Атей выехал на вершину холма и огляделся вокруг. Там, вдалеке он увидел море. Вот он берег Понта Эвксинского!

Он махнул рукой охране, приказывая им оставаться внизу. А сам стоял на холме, всматриваясь в серо-голубую морскую гладь. Здесь заканчивались скифские степи и власть кочевников над их бесконечным простором. Именно на этом месте заканчивалась и власть самого Атея, царя всех скифов.

Он долго смотрел на зимнее море, а в своём воображении видел эллинские города, что стояли на берегах Понта Эвксинского. Ольвия, Херсонес, Пантикапей, Фанагория и множество других эллинских поселений, которые появились здесь двести лет назад.

Приезжие эллины называли свои города цветной каймой по краю тёмного варварского плаща. А для скифского царя они были как трещина в кувшине – сколько воду в него не лей, вытечет вся до последней капли.

Через прибрежные города сейчас проходила торговля между скифами и Элладой. Каждому известно, что купцы не сеют хлеб, не куют оружие, а ходят в золоте. Торговать всегда прибыльнее, чем заниматься ремеслом. Потому в городах и оставалась большая часть прибыли от торговли.

Атей представил себе огромную скифскую степь, прибрежные города, а за ними, далеко на юге – богатые азиатские и эллинские земли. Теперь ему всё стало ясно. Из городов в скифской степи на юг никак не попасть. Работа, которую он начал, оказалась всего лишь началом, первой ступенью к осуществлению невиданных планов.

Решено – города на берегах Понта Эвксинского должны подчиняться скифскому царю. Но как это сделать? Как ему добиться желаемого?

Война за подчинение эллинских городов сейчас ему была не под силу. Для неё требовалась многолетняя подготовка и объединение сил всех скифских племён.

Хотя Атей и назывался царём всех скифов, его настоящая власть распространялась только на его родное племя паралатов. Ведь Скифия издавна была союзом племён, у каждого из которых был свой предводитель. Хотя паралатов и называли царскими скифами и им должны были подчиняться остальные, но так было далеко не всегда.

Если бы случилось нашествие врагов, как та давняя война между Скифией и персами, Атею подчинились беспрекословно. Но сейчас его могут не послушать. Потому что каждому скифскому племени придётся отдавать своих воинов, на что они могут и не согласиться.

Но великие замыслы так захватили Атея, что он уже не мог просто так отмахнуться от новой идеи. Он уже видел себя хозяином Ольвии и Херсонеса, а Скифию – самой могущественной страной всего известного ему мира. Потому и начал обдумывать пути для осуществления новой цели.

Выходило, что он должен убедить вождей скифских племён начать подготовку к войне. И начинать следовало с самого сильного из всех – Таксариса, вождя катиаров. Если убедить его, тогда вслед за ним согласятся и все остальные.

Но, как же он сможет убедить вождя катиаров начать войну? Ведь Таксарис был из тех, кого называли филэллинами. Он преклонялся перед всем эллинским, восхищался их обычаями и верой. Сложно будет уговорить его. Ведь Таксарис был свято уверен в превосходстве эллинов над скифами.

И что же делать? Пока Атей не находил никакого выхода. Но он понял, что уже не сможет отступиться от своих намерений. Тогда Атей и решил, что поедет к вождю катиаров и найдёт способ убедить или заставить его.

- Григорий Лукич! К вам посетитель! – Секретарша заглянула в двери директорского кабинета. – Звать?

- Кто там ещё?

- Археолог. – Она поглядела вверх, на лакированную чёлку, пытаясь вспомнить фамилию посетителя. Но не смогла, потому ответила просто: - который приехал из Киева.

- А, помню. Пусть заходит.

Григорий Середа, директор горно-обогатительного комбината в городе Орджоникидзе, сказал это и тут же пожалел.

В отличие от своей секретарши, он хорошо запомнил фамилию приезжего археолога. Хотя имя Бориса Мозолевского не было знаменитым, директор уже был хорошо о нём наслышан. Ведь слухи и сплетни идут быстрее писем и телеграмм, а сведения в них куда интереснее газетных статей.

Как только Григорий Середа узнал о начале раскопок на кургане Толстая Могила, тут же ему рассказали о человеке, который будет ими заниматься. Археолог Мозолевский считался неблагонадёжным человеком. Всему виной были две строчки его стихотворения, черновик которого Мозолевский неосторожно забыл на столе.

- Компанию эту Хрущёвых и Брежневых

- Я товарищами не назову.

Этого оказалось вполне достаточно, чтобы Мозолевского с треском выгнали с должности редактора научного издательства.

В настоящее время он работал кочегаром, числясь внештатным сотрудником института археологии. Раскопки Толстой Могилы поручили ему только по одной причине – никто из учёных с именем не захотел заниматься этим безнадёжным делом.

Курган находился на земле, которая принадлежала заводу, и дальнейшей работе он просто мешал. Чем быстрее его раскопают, тем лучше.

Но связываться с подобным человеком директору не хотелось вовсе. Он решил, что археолог относится к людям, считающими себя умнее окружающих. Но жизнь быстро ставила таких на место.

Это надо было додуматься – вслух критиковать руководителей государства! Что он понимает в управлении страной! Да, и в настоящем производстве он вряд ли смог бы разобраться. Развелись в стране болтуны, от которых нет никакого толку. В то время, как народ работает, что бы таким бездельникам было что кушать.

Только директор успел подумать об этом, как Мозолевский вошёл в двери кабинета.

- Здравствуйте, Григорий Лукич!

- Здравствуйте, присаживайтесь сюда. В чём проблема?

- Вы получили документы с разрешением на раскопки?

- Конечно, получил. Вы работаете здесь почти месяц. В чём, собственно, проблемы? Говорите сейчас, потому, что у меня ещё дел много.

Мозолевский не готов был говорить о деле прямо с порога. Он оглядел директорский кабинет. На столе лежали документы, сложенные аккуратной стопкой. А между папок и скоросшивателей он увидел обложку журнала «Знание-сила». Да, так и есть – последний номер.

- Мне для раскопок нужна техника. Раскапывать курган вручную я буду несколько месяцев. Если техника сейчас без дела, тогда вы сможете помочь в раскопках. Мне нужны бульдозеры. С ними мы справимся за две недели. Так и завод сможет быстрее продолжить работу.

Да, это было верно. Из-за весенней распутицы техника простаивала, и работа сейчас замедлилась. Но с такими людьми следовало быть осмотрительнее:

- Ну, насколько мне известно, раскопки на кургане уже были. Говорили, что там ничего нет. Стоит ли отрывать от работы людей и технику?

Тогда Мозолевский встал и подошёл поближе к директору.

- Я знаю о выводах предыдущей экспедиции. Только они неправы. В кургане есть, что искать. Раскопки станут сенсацией, не меньшей, чем находка Трои или гробницы Тутанхамона. Можете мне поверить.

- А вам это откуда известно? – С подозрением спросил его директор.

- У меня есть свои методы, довольно нестандартные.

- Это, какие же?

- Поднимусь на курган, приложу ухо к земле и слышу прошлое!

«Никакой он не диссидент. Похоже, просто не совсем нормальный. Такого опасаться не стоит, но и засиживаться здесь ему не надо».

Так подумал Григорий Середа, а вслух сказал:

- И что же там зарыли в кургане? Какие сокровища?

- Кони в золотой и серебряной сбруе и восемь золотых чаш.

Мозолевский сказал это таким уверенным тоном, с каким бы Середа говорил о содержимом своего портфеля. Эта непонятная уверенность передалась и директору. Неожиданно для самого себя, он сказал:

- Хорошо, дам для вас бульдозеры. Можете приступать к работе.

Наступил день, когда бог солнца Гойтосир одержал победу над силами тьмы. Сегодня день сравнялся с ночью, сегодня зима отступала на север, спасаясь от жарких лучей всемогущего солнца. В этот день, все скифы, кто чтил богов и родные обычаи, праздновали Новый Год.