– Грейс? Чика, эй…
Я поворачиваюсь и вижу, что Мэтт держит желтую картонную коробку.
– Тот спецзаказ – сколько печенек с макадамией они хотели?
– Полдюжины, – говорю я.
Мой взгляд возвращается к ресторану, но тебя уже нет. Я пишу Нат и Лис, что видела тебя. Обе отвечают смайликами. Я не могу понять, что означают смущенное лицо, праздничный колпак и пальма.
Я продолжаю бросать взгляды на вход в «Эпплби» на протяжении своей смены, но ты не появляешься. Я нервничаю. А вдруг ты подумал, я ненормальная, что передала тебе то письмо? Что если ты его так и не прочитал?
Я краснею, вспоминая, что сказала, что ты самый талантливый человек, которого я когда-либо знала. Что может сделать мою влюбленность в тебя еще более очевидной?
– Простите, – резко говорит кто-то перед прилавком.
Я поворачиваюсь, готовая притворяться милой, но это просто Нат и Лис.
– Вы стервы! Я думала, вернулась та ужасная женщина с прошлой недели!
Длинная история вкратце: покупательница назвала меня нахалкой. Вот и все.
Лис скрещивает руки и кладет подбородок на стеклянный прилавок, а в ее глазах с блестящими голубыми и розовыми тенями – сочувствие.
– Отвратительно быть рабом зарплаты.
Хотя по ней и не скажешь, Лис из очень богатой семьи. Возможно, ей не придется работать ни дня в этой жизни, только если она сама не захочет.
– Мне нравится говорить себе, что это укрепляет характер, – говорю я. И показываю на печеньки лопаткой.
– Какие вам, дамы?
– Шоколадные. У меня сейчас цикл, – говорит Нат.
Лис рассматривает подносы:
– А мне как обычно.
Я кладу шоколадное печенье брауни в один пакет и сникердудл в другой.
– Если бы я работала здесь, я бы так растолстела, – говорит Нат. Она худая как спичка, и у нее идеальная осанка после детства, проведенного в балетной школе.
– Да, мама мне недавно сказала, что у меня на ногах целлюлит, – говорю я. – Так что я делаю перерыв в поедании сладкого.
Лис уставилась на меня:
– Твоя мама действительно это сказала?
Нат закатывает глаза.
– Ты удивлена? Это же типичная Джин.
Мэтт выходит через вращающуюся дверь в баскетбольных шортах и футболке. Он кратко машет нам.
– Адьос, чикас, – говорит он. – Я все.
– Тебе не странно с ним работать? – спрашивает Лис после того, как Мэтт направляется на парковку.
Я качаю головой.
– Между нами все круто.
Нат бросает взгляд через плечо в сторону «Эпплби».
– Так вот, я просто скажу. Если отмести в сторону попытку самоубийства, Гэвин Дэвис снова на рынке.
Лис улыбается мне.
– Ну так как, когда ты этим воспользуешься?
Нат ахает, а я смеюсь.
– Мило, Лис. Держишь марку.
– Подруга. Ты влюблена в него уже года три, – говорит она. – Вот твой шанс.
Нат поднимает руку.
– Можно я скажу? – Мы киваем. – Как самая ответственная из нас троих, я бы сказала: попробуй, но будь осторожна.
– Почему это ты самая ответственная? – спрашивает Лис.
Нат осматривает ее с ног до головы, включая радужные колготки, кеды на платформе и розовый бант в волосах.
– Хорошо, можешь быть самой ответственной, – говорит Лис.
Я отламываю кусочек свежеиспеченного печенья с арахисовой пастой.
– Что ты имеешь в виду под «будь осторожна»?
– Он будет подавлен, – говорит Нат. – И может быть немного… – Она изображает знак сумасшествия, крутя указательным пальцем у виска.
Лис кивает.
– Правда. Парень же пытался покончить с собой.
– Ребята, я оценила вашу веру в меня, но Гэвин никогда даже на меня не посмотрит как на девушку, так что мне не очень нужен этот совет.
Глаза Нат вспыхивают.
– Ты так думаешь только из-за той чепухи, которую говорит тебе мама.
Я скрещиваю руки на груди.
– Например?
Она отсчитывает на пальцах одной руки:
– Согласно ей, у тебя целлюлит, ты не фотогенична, не умеешь петь…
– Ладно, ладно. Поняла. – Мой взгляд возвращается к «Эпплби». Может, ты с родителями вышел через другую дверь.
– Но мы же о Гэвине Дэвисе говорим. Он получит «Грэмми» до того, как мы закончим колледж. И более того, если сравнить Саммер и меня…
Лис поднимает руку.
– Пожалуйста, позволь мне показать тебе это с точки зрения лесбиянки. Саммер милая, крутая и все такое, но вообще она не такая сексуальная, как ты думаешь. Я, например, никогда не фантазировала о ней во время мастурбации.
– О БОЖЕ МОЙ, – говорит Нат, ее глаза широко распахнуты от шока. Два розовых пятна темнеют на ее щеках.
Лис вскидывает брови.
– А разве вам можно упоминать имя Господа всуе?
Нат изящно бьет Лис по руке, та принимает позу каратиста и начинает цитировать «Принцессу-невесту»:
– Здравствуй. Меня зовут Иниго Монтойя. Вы убили моего отца. Приготовьтесь умереть.
Именно в тот момент подходит покупательница, и я пытаюсь не рассмеяться, пока укладываю дюжину печенек для нее, но продолжаю фыркать от смеха. Она хмурится на нас троих, словно мы какие-то хулиганки, и ее брови ползут на лоб, когда она видит наряд Лис. Это безумие, когда социалистка-лесбиянка и евангелистка-христианка – твои лучшие друзья, но именно так у нас и получилось. Мы подружились в девятом классе, когда нас всех вместе отправили выполнять задание по музыкальному театру в драматическом кружке. Мы решили спеть прекрасную шаловливую песенку «Две леди» из «Кабаре» (Лис играла конферансье), и мы подружились из-за любви к Алану Каммингу. Мне кажется, что наша дружба словно одежда, которую можно увидеть в Vogue, когда ничего не сочетается, но выглядит абсолютно потрясающе. Мы – клеточка, горошек и полоски.
Как только моя клиентка уходит, я смотрю на Нат и Лис.
– Я написала ему письмо, – говорю я, начиная укладывать печеньки, чтобы продать завтра как вчерашние. Торговый центр закрывается через пятнадцать минут.
– Гэвину? – спрашивает Нат.
Я киваю.
– И я… Я думаю, что он, наверное, его не прочитал. Или если читал, то думает, что я самый жалкий человек в мире. – Становится трудно дышать при одной только мысли об этом. – Я вообще сгораю от стыда. Не знаю, что на меня нашло.
Звенит телефон Нат, и она бросает на меня взгляд.
– Ну, завтра ты узнаешь. Кайл говорит, что Гэв возвращается.
– Завтра? – говорю я.
– Ага.
– О боже, – стону я. – Зачем я написала это глупое письмо?
– Потому что ты чертовски крутая и чертовски сексуальная, и он, скорее всего, знает это, черт побери, и ему просто нужна чертова причина начать встречаться с тобой, – говорит Лис.
Нат кивает.
– Согласна со всем, что она говорит, за исключением ругани.
Лис накрывает мою руку своей.
– Ты сходила с ума по нему вечность. Теперь позволь вселенной решать.
– Или богу, – говорит Нат.
– Или Будде, или Мухаммеду, или, там, Далай-ламе, все равно, – говорит Лис. – Десять баксов ставлю на то, что Гэвин влюбится в тебя до своего выпуска.
– Десять баксов на то, что этого не случится, – говорю я, протягивая руку.
Нат скатывает в шарик пакет и выбрасывает в мусорку.
– И пусть победит лучшая.
Сегодня ты вернулся в школу.
Я вижу тебя в коридорах, ты шутишь с другими парнями из театрального кружка, со своей группой. Вы словно свора хулиганистых щенков; никто из вас не может усидеть на месте. Каким-то образом у тебя получается жить в обоих мирах: музыкальной группе крутых парней и с ребятами-ботаниками из театрального кружка.
Прошло девять дней с того самого дня, и мне кажется, Гэв, что ты снова стал самим собой. Ты в футболке Nirvana, и твоя шляпа заломлена особенно лихо. Она сбивает меня с толку. Я ожидала… чего? Черную водолазку и берет вместо твоего обычного наряда? Греческий хор, следующий за тобой в класс? На тебе снова свитер-кардиган, и я думаю, не для того ли ты его надел, чтобы спрятать запястья. Знаю, не одна я гадаю, есть ли там бинты и шрамы.
Мое сердце ускоряется, и внезапно я чувствую себя глупо. Какая муха меня укусила, что я написала то письмо? Что если ты думаешь, что я перешла границы, что я ненормальная? Что если…