Однажды спокойным вечером, после того как ушли родные больной, Иззи сидела рядом со спящей женщиной. После химиотерапии у нее выпали волосы, а лицо вытянулось, тем не менее черты ее лица не утратили привлекательности. Иззи смотрела на нее, гадая о том, как, должно быть, замечательно выглядела женщина до того, как ее съел рак.

Внезапно женщина открыла глаза – ясные, цвета морской волны.

– Вы пришли за мной, да? – мягко улыбнулась она.

– Нет-нет, – ответила Иззи. – Сегодня не будет никаких обследований.

Женщина едва заметно пошевелила головой.

– Я не с вами говорю, милая, – ответила она, глядя куда-то поверх плеча Иззи.

И через мгновение… умерла.

Иззи всегда задавалась вопросом, что бы она увидела, если бы в ту ночь набралась смелости и обернулась. Она гадала, застрелят ли ее, как Оливию. И сколько пройдет времени, прежде чем сделают вскрытие и обнаружат, что Иззи беременна.

А если ее жизнь оборвется сегодня, будет ли ее кто-то ждать «по ту сторону»?

Если бы в седьмом классе монашки не оставили его после уроков в качестве наказания, Луи Уорд никогда бы не стал акушером.

Тогда в школьной библиотеке он взял лежащую на столе книгу – биографию преподобного доктора Мартина Лютера Кинга-младшего – и только от совершеннейшей скуки стал читать.

Он не выпустил книгу из рук, пока не дочитал до конца.

Луи был уверен, что этот человек обращался непосредственно к нему. Он стал читать все, что смог достать из написанного преподобным пастором. «Самый настойчивый и самый неотложный вопрос жизни, – писал доктор Кинг, – что ты делаешь для других?» Эти слова напомнили ему мать, истекавшую кровью на полу.

Как и его учитель, Луи решил стать врачом, но другой специализации: акушером-гинекологом, в память о своей матери. Он усердно работал, чтобы получить стипендию для обучения в колледже, а потом еще одну – для обучения в медицинском институте.

Когда уже учился в ординатуре, он столкнулся со множеством женщин, забеременевших внезапно, незапланированно. Будучи истовым католиком, он верил в то, что жизнь начинается с зачатия, поэтому отправлял этих пациенток к другим докторам, в другие клиники. Намного позже он узнал, что несмотря на то, что подавляющее большинство врачей – 97 процентов – хотя бы раз принимали пациентку, которая хотела прервать нежелательную беременность, только 14 процентов из них сами проводили аборты. Такой большой разрыв не означал, что количество абортов уменьшилось. Просто они проводились нелегально.

Однажды в воскресенье священник церкви, куда ходил Луи, читая проповедь, остановился на притче о добром самаритянине из Евангелия от Луки. Мимо путника, которого избили и оставили умирать на обочине дороги, проходили священник и левит – никто из них не остановился. Наконец один самаритянин предложил свою помощь, несмотря на то что самаритяне и евреи враждовали.

Накануне своего убийства Мартин Лютер Кинг-младший как раз и рассказывал эту притчу. Он размышлял о том, почему священник и левит прошли мимо избитого мужчины – быть может, они посчитали, что он притворяется, а возможно, беспокоились о собственной безопасности. Но скорее всего, рассуждал преподобный доктор, они просто думали, что может произойти с ними, если они остановятся, а не о том, что случится с несчастным, если они пройдут мимо.

В ту самую секунду Луи понял, что должен стать этим самаритянином. Большинство женщин, которых он встречал на своем пути и которые хотели прервать беременность, были, как и он, темнокожими. Среди таких женщин он вырос. Такими были его соседки, приятельницы, его мать. Если он не остановится, чтобы им помочь, тогда кто?

И это был единственный по-настоящему поразительный момент в жизни доктора Луи Уорда. В это мгновение Луи осознал, зачем его мама ходила к Шебби Чериз. Не потому, что у нее должен был родиться ребенок от известного белого мужчины, к тому же женатого, а потому, что она защищала того ребенка, которого уже растила, за счет того, чьего появления не хотела. «У меня уже есть ребенок-инвалид, – не раз слышал он от своих клиенток, – у меня нет времени воспитывать еще одного. Я едва могу прокормить одного сына, на что мне кормить второго? И так работаю на трех работах, чтобы прокормить семью, – я же не семижильная».

Вот поэтому, несмотря на то, что Луи продолжал регулярно ходить на службу в церковь, он стал делать аборты. Несколько раз в месяц он летал в разные города, где предоставлял свои услуги клиникам. Единственным человеком, который даже понятия не имел, чем он зарабатывает себе на жизнь, была его бабушка.

Ей было уже хорошо за восемьдесят, когда Луи вернулся домой, чтобы признаться. Он рассказал ей о спортсменке-бегунье, которая всю жизнь трудилась, чтобы обеспечить себе место в олимпийской сборной, а потом выяснилось, что она беременна: порвался презерватив. И еще рассказал о женщине, которая узнала, что беременна на двенадцатой неделе, а она все это время лечилась опиатами.

Поведал он и о женщине из маленького городка, где царят предрассудки, которая потеряла голову от любви к уважаемому женатому мужчине и поверила, что он будет ее содержать и признает ее ребенка, а оказалось, что все в мире устроено иначе. Они оба понимали, кого имеет в виду Луи. «Бабушка, – сказал он, – я думаю, что Иисус понял бы, почему я это делаю. Надеюсь, и ты сможешь понять».

Как он и ожидал, бабушка расплакалась. «Я потеряла свою дочь и внука, – после продолжительной паузы сказала она. – Быть может, теперь кто-то из женщин сумеет уберечь своих родных».

На самом деле, единственным возражением, которое бабушка имела против его занятия, было то, что Луи могут убить активисты, выступающие за запрет абортов. Луи знал, что его фамилия опубликована на веб-сайте вместе с именами других врачей, которые проводят аборты, с указанием адреса и места работы. Он знал, что Джорджа Тиллера, врача, убили прямо в церкви. Доктор Тиллер носил бронежилет, но стрелок целился в голову.

Сам Луи отказывался надевать бронежилет, считая так: если он наденет бронежилет – он проиграл. Однако каждое утро ему приходилось пробираться сквозь строй активистов. Он оставался в машине на минуту дольше, собирался с духом, успокаивался, чтобы не обращать внимания на злобу и потоки притворной любви: «Мы молимся за вас, доктор Уорд. Удачного дня!» Вспоминались Джордж Тиллер, Дэвид Гинн, Джон Бриттон, Барнетт Слепиан – все те, кто был убит этими же активистами, которым мало было просто стоять в ряд и выкрикивать оскорбления.

Луи сидел и считал до десяти, потом читал «Отче наш» и, одним ловким движением подхватив свой портфель, выходил из машины. На ходу ставя автомобиль на сигнализацию, он шагал, не оборачиваясь и опустив глаза, чтобы не дать втянуть себя в перепалку. Чаще всего было именно так.

Среди протестантов выделялся один активист – белый мужчина средних лет, который постоянно выкрикивал один и тот же слоган: «Негр-грешник – убийца детей!» Луи никогда не обращал на него внимания, пока однажды тот не выкрикнул: «Мне что, назвать тебя ниггером, чтобы вывести из себя?»

Это… знаете ли. От этих слов Луи остановился как вкопанный.

– И что же больше всего вас во мне раздражает? – негромко поинтересовался Луи. – То, что я афроамериканец? Или то, что я делаю аборты?

– Аборты! – ответил активист.

– Тогда какая разница, какого цвета моя кожа?

Протестующий пожал плечами.

– Никакой. Я просто так сказал.

Луи оставалось только восхищаться тем, как у них все шло в дело.

Была лишь одна причина, по которой он каждое проклятое утро выходил из своей машины: те женщины, которые так же вынуждены проходить сквозь этот позорный строй. Разве может быть он менее храбрым, чем они?

Эти борцы за запрет абортов стремились к тому, чтобы женщины, которые решили прервать беременность, чувствовали себя изгоями, одинокими отщепенцами, думающими только о себе. Луи же хотел, чтобы каждая женщина, которая входит в двери Центра, поняла, что она не одна и никогда не останется в одиночестве. Самые ярые противники даже не предполагали, сколько женщин из числа их знакомых когда-либо решились прервать беременность. Сотрите позорную метку – и рядом с вами окажется ваша соседка, учительница, продавщица из бакалеи, ваша квартирная хозяйка…