– Вы видели, как мистер Уолл вернулся?

– Он вышел из «Человека смертного» одновременно со мной. В половине одиннадцатого. Двинулся прямиком к дому, отпер дверь, вошел, потом закрылся изнутри.

– Хорошо. Спасибо, мистер Гудчайлд. На сегодня все.

– Ладно. Мне надо браться за дело. Обещал закончить эти башмаки к вечеру.

«Скажи лучше, что тебе пора промочить горло», – подумал Литтлджон и попрощался с сапожником. Тот вернулся к своей колодке и тотчас набрал полный рот гвоздей, сделавшись похожим на ежа с земляными орехами на колючках.

За закрытой дверью опять принялись терзать пианино. Собака успела расправиться со своей живностью и начала зловеще подвывать в такт. Раздался крик: «Попка красавчик! Я кое-что о тебе знаю! Попка красавчик!» Сапожник схватился за молоток и пустился яростно загонять гвозди в дырявый башмак, чтобы стуком заглушить невыносимый гвалт.

Литтлджон вышел на деревенскую улицу и посмотрел по сторонам. Магазины уже закрылись. Женщины стояли у садовых калиток и с любопытством разглядывали инспектора. На полоске газона вокруг памятника павшим в войне деревенские юнцы красовались перед стайкой хихикающих девушек. У дверей шорной лавки стояли и беседовали несколько мужчин. Время от времени кто-нибудь переходил дорогу и скрывался за дверью «Человека смертного», чтобы выпить кружку пива перед отходом ко сну. Старик с длинной бородой грязно-белого цвета медленно прошаркал к пабу. Он едва полз, но не желал пропустить вечернюю выпивку и свежие сплетни.

«Или кто-нибудь пробрался в пустой дом костоправа, когда тот отлучился в паб, или убийцу незаметно впустил сам хозяин, после того как сапожник видел его в последний раз. Нужно еще раз осмотреть Угловой дом», – подумал Литтлджон. Гиллибранд оставил ему ключ. Под любопытными взглядами деревенских жителей он быстро пересек площадь, отпер парадную дверь и вошел.

Внутри царила тишина, только в холле громко тикали старинные напольные часы. Внезапно они надсадно захрипели, будто изготовились к решительному рывку, отбили восемь и снова утомленно затихли. Инспектор прошелся по комнатам. Все окна были закрыты, шпингалеты задвинуты до отказа. Экономка сказала Гиллибранду, что на первом этаже окна всегда держали запертыми. Их открывали, только чтобы вымыть. Мистера Уолла раздражал шум машин с улицы.

Литтлджон тщательно проверил все запоры. Никаких признаков недавнего проникновения. Вдобавок на оконных карнизах ровным слоем лежала нетронутая пыль. Наверху окно в комнате покойного осталось приоткрыто. Единственная лазейка. Проникнуть на первый этаж через парадную дверь было нелегко, как, впрочем, и с черного хода. Инспектор вошел в столовую с французским окном, ведущим в длинный сад, и обвел глазами цветочные клумбы и густые живые изгороди по обеим сторонам газона. В дальнем конце сада за полоской приземистых тисовых кустов виднелся широкий клочок земли с грядками на переднем плане. На этом огороде неутомимо возился высокий, похожий на пугало мужчина. Наверное, полол сорняки.

Французское окно недавно открывали: на половике в комнате осталась земля. Литтлджон осмотрел пол в поисках следов. В скважине ключа не было, но инспектор довольно скоро обнаружил его в вазочке на каминной полке, среди других ключей – от часов и ящиков. Он отворил окно и вышел в сад. Если в дом проникли этим путем, дождь смыл все следы. Однако снаружи на замке остались свежие царапины, будто кто-то недавно оставил их в спешке. Литтлджон сделал пометку у себя в блокноте, чтобы позднее спросить об этом миссис Эллиот – та собиралась явиться на предстоящее дознание.

Что ж, для одного дня достаточно.

Детектив снова запер дом и направился через дорогу в сторону «Человека смертного». Он надеялся что-нибудь разузнать из разговоров за вечерней кружкой пива. Вдобавок ему хотелось выпить.

Внезапно Литтлджон остановился. Возможно, то пугало на огороде позади дома что-то видело. Нужно расспросить его прямо сейчас, и тогда уже можно смело отправляться в паб.

Он круто повернулся и зашагал по дорожке в сторону от деревенской улицы, к полям и полосам посадок.

Похожий на пугало огородник, усердно копавшийся в капустных грядках, даже не оглянулся, чтобы приветствовать инспектора. Он все рыл, уткнувшись носом в землю, и тихонько разговаривал сам с собой, время от времени слегка разгибался, внимательно рассматривал что-то мелкое в щепоти, а затем бросал это в большую жестянку, стоявшую рядом. Вечерний свет угасал, но это его не смущало. Тощая дворняга, дремавшая на траве, негромко заворчала, открыла один глаз и снова погрузилась в сон, не стала задирать чужака.