Потуже запахнув плащ и проверив доступность стилета, укрытого на поясе, десятник, не теряя времени, пошел к высоким воротам имперской крепости, где будто глаза хищника ярко горела пара факелов. Впотьмах ему приходилось лавировать меж многочисленными кибитками, каретами и телегами, где спали люди и хранились товары, закупленные в приграничном Хаске. Если небесный охотник Невзра будет столь милостив, что позволит каравану достичь Атрели в Приланском лесу, а его светлость негоциант Фект Стелайский проявит привычную щедрость, всех ждал очень неплохой барыш…

Неожиданно сигил Пустоты больно уколол кожу. Рука десятника самовольно дернулась к оружию.

– Гнида справился! – Из-под одной из телег выкатилась низкорослая тень размером с крупную собаку и с клацающим звуком метнулась к десятнику. Сделав молниеносный шаг в сторону, Морок перехватил нападавшего за жесткий ворот измазанной в грязи туники. Поняв, что маневр не удался, тощий мужичонка с выпирающими мослами и ребрами задергал ногами в воздухе и тоненько заверещал: – Гнида умный! Гнида знает, что десятник невидим для Шуйтара! Но гнида хитрый! Гнида караулил, смотрел глазами…

– Тише, тише! – Лаен аккуратно опустил бедолагу на землю и быстро огляделся. К счастью, рядом никого, кроме них, не было. – Во-первых, я тебе сколько раз говорил, не кричать про то, что ты меня не видишь… э-э… своим чутьем. Говорил? – Лысый мужичонка виновато развел в стороны все четыре руки и удрученно пощелкал нижней челюстью, вытянутой далеко вперед и оканчивающейся загнутыми к верхней губе наростами-клещами. – Говорил. Вот. Не нужно об этом никому знать. Усек? Во-вторых, чего ты здесь шляешься? Если тебя увидят солдаты из форта, тебя убьют. Убьют, понимаешь? Это… как бы тебе втолковать… ну будет как в тот раз, когда ты попал к живорезам.

– У-у-у! Нет! Нет! Нет! – Кучерявые волосы на загривке Гниды встали дыбом и укололи руку десятника. Существо вырвалось и сигануло обратно под телегу. И уже оттуда робко предложило: – Лаен играть?

– Да, играть. – По-другому избавиться от общества в общем-то безобидного Гниды было затруднительно. – Твоя задача – спрятаться так, чтобы я тебя найти не смог, когда вернусь. Пару яблок получишь, если справишься. Гнида понял?

– Да! Да! Гнида понял!

Строго глянув напоследок под повозку, десятник убедился, что уродец не следует за ним, и продолжил путь к воротам. По непонятной причине сущность Шуйтара, поднявшая и изменившая Гниду, отказалась от дальнейшего порабощения тела, вернув часть души бывшему владельцу. Его светлость негоциант Фект выкупил несчастного в Хаске у отряда охотников за головами, которые планировали вести измененного на запад, на территорию Собора Воритара. По слухам, монахи щедро платили золотом за каждую необычную зараженную особь. Фект Стелайский же держал Гниду как своеобразную диковинку, которой можно было похвастать перед партнерами на важных переговорах.

У наглухо закрытых ворот, ведущих в имперский форт, на корточках сидел парень, облаченный в черную хламиду, с легким охотничьим самострелом за спиной, и катал во рту травинку. При виде начальника он вскочил на ноги и с ходу принялся докладывать:

– Господин десятник! За холм Висельника по тракту каравану никак нельзя! Туман там!

– Какой еще туман? Рыба, ты в своем уме? Алмазный дождь, что ли, собирается пойти?

– Нет, не то. Я не сразумел… – смутился парень с некрасиво вытянутым вперед лицом, на котором по обе стороны, по-рыбьи, располагались водянистые глаза. Именно благодаря пьяной повитухе к рябому было исключительно сложно подобраться незаметно, что делало его ценным дозорным. – Господин, это будто… морок. – Невольно произнеся негласное прозвище десятника, парень смутился еще больше и принялся частить, проглатывая слова: – Я, значит, по тракту, вперед, как вы велели. Смотрю, значит, чтобы швали всякой и мертвечины не было. С лигу, наверное, отмахал – думаю, хватит, обратно пора. А там колыба рядом, в полях…

– Что рядом? – не понял десятник.

– Ну, колыба, изба такая без окон. Там наши пастухи летовали, когда стада на выгоне держали, – объяснил Рыба, а десятник вспомнил, что парень был родом как раз из этих мест. – Думаю, загляну, по старой памяти, сердце повело… – Рябой с надеждой глянул в глаза десятника, понимает ли тот. Десятник понимал. Его родные места тоже подверглись разорению после проклятого Ритуала, разделившего историю Аламийской империи на до и после.

– Так, колыба. Понятно. Там туман?

– Не совсем. Перешел я, значит, ржаное поле… Жалко так, господин, колосок к колоску, солнцем налитые… простите меня, господин десятник. – Он шмыгнул носом, но собрался. – За колыбой озеро, наши там скот поили, так вот, как я ни старался, озера не увидел.

– Ну, понятно, темень такая…

– Нет, – не согласился рябой и решительно мотнул головой. – До озера там рукой подать. Вроде и вижу его, а пелена взор стелет… будто Малька подолом своим перед глазами вертит. Страшно стало, аж жуть! А вдруг жница по мою душу пришла?! Я пошире глаза раскрыл, рассмотреть хочу, я потом – раз! Понимаю, что мать вспомнил и братишку малого… Думаю, ладно, с устатку мысли в кучу собрать не могу. Попил, значит, из фляжки. – В качестве доказательства Рыба было сунул под нос десятнику кожаную флягу, но тут же подозрительно быстро отдернул руку, сообразив, что начальнику вряд ли понравится исходивший от нее запах. – Хм… да, водицы испил, значится. А понять, что там у озера происходит, не могу никак! Мысли друг за дружку цепляются, тоскливо становится, охота развернуться и бежать со всех ног…

– Та-а-ак… Правильно сделал, что меня разбудил. – Десятник кивнул сбитому с толку парню, прикинул оставшееся до рассвета время и принял решение: – Давай-ка веди к колыбе своей, сам хочу поглядеть. Надо успеть, пока караван не тронулся.

– Так, может… этим сказать? – Рыба махнул рукой в сторону форта. – Пущай патруль лимитатов и скачет туды… Их ведь поставили тракт охранять.

– Этим? Рыба, ты в своем уме? – Десятник легонько стукнул подчиненного пальцем в лоб. – Ты масляную рожу капитана видел? Плачется, что сослали его сюда, а сам небось сотни лир отвалил начальству, лишь бы на фронт не отправили, на копья мятежников. Окружились стенами и сидят ровно, а там, глядишь, и война закончится. Да у нашего негоцианта золота не хватит, чтобы этих вояк за частокол выманить! Тьфу!

Смачный плевок стал своего рода эпилогом обличительной речи. Велев Рыбе показывать дорогу, десятник Лаен направился следом.

…Вязкое дыхание ночи по-хозяйски заполонило окрестные поля и леса, белесой дымкой роясь в росистых овражках и балках. Грядущий рассвет все еще не набрался смелости перешагнуть за островерхие цепи гор. Туман скрадывал звуки и будоражил воображение. Даже цикады не решались задать ритм грядущему утру: то ли ожидали непогоды, то ли опасались того, что скрывалось во тьме.

Низкие свинцовые облака нависли над ржаным полем, густо заросшим разнотравьем. В воздухе неуловимо витал аромат хлеба и меда. Но едва ли это было взаправду – почти все кордские подворья давно покинули здешние некогда благодатные земли, спасаясь от ужасных сущностей мира Шуйтара, живорезов и – что там юлить – солдат императора, привыкших отнимать последнее. Лишь кривые контуры изб, остатки частокола да полуобвалившаяся колокольня церквушки вдали за полем служили напоминанием о присутствии здесь некогда добротного поселения.

Вдоль поля, почти касаясь березового подлеска, серой нитью протянулась старая разбитая колея, зажатая с двух сторон колючим осотом, вымахавшим в человеческий рост. С каждым годом, прошедшим со времен Ритуала, дорога все больше приходила в запустение, и сегодня, спустя дюжину лет, она выглядела как едва заметная узенькая тропка. В просвет облаков заглянула надкушенная желтая луна. Ночная гостья латунным бликом подсветила укрытое туманом ржаное поле и едва заметные силуэты двух человек, быстро идущих по старой колее.

– Рыба, – негромко позвал десятник. – Долго еще?