========== Ёлкина горка ==========

Узнав о стоянке, Добрыня расщедрился на муку. Тётка Ёлка, бодро засучив рукава, затеяла тесто. Девушек сразу же услали за хворостом для уличного очажка, Вольника снарядили за водой, и вскоре на полянке перед Ёлкиной избушкой закипел котелок, зарумянилось над углями белое зубаточье мясо, запахло кипрейным чаем и ароматным сдобным печевом.

Дядька Зуй, проснувшись, хлопнул горяченького кипрейничка вперемешку с самобулькой, ожил и принялся вырезать для тётки Ёлки гребень из зубаточьего панциря. Та хоть и отнекивалась сперва, однако было заметно, что подарок её порадовал, и наверное, оттого пироги с луком вышли у неё особенно хороши. Их ели горячими, с пылу с жару, нахваливая хозяйку. Все расслабились, заметно повеселели. Даже Торвин скинула шлем и куртку, разом утратив грозный вид.

Один только Нарок маялся, не находя себе места. После тёткиёлкиного лечения он вдруг почувствовал себя неважно. Бок совсем не болел, но настроение угасло: не радовал ни лес вокруг, ни вкусный дух от очага, ни мысль о том, что уже через пару дней он вернётся в крепостицу и сможет, наконец, выспаться по-человечески. Его сильно беспокоила мысль о том, что он причинил боль Омеле, так грубо схватив её за руку. Простит ли неуклюжего? К тому же казалось неловко расхаживать перед людьми в одной драной нижней рубахе, лезть же в сменную вонючим и грязным, как козёл, совсем не хотелось. Тётка Ёлка, видно, что-то заметила и рукой подманила его к себе.

- Что-то ты, парень, какой-то кислый. На-ка пирожок, - сказала она, - Должно полегчать.

Но то ли он не был голоден, то ли Ёлкины пироги на него не действовали. Нарок поблагодарил и уныло побрёл к возку. Там к нему подскочил Вольник и, хлопнув по плечу, позвал:

- Айда коней купать?

- Нарок, возьми Тууле, - тут же подала голос Торвин, - А Вольник пусть едет на Воробье!

Вольник радостно подпрыгнул, а Каравай, сообразив, что ему не придётся сейчас вставать и ковылять куда-то с беспокойным парнем на спине, вздохнул с нескрываемым облегчением.

- Ты осторожно, - на всякий случай предупредил Нарок, - Воробей строгий.

Вольник легкомысленно усмехнулся в ответ, подошёл к коню, почесал ему нос, приговаривая какую-то успокоительную чепуху, а потом схватился за прядку гривы возле холки и легко запрыгнул на конскую спину. И Воробей, вопреки ожиданиям Нарока, даже не подумал хватать его зубами за коленки или прижимать ногой к борту возка. С одной стороны, Нароку показалось немного обидно, что конь так легко пустил к себе на спину чужого, не проделав с ним и малой доли штучек, которыми ежедневно допекал хозяина. С другой - начни Воробей капризничать, пришлось бы меняться с Вольником лошадьми, а ведь ехать без седла гораздо приятнее на послушном и невысоком Тууле. Да и удобнее: холка у коня Торвин низкая, и спина круглая, мускулистая, не то что костлявый “забор” дылды-Воробья. А Вольник, похоже, был счастлив уже от того, что можно прокатиться на лошади, способной передвигаться аллюром более резвым, чем неторопливый шаг. Едва дождавшись, чтобы Нарок залез на спину Тууле, он крикнул: “Хоп-хоп!”, шлёпнул Воробья по бокам пятками и помчался галопом через редколесье. Воробей то и дело недовольно подкидывал задом на скаку, но Вольник только смеялся и звонко шлёпал его по крупу ладонью. Нарок, легонечко подтолкнув шенкелями Тууле, порысил за ними следом.

Недалеко от Еловой горки нашлось озерцо, ровненькое, круглое, обросшее по берегам камышом. В одном месте к воде подходила оленья тропка. Именно туда и направил коня Вольник. Быстро раздевшись догола (благо из одежды на нём были одни лишь портки), он затащил Воробья на глубину и принялся тереть его шкуру ладонями, поливать спину и шею из горстей, вымывая из шерсти пот. Нарок заехал в озеро, не раздеваясь, думая просто дать коню освежиться и попить. Однако на обычно спокойного и покладистого Тууле вдруг нашёл весёлый стих: он закусил удила, выгнул шею кольцом, покопал немного перед собой копытом, поднимая фонтаны брызг, и… улёгся во взбаламученную воду. Не ожидавший ничего подобного Нарок успел соскочить с его спины, но всё равно оказался мокрым с головы до ног. Он с досадой подумал, что теперь уж точно придётся, уподобившись Вольнику, щеголять в одном исподнем. И как следует вымыть извалявшегося в иле Тууле, конечно, тоже придётся. Так не всё ли равно, заниматься этим голышом или в насквозь промокшей одежде? Но, видно, для Нарока настал один тех из дней, когда человеку дано хлебнуть стыдобы полным ковшом, на седьмицу вперёд. Он разделся, вымыл коня, а потом, выйдя из воды, полез было одеваться - и обнаружил лежащую поверх рубахи новенькую обережку, тканый поясок в дюжину нитей. Узор на нём изображал раз за разом повторяющийся широко раскрытый глаз, окружённый с двух сторон нежно-розовыми цветками лотоса. Нарок подобрал нежданный подарок и прошептал:

- Нехорошо-то как…

- Что нехорошо? - спросил Вольник.

- Омела приходила.

- Подумаешь, беда! Что она, никогда парня без портков не видала?

- Парня без портков, наверное, видала. А вот такие портки без парня - вряд ли. Я в них с самого отъезда жил безвылазно, они изнутри грязнее, чем снаружи. Омела теперь, верно, будет думать, что я совсем неряха…

Вольник от смеха чуть с Воробья не скатился.

- Ну ты, братец, даёшь! Девка об него все глаза проглядела, не знает, на какой ещё козе подъехать, а он переживает за грязные портки! Главное - ты сам ей нравишься, дурак! А портки и постирать можно. Тётки обычно с этим легко справляются.

- Думаешь? - с сомнением переспросил Нарок, осторожно разглаживая пальцами Омелину обережку.

- Уверен.

- С чего ты взял? Она никогда ничего такого мне не говорила.

- Она девка, ей самой затевать подобные разговоры никак нельзя. Девке положено быть скромной, кроткой и со всеми любезной. По-нашему первым подходить всегда должен парень, а она может только намекнуть, приятен он ей или нет.

- Вот как… У нас, в Загриде, девушки сами выбирают, кто им мил. А подходить к ним без приглашения - это дрэннэ, скверно.

- Чудаки вы там все, в своей Загриде. И хранитель ваш тоже тот ещё чудак.

- Наш кто? - удивился Нарок.

- А, не важно. А с Омелой ты поговори, не обижай девчонку. И имей виду, у дядьки Зуя сыновей нет.*

- Это важно?

- Ну… Кому как.

- Кажется, я понял! - горячо и взволновано проговорил Нарок, - Случись что с дядькой Зуем - их с сестрой кормить и защищать будет некому!

Вольник посмотрел на него как-то по-особенному, а потом вдруг протянул и снова опустил руку, словно собрался погладить его по голове и передумал в последний миг. Но Нароку было сейчас не до Вольниковых дурачеств.

- Послушай, - сказал он задумчиво, - Как мне правильно, по-вашему дать знать Омеле, что она мне очень нравится? Что я хотел бы узнать её поближе? Ну, так, чтобы не напугать её и не обидеть?

Больше всего Нарок боялся, что вместо ответа получит очередной ворох насмешек. Однако Вольник смеяться не стал. Вместо этого он сполз со спины Воробья, пошарил в воде под ногами и извлёк на свет Маэлев кусочек розового кварца**, похожий на маленькое сердечко. В середине его пересекала трещинка. Вольник аккуратно разломил по ней камень и протянул оба кусочка Нароку:

- Подари половинку ей. Она поймёт.

Тем временем на Еловой горке каждый был занят своим делом. Добрыня залез на облучок, снял с пояса кольцо с табличками и углубился в какие-то расчёты. Торвин завернулась в плащ и легла спать. Дядька Зуй всё ещё возился с гребнем. Вернувшись с озера, Омела села у очага чинить Нарокову куртку и рубаху, распоротую Ёлкой по шву. Рядом с ней пристроилась Тиша, вынула из котомки моточки ярких ниток и бёрдышко. Вдруг к ним подошла и сама тётка Ёлка, уселась возле девушек с веретеном.