Это лишь дождь «…я был слишком молод, я еще не умел любить» Антуан де Сент-Экзюпери Мне раньше казалось, что это лишь дождь Замерзшие капли рассыпал в траве, Что это лишь неба осенняя дрожь И горестный плач о забытой весне. Я был тогда молод и не замечал Ни тона сомнений в случайных словах, Ни тени в глазах, укрывавших печаль, Ни стрелок игру – на весах и часах. Немое тепло согревало наш дом – Тепло твоих рук, воплощение мечты, И я не услышал, что близится гром, Но грянуло болью «прощай и прости». Проститься с тобой не могу, не хочу, Меня научи понимать и прощать, И ветер вовек не задует свечу – Ты знаешь, как птицу-любовь удержать. Я верю – ты тоже скучаешь и ждёшь, И свет не горит в одиноком окне. Я слышу во сне, как меня ты зовёшь, И солнца лучи посылаю в ответ. Мне раньше казалось, что дождь – это дождь, Потоки воды, что стремится к земле, Но мне приоткрыла тоскливая ночь, Что ты – это – плачешь, о нас, обо мне… Беззвучие ночи беззвучие ночи падает с плеч – наверное, хочет в бездну увлечь и плачет как свечи тающий стих слетая как вечер с губ ли твоих иль с тёмного неба… совести весть насущного хлеба даст ли нам днесь? прощением мечен утренний луч течение речи – в проруби туч «прости» моё – словно рубящий меч – безмолвие слова падает с плеч… И никого больше нет Вопросов нет, лишь лёд ответов ломкий, Мечты пусты, а прошлое – мертво. И снова ночь приходит похоронкой – Нет никого, а значит, ничего. И не было. Привычны ритуалы – Шагнуть за дверь и в бесприютной мгле Упасть туманом, сумрачным, усталым В угрюмую заброшенность полей. И гонит прочь потерянная ночь За край времён почти забытый сон. Нет никого. Лишь паутины клочья Дрожат на неприкаянных часах – Обрывки слов и пауз, многоточий И пустотой повисшая тоска. Ни скрип, ни шорох – ожиданье звука, Но до утра – всё та же тишина, И непреклонность замкнутого круга – Как дежавю утраченного сна. И гонит прочь безжалостная ночь За грань времён навек забытый сон. Румба Озаревшее небо зевнёт, вылезая из жарких несомненных и мягких, ленивых и томных объятий, хмыкнет в пол-оборота презрительно тем, кто, извиняясь и злясь в ожидании часа восхода, притворяется в сон и сморкается в холод постели, и сочится из щёлок завистью тёмных проёмов. А усталость причмокнет, обняв инстинктивную радость, насмехаясь над гордым величием мудрых монахов, безутешной ухмылочкой чокнутой футуристически будто я мог, признавшись в любви, попросить о прощении. Хворобышки Дети мои – все в крови, смеются; Развёрстым восхищением Проецирую в рваные грудца Истерику своего всепрощения: Боже! Вельможно разреши стаять Им, и тревожно стих, Чтоб последний пальчик в этой стае, Копошащейся мягко, Прости – их. Упали поцелуями в мать, увязли Губами в мертвом виске – Тёплые, сытные ясли В крови и молоке. Вскинутые бедра. Иным окропиться Не дай мне, спящая Мати, Их подкованные копытца Так часто – стигматы. Весёлым движением руки – Расплескали кожу её век – Попытка вплавить в рваные грудца Слепым отразившийся свет. Иным окропиться не дай, покойно Поздняя радость рождения – эхо, Ведь мир, мир – это больно, И кончим на этом теологию смеха. Дети мои – все в крови, без оскала Смеются, Богоматерь сама Изрезала грудь, чтобы лукаво Они причащали меня с ума. Ветер ломает горячие плечи Ливня, вырванные из суставов тучи. «Ведь нам так легче, двоим калечным? Милый, калечным, нам так лучше?» «Да, милая, нам совсем безгрешно, И даже надо не думать вовсе – Сегодня всё кончилось хрупко и нежно. А завтра? Кто знает, готовься. Пьяная кровь не терпит застоя, Отхвати же от меня кусок побогаче, Если и завтра явишься тою, У которой я не потребую сдачи». Выше богов Если бы ты легла здесь, Какие песни смолчали бы, Какие купола закатились в мои зрачки, Миром бы, у которого и утра вначале Нет, у которого Солнце в кадилах ходит, Разливая ладан по следу Моих стоп. Я пришёл бы – единственный поп Твоей культовой лиры, Игрок на неоконченных рифмах, Сел бы сбоку у троп, Ведущих в сердце твоей квартиры, Наблюдал бы слепых поводырей, Выходящий из твоих дверей, И не ревновал, Играл и играл бы в слова. Я был бы выше богов Тем, что здание, На котором стоит твоя душа, Не считал бы за оковы оков И не разрушал, Я пел бы его свой мотив, Юноша – Красиво и не спеша. |
