– Я всегда прихожу к реке, когда неспокойно на душе, – попробовала я объяснить. – Глядя на безмятежное течение воды, легче представить, что все наши проблемы преходящи…

– Мне тоже нравятся эти места. Я прихожу сюда, когда вспоминаю Эвелин.

– Примите мои соболезнования… – сказала я неловко.

В тот год, когда умерла миссис Скорп, я ещё была в пансионе. Смутно помню опечаленную тётю Роуз в тёмном бомбазиновом платье, но само событие начисто изгладилось из моей памяти.

– Ваша жена была больна?

– Она утонула. Как раз в этих местах. Вероятно, у неё закружилась голова, и она упала в реку. Так что, как видите, мисс, одинокие прогулки могут быть опасны.

– Это ужасно, – пробормотала я. У меня у самой голова шла кругом от теснившихся там противоречивых мыслей.

Какое-то время мы шли молча. Телохранители держались в отдалении, но следовали за нами неотступно. Я заметила, что мой собеседник сжимает в руке старинные чётки из матово-коричневого камня.

– Какие красивые! – восхитилась я. – Можно взглянуть?

Мне хотелось перевести беседу в более приятное русло. Пожилой джентльмен так очевидно тосковал о покойной жене, что было бы бестактно растравлять эту рану. Мистер Скорп не доверил мне взять ценный сувенир в руки, но позволил его рассмотреть. Я заметила, что четыре бусины мягко светились желтоватым светом. И от чёток ощутимо веяло магией. Не знаю, как мне удалось это почувствовать. Вероятно, работа у Иннелина обострила моё восприятие. Мистер Скорп казался смущённым.

– Они остались мне от жены, и я привык носить их с собой. Знаете, мне до сих пор её не хватает, – сказал он с неловкостью человека, не привыкшего к откровенности.

«Да, Элизабет, ты мастер светской беседы!»

К счастью, далее нам было не по пути: мистер Скорп направлялся в город, а я хотела навестить могилу Пенни. В лесу я безжалостно обломала куст рябины и теперь несла пышный букет из пунцовых ягод. Пенни он бы понравился, она любила яркие краски.

На кладбище было безлюдно, свежую могилу девушки украшал букет белых хризантем. Я осторожно положила рядом свой, убрала опавшие листья. Рядом на ветку боярышника приземлилась шустрая синица, присмотрелась к ягодам, клюнула раз-другой, улетела. Вспомнилось вдруг, как Пенни пыталась вывести хоть одну трель на альвийской свирели. Как мы тогда смеялись! Пенни, заплетающая Кэтрин косы… Пенни, восторженно обнимающая Демьюра: «Какой красавец! Молоко любишь?» Пенни…

– Мисс Гордон?

Я обернулась. Ко мне по тропинке направлялся преподобный мистер Брандт.

– Красивые цветы, – указала я на хризантемы.

– Их принёс мистер Хардман. Он был здесь утром.

– Он, кажется, работает садовником у миссис Шарп? Разве они с Пенни были близко знакомы? – В моём мозгу зашевелились смутные подозрения. Что за дело какому-то садовнику до нашей Пенни?

– Мистер Хардман – глубоко несчастный человек… Похоже, в его прошлом было много страданий. Как это ни печально, он не может даже облегчить душу исповедью, по причине умственного недуга: в минуты волнения он неспособен внятно выразить свои мысли. Однако я готов признать, что в садоводстве ему нету равных! Он дал мне несколько чрезвычайно полезных советов относительно моих яблонь… Кстати, вы знаете, что наш знаменитый сад в Блэкуотере, поместье Скорпов, был спроектирован Хардманом? В то время он работал садовником у мисс Эвелин. Когда она умерла, Хардман перешел на работу к миссис Шарп. Мистер Скорп, к сожалению, не интересуется садом. Впрочем, полагаю, что и вам это не очень интересно, – улыбнулся мистер Брандт, посмотрев на меня добрыми голубыми глазами. – Знаете, иногда люди, одержимые прошлыми страданиями, находят облегчение, посещая кладбища. Для них это-то вроде терапии. Так что я стараюсь ему не мешать.

Я согласно кивнула, думая о своём. Кажется, не мешало бы встретиться с этим мистером Хардманом.

***

На ловца, как известно, и зверь бежит. Спустя несколько дней, повстречав в лавке миссис Шарп, я внезапно получила от неё любезную улыбку и приглашение на чай. Это было поистине удивительно! В отношении меня миссис Шарп всегда была язвительней прочих. Неужели несчастье с Пенни смягчило её чопорный нрав? Разумеется, я с благодарностью согласилась и ровно в пять постучалась к ней в калитку.

К дому вела аккуратная дорожка, обсаженная кустами, которые были подстрижены в форме шахматных фигур. Чувствовалась рука искусного мистера Хардмана. Я миновала коня с лебединой изогнутой шеей, прошла мимо стройной башни-ладьи и поднялась на крыльцо.

Миссис Шарп в практичном твидовом платье, отделанном широкой тесьмой, восседала возле накрытого стола как олицетворение благочинности. Я похвалила её камею, а старая дама добродушно предложила мне отведать чаю и гренок с маслом.

Пока она разливала чай в тоненькие белые чашки, я осмотрелась. Гостиная миссис Шарп походила на изящную шкатулку, набитую безделушками; их было, пожалуй, даже слишком много. Вся мебель была благопристойно задрапирована тканью. Обивка моего кресла на первый взгляд казалась шёлковой, но, проведя ладонью, я поняла, что она сделана из ситца, пропитанного специальным составом. Очевидно, миссис Шарп была не прочь пустить пыль в глаза своим друзьям и знакомым.

Кроме чая, пожилая леди предложила стаканчик хереса, «чтобы согреться в такую погоду». Я хотела было отказаться – не люблю херес – но потом подумала, что алкоголь быстрее сможет развязать ей язык. Пришлось согласиться.

После первых пяти минут, в течение которых мы обменялись стандартными любезностями, наша беседа стала напоминать мягкое перетягивание каната. Миссис Шарп живо интересовалась моими взаимоотношениями с Иннелином, я же пыталась перевести разговор на тему садоводства вообще и мистера Хардмана в частности.

– Девочка моя, я помню твою маму, она была такой очаровательной молодой леди! Кому же, как не мне тебя предостеречь!

Наклонившись ближе, миссис Шарп заговорщицки прошептала:

– Советую всегда держать при себе безопасную булавку, лучше железную, и ежели этот хокермен вздумает… хм… воспользоваться обстоятельствами, ты его – булавкой, булавкой! Альвы железа не любят.

Я не знала, смеяться мне или плакать. Думаю, такая реакция девушки на ухаживания у любого джентльмена отбила бы охоту, не только у альва!

– Поверьте, миссис Шарп, мистер Иннелин никогда не давал мне повода задуматься о подобных предосторожностях!

– Дорогая, но ведь все знают, что ни одна женщина не сможет противиться альву!

Хихиканье почтенной дамы я отнесла на счёт действия хереса.

Внезапный приступ добросердечия миссис Шарп получил объяснение. Она позвала меня, чтобы вдоволь посплетничать об Иннелине, а заодно выспросить подробности случившейся трагедии. Я заметила, что кроме меня, сегодня на чай больше никого не пригласили. Миссис Шарп не хотела себя скомпрометировать. Её нескромные расспросы о хокермене меня порядком смутили. Боже, надеюсь, она не рассчитывает узнать, каков Иннелин в постели? Неужели в городе меня считают падшей женщиной?!

Разумеется, я могла извиниться и уйти, но в интересах дела приходилось сдерживаться. Выразив своё восхищение садом (кстати, вполне искреннее!), я ещё раз попыталась расспросить о мистере Хардмане.

– О, его невозможно заполучить, мне просто повезло! – воскликнула разрумянившаяся дама. – Все считают, что Хардман ушёл от Скорпа, так как тот не мог должным образом оценить его работу, но мне кажется, здесь что-то нечисто!

Миссис Шарп улыбнулась, вся засияв от предвкушения изложить новую сплетню:

– Сразу после переезда Хардман жаловался на кошмары. Спал со светом, хотя я не одобряю такое расточительство, почти не мог говорить – в общем, было налицо какое-то ужасное потрясение! Мне пришлось поселить его в отдельном флигеле, стоящем в саду. Не будь я так уверена в бедняжке Эвелин, я бы подумала, что их с Хардманом связывали не только рабочие дела…

Видимо, изощренный ум миссис Шарп не мог себе представить, чтобы двух людей связывали ещё какие-либо отношения, кроме любовных. У меня возникло другое подозрение: что если мисс Эвелин и её садовник были сообщниками? Действительно ли она умерла? Вдруг ей просто понадобилось скрыться? Может быть, Хардман помог ей? Что если он – добровольно или под принуждением – помогает ей до сих пор?