Когда Рен отошла на несколько шагов, Джордж заговорил.

– Пистолет на пол! – Он перехватил собственное оружие и прицелился прямо Хью в грудь.

Хью наклонился и медленно разжал пальцы, отпуская пистолет.

– Как скажешь, Джордж, – произнес он. – Что ты теперь намерен делать? Твой черед.

Заметив, как взгляд стрелка скользнул по крышам зданий, он молча молился только о том, чтобы снайперы хорошо замаскировались.

– Ты заверил меня, что готов на все ради своей дочери, – проговорил Джордж.

В горле встал ком, Хью не хотел, чтобы Джордж продолжал говорить о Рен, даже думать о ней! Он рискнул искоса взглянуть на дочь: Рен уже была где-то на полпути к командному пункту.

– Ты постоянно повторяешь, что мы не слишком отличаемся, – продолжал Джордж. – Но по-настоящему сам в это не веришь.

Что бы Хью до этого ни говорил, пытаясь завоевать доверие Джорджа, он прекрасно понимал, что между ними есть и навсегда останется главное различие – и дело тут в моральных принципах. Хью никогда не забрал бы жизнь другого человека во имя собственных убеждений. Сейчас его поразила мысль, что как раз убеждение и привело сюда Джорджа.

– Джордж, все еще может хорошо закончиться, – начал Хью. – Подумай о своей дочери.

– После случившегося она больше не будет смотреть на меня так, как раньше, – отозвался человек с пистолетом наизготовку. – Тебе не понять.

– Тогда попробуй мне объяснить.

Он ожидал, что Джордж силком втянет его в клинику, где забаррикадирует дверь и станет использовать Хью, чтобы вести торг, угрожая убить его.

– Ладно, – вдруг согласился Джордж.

День как раз уступал право ночи. В сгущающихся сумерках Хью заметил движение пистолета и по привычке потянулся за своим оружием… но тут вспомнил, что опустил его на пол.

Но Джордж целился не в Хью. Пистолет был направлен на Рен, которая еще добрых три-четыре метра не дошла до навеса, – на движущуюся цель, которую, как самонадеянно думал Хью, он может уберечь.

Когда его дочь была маленькой, Джордж читал ей вместо сказок Библию, в которой далеко не все истории имели счастливый конец. Так Лиль проще было понять, что любовь – это самопожертвование. А если взглянуть на бойню с другой стороны, она может показаться крестовым походом.

Мы все способны на поступки, о которых никогда и не подозревали. «Что ж, детектив, – подумал он. – Ты просил меня объяснить. И я объясню. Мы с тобой не такие уж и разные». Не «герой» и «злодей». Не «активист за запрет абортов» и «доктор, прерывающий беременность». Не «полицейский» и «убийца». Медленно качаясь на волнах собственных убеждений, мы неизбежно заглатываем воду всякий раз, когда открываем рот.

Ему так захотелось рассказать сейчас своей дочери, что он это понял…

Он нажал на спусковой крючок.

Несколько часов переговоров со стрелком по выделенной полицейской линии притупили бдительность Хью: он стал полагать, что есть шанс договориться с сумасшедшим. И вдруг во время переговоров прозвучал выстрел. Теперь Хью мог думать только о своей дочери.

Когда Рен было два года, он взял ее с собой, собираясь обновить маленький причал за домом Бекс, на берегу поросшего ряской и осокой пруда. Он прибивал молотком доски, а Рен сидела на травке, забавляясь игрушкой, которую ей подарила тетушка. Он слышал, как она смеялась, что-то щебетала, а через мгновение раздался всплеск.

Хью, не раздумывая, прыгнул с причала в воду, которая была такой грязной и поросшей водорослями, что на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Глаза обожгло, когда он попытался разглядеть, где может быть Рен. Он нырял снова и снова, вытягивал руки и шарил в траве, пока не наткнулся на что-то твердое.

Хью пробился сквозь толщу воды, одной рукой прижимая к себе Рен. Уложив девочку на причал, прижал свои губы к ее ротику и стал делать ей искусственное дыхание, снова и снова – до тех пор, пока малышка не закашлялась и не стала отхаркивать воду.

Когда Рен очнулась, он со злости на себя самого накричал на нее, и девочка разревелась…

Раздался звук выстрела – и Хью вновь оказался в том грязном пруду, он снова пытался на ощупь спасти свою дочь, ведь это он во всем виноват.

Несколько часов назад уже прогремел один выстрел – тогда пуля попала в его сестру, а его рядом не оказалось. И вот очередной. Неужели он опять опоздал?

Рядом с ним тут же оказался капитан Квандт.

– Макэлрой! Ведется стрельба. Ты знаешь протокол!

Протокол предписывал действовать, а не ждать очередных жертв. Но действовать сейчас было чертовски рискованно. Когда захватчик заложников чувствует угрозу, он начинает паниковать и стрелять без разбору.

На месте Квандта он бы поступил, скорее всего, точно так же. Но Хью до сих пор не признался командиру, что в клинике находится его собственная дочь. Нельзя допустить, чтобы в нее попала шальная пуля.

Уже случались захваты заложников, когда ситуация превращалась в кровавую бойню из-за того, что органы правопорядка действовали слишком агрессивно. В 2002 году чеченские повстанцы вошли в театр, захватили сотни заложников, двоих убили сразу; российские правоохранители решили использовать непроверенный газ, чтобы выйти из сложившейся тупиковой ситуации. Было убито тридцать девять террористов, но при этом – и более сотни заложников[9].

Что произойдет, если Квандт начнет штурм?

– Какая стрельба? – повернулся Хью, пытаясь выиграть время. – Одиночный выстрел. Быть может, угроза самоликвидировалась.

– Тогда нет никакого риска, – ответил Квандт. – Заходим. – Не став ждать, что ответит Хью, он развернулся, чтобы отдать команду своим людям.

В жизни Хью было несколько моментов, которые круто меняли его жизнь. Тот день, когда он выставил Анабель. Та ночь, когда подросток, который хотел спрыгнуть с крыши, обернулся и протянул Хью руку. И вот наступил еще один такой момент, который, как Хью прекрасно понимал, положит конец его карьере.

– Нет! – выкрикнул Хью в спину Квандта. – Одна из заложниц… моя дочь.

Командир отряда специального реагирования медленно обернулся.

– Что-что?

– Я и сам узнал об этом недавно, – объяснил Хью. – Но я не… не отступил. Просто не мог.

– Вы отстраняетесь от своих обязанностей, – решительно заявил Квандт.

– Отстранить меня может только мой начальник, – возразил Хью. – Я слишком глубоко вошел в переговоры с захватчиком, чтобы вот так просто отступить. Мне очень жаль. Я знаю правила, понимаю, что возник конфликт интересов. Но, черт побери, капитан! Ни у кого нет большего стимула, чтобы все это закончилось хорошо, чем у меня. Вы же прекрасно это понимаете, верно?

– Я понимаю одно: вы обманули меня, свое начальство, всех – и вы прекрасно отдавали себе отчет в своих действиях.

– Нет. Если бы я отдавал отчет, она была бы здесь, со мной. – Хью откашлялся и взглянул капитану в глаза. – Не заставляйте мою дочь расплачиваться за мою глупость. Пожалуйста, – взмолился он. – Это моя дочь.

Он снова оказался под водой и молотил руками по водорослям.

Он шел ко дну.

Квандт пристально смотрел на него.

– Там все, – ответил он, – чьи-то дети.

Бекс таращилась на флуоресцентные лампы на потолке в больничной операционной и гадала, умрет ли она. Тревожилась Бекс не за себя – за Рен, за оставшихся в клинике людей. И, конечно же, за Хью, на чьи плечи свалился весь этот груз. Он станет винить себя в том, что сегодня произошло. Кто-то берет ответственность на себя, кто-то ломается под ее грузом – Хью всегда принадлежал к первым. Даже на похоронах их отца, когда Хью было всего восемь лет, он настоял на том, что будет пожимать руки всем, кто придет проститься с отцом. Он последний отошел от могилы, возвращался на стоянку вместе со священником. Бекс усадила плачущую мать в машину и вернулась за Хью.